Еда и патроны

— Хе, да ты оригинал. Обычно спрашивают «Где я?» или на худой конец «Кто я?», а ты вон как завернул. — Чумазый проделал пальцем в воздухе замысловатый пируэт. — Сразу видно отродье ваше наймитское, только бабло да шмотки на уме. Национализирован твой автомат, на крови нашей заработанный. Так что ты о себе лучше подумай да о том, как отвечать перед народом будешь за злодеяния свои беспутные.

— Нет, не автомат. Человек. Человек где, который с СВД? Я в него стрелял.

— Что стрелял ты, мы слыхали, а вот в кого стрелял…

— Труп был там?

— Не считая твоего — нет, не видал.

Стас обреченно вздохнул и снова закрыл глаза, понимая, что разговаривать с чумазеем в каске больше не о чем. Разве что…

— Попить дай.

— Это можно. — Железная башка ненадолго скрылась из виду и появилась уже с большой алюминиевой флягой.

Стас потянул руку к желанному сосуду, но чумазый оттолкнул ее в сторону.

— Куда ты грабли свои растопырил? Вот народ!.. Никакого воспитания. Погоди, в кружку налью, а то напустишь мне еще заразы какой во флягу.

Чумазый вынул откуда-то из-под засаленной фуфайки поцарапанную эмалированную кружку, подышал на нее, потер о рукав и только после этой сложной процедуры налил воду.

— На, хлебай, нерусь немытая.

Стас сделал несколько больших глотков и, осушив кружку, снова повалился на свое неуютное ложе. Вода смочила потрескавшиеся губы, оживила голосовые связки.

— Это почему же я нерусь? — поинтересовался он. — Да еще и немытая?

— У мамки своей спроси почему.

— А что мне у нее спрашивать? Мать у меня русская, да и отец тоже.

— Ага, все вы русские. Намешалось черт те что на нашу голову.

— На чью это — на вашу?

— А, чего с тобой разговаривать⁈ Ты хоть в Бога-то какого веришь?

— Атеист я. На себя надеюсь больше.

— Э-э, а еще русским называется. Какой же ты русский, коли на тебе креста нет? Не русский ты. Так… недоразумение какое-то. Шатаешься по миру неприкаянный. Кто заплатит, на того и батрачишь. А уж платит-то вам известно кто. Да только что тебе до этого? Лишь бы в кармане звенело да в стволе блестело. Человечишко был, да и нету его, а монетки-то вот они. — Чумазый похлопал себя по ляжке. — Карман приятно тянут, душу греют. Да? У вас, наймитов, душа-то если и есть, то не иначе как в кармане хоронится. Русский он… Да ты русских-то, чай, положил — не пересчитаешь.

Стаса уже начала утомлять эта дискуссия, да еще и голова разболелась.

— Рожу умой сначала, а потом уж учить берись, — устало ответил он, рассчитывая прервать беседу, но не тут-то было.

Чумазый, судя по всему, страдал очень серьезной нехваткой общения.

— Ты мне, парень, не хами, а то сейчас быстро по соплям получишь. Ишь ты, ерепенистый какой. Пять минут назад помирал, а теперь хамит уже. Расскажи-ка лучше, кто тебя дыранул так зверски. Небось, тоже кому-то нахамил? Ты ведь со стороны Мурома чесал? Так? Неужто полицаи тамошние постарались? Общался я с ними как-то раз. Редкостные, скажу тебе, суки. Прямо фашисты, только хуже. Мнят себя, ну ни дать ни взять, господами. Что ты, что ты, не плюнь рядом. А разговаривают-то как — ласково, вкрадчиво, словно со скотиной домашней. Только вот брякни чего невпопад — так прикладом ухайдакают… Одно слово — фашисты. Что молчишь-то? Они?

— Точно.

— Ааааа, вот ты на вранье-то и погорел, — ощерился чумазей. — Чтоб какой холуй муромский один да под ночь в лес сунулся — ни в жизнь не поверю. Уж коли врать взялся, так поскладнее байку сочини.

— Раз умный такой, чё тогда спрашиваешь?

— Э-э, кажись, просекаю. Не иначе заказали. — Чумазый погладил себя по нечесаной бороде и довольно загоготал. — Вот ведь какие жизнь кренделя-то отчебучивает. Заказали, да не тебе, а тебя. А я и думаю, чего это командир наш полудохлого наймита прихватить решил. Все же умный он у нас, командир-то, сразу смекнул, чем тут пахнет.

— Ну и чем же? — нарочито безразлично поинтересовался Стас.

— Денежками, денежками пахнет. Не чуешь?

— Что-то не очень.

— Это потому, что бестолочь ты необразованная. За заказ деньги плочены, а не отработаны, коль жив ты еще.

— Ну и…

— Ну и отработаем, — усмехнулся чумазый. — Надо только заказчика твоего найти.

— Флаг вам в руки. Ищите. — Стас помрачнел и задумался. — Мутный ты тип. Сам мне тут втирал, как нехорошо людей за деньги убивать, а теперь уже продать человека готов с потрохами.

— Такого, как ты, можно и продать. Не грех. Я бы и сам тебя к стенке поставил, да патрон жалко.

— А ты ножом давай, — решил немного побравировать Стас, а заодно попытаться разузнать побольше о своих нынешних спутниках, благо ситуация к этому весьма располагала.

— Смотри, дошутишься. Я человек сговорчивый, могу и навстречу пойти твоим пожеланиям.

— Сколько с вашей братией голопузой пересекался, а такого общительного рейдера первый раз встречаю.

— Рейдера, говоришь? — нахмурился чумазый. — Слово-то какое выдумали нерусское. Это для такой мрази продажной, как ты, мы рейдеры, а для народа простого мы — освободительная армия.

Стаса такая теория даже позабавила. Он вполне искренне улыбнулся, хотя оправдавшиеся подозрения насчет рода деятельности его вынужденных попутчиков совсем не внушали ему оптимизма.

— Народ? Так народ и платит таким, как я, чтобы от вас, «освободителей», избавиться.

— Э нет, врешь, — потряс пальцем чумазый. — Ты не путай народ русский с нехристями погаными. Расплодились на земле нашей, жируют, мошну набивают, русским житья не дают. Только ты-то этого не замечаешь, не хочешь замечать. Невыгодно тебе это. Оно и понятно, с их же рук племя ваше блядское кормится.

— У вас тут все такие идеологически подкованные?

— Нет, к большому несчастью, но дело поправимое.

Стас уже практически смирился с неизбежностью грядущего промывания мозгов и покорно приготовился слушать, но судьба сжалилась-таки над ним.

— Стоп машина, — раздался впереди чей-то хорошо поставленный командный голос, и телега остановилась. — Черных, Пахомыч и Седой в охранение, остальные за мной. Черных, накорми пленного.

— Опа, пришли уже, что ли? — удивился чумазый. — Ну ладно, опосля еще побазарим, пора мне.

Настырный собеседник поправил каску и ускакал вперед.

Стас немного приподнялся на локте в попытке рассмотреть, что же там такое происходит, но ничего, кроме лошадиной задницы, не увидел. Вдруг что-то больно ткнулось ему в плечо, едва не заставив вскрикнуть от неожиданности.

— А ну лежи смирно, — прозвучало сзади.