Падший враг

Это было самое большее, что он говорил мне за месяцы, может быть, даже годы, так что я наслаждался этим. Дело было не в том, что он игнорировал меня. Папа хорошо заботился о том, чтобы я получал отличные оценки, посещал внеклассные мероприятия и тому подобное. Он просто не любил много разговаривать.

Вердикт пришел вместе с рентгеном. У Грейслин были сломаны две ноги и небольшой вывих позвоночника, который потребовал хирургического вмешательства.

Она также страдала от тяжелого случая быть мешком с дерьмом.

Последнее не было медицинским диагнозом, но, тем не менее, было правдой. Как только подействовали болеутоляющие и ее ноги были загипсованы, она указала на меня обвиняющим пальцем, сузив свои смоляные глаза.

— Это он. Он сделал это со мной. Он толкнул меня, мама.

Это был первый раз, когда я действительно потерял дар речи. Толкнул ее? Я пытался спасти ее, и она чертовски хорошо это знала.

— Ебанулась! Ты побежала по уступу и упала, — горячо сказал я. — Я пытался поднять тебя обратно. Ты чуть не оторвала мне руки. Вот, я могу это доказать.

Засучив рукава, я повернулся, чтобы показать папе и Миранде следы, которые Грейслин оставила на моей коже. Они были красными, глубокими и воспаленными, уже наполовину превращающимися в шрамы.

Грейслин категорически покачала головой.

— Ты пытался толкнуть меня, поэтому я сразилась с тобой. Ты хотел избавиться от меня. Ты сам так сказал. Ты устал делить внимание мамы и папы.

Это звучало именно так, как она бы поступила. Я ненавидел получать внимание от папы и Миранды. Оно всегда было негативным и приводило меня к неприятностям.

Мой рот был открыт.

— Почему ты лжешь?

— Почему ты лжешь? — Она оскалила зубы. — Тебя поймали. Просто признайся! Ты мог убить меня.

— О, мой голубчик. Что это чудовище сделало с тобой? — Миранда уткнулась лицом в шею дочери и обняла ее. Казалось, она плакала, но, держу пари, ее глаза были сухими.

Я оглядел комнату, ожидая. . . что? Кто-то, кто войдет в дверь и поддержит меня? В мире не было никого кто мог защитить меня. Я всегда это знал, но внезапно тяжесть моего одиночества сдавила мне грудь, и мне стало трудно дышать.

— Ложь — трусливый выход, сынок. — Пальцы отца крепко сжали мое плечо, предупреждая меня не защищать свое дело. — Признайся и столкнись с последствиями как мужчина.

Он не поверил мне.

Он никогда не собирался мне верить.

Он просто хотел, чтобы это прошло для него и для Миранды, чтобы больше не было криков, воплей и пощечин.

Грейслин, несмотря на то, что я не преуспевал во всем, оставалась их любимым ребенком. Нормальным ребенком. Тот, кто смеялся, и плакал, и зевал, когда это делали другие.

Болезненное осознание того, что я действительно один в этом мире, обрушилось на меня.

Глядя на Грейслин сверху вниз, стиснув зубы, с мертвыми глазами, я пожал плечами.

— Конечно. Я толкнул ее. Единственное о чем я жалею, так это о том, что не смог закончить работу. Думаю, в следующий раз повезет больше.

И тут до Грейслин дошло. Что все это было на самом деле. А не часть наших глупых, выдуманных игр. Я видел это в ее глазах. Вспышка сожаления, за которой последовал выброс адреналина. Осознание того, что, что бы она ни делала, это работает, по крайней мере, сейчас. Что она наконец-то обыграла меня.

Но я бы никогда не позволил ей победить. Нет, если бы во мне еще было дыхание.

Я развернулся и вышел из больничной палаты, оставив позади жалкое подобие того, что должно было быть моей семьей.

Позже той же ночью Миранда вернулась из больницы без Грейслин. Мы с папой ждали в столовой, молча глядя на свои руки.

— Дуг, на пару слов, — отрезала Миранда, призывая моего отца наверх. Они заперли за собой дверь спальни. Я приложил ухо к их двери, во рту у меня пересохло.

— . . . слишком много, слишком долго. Это банальное пренебрежение. Я не могу с чистой совестью допустить, чтобы моя дочь стала добычей в руках твоего неуправляемого сына. С меня достаточно, Дуг.

Я знал, что действительно беспокоило Миранду во мне, и это не имело ничего общего с Грейс.

Я выглядел в точности как моя мать, покойная Патрис Шаламе.

Я был постоянным напоминанием о том, что она была жива. Что когда-то она украла у нее Дугласа Корбина. Что если бы не Патрис, я бы никогда не родился.

Грейслин тоже не было бы.

Для папы и Миранды существовала альтернативная утопия. Версия реальности, которой им почти удалось достичь. И это ваш покорный слуга обгадил все это.

Слуги постоянно говорили об этом. Перешептываясь, они взбивали подушки, готовили для нас питательную еду, возили нас с Грейслин на тренировки по теннису и балету.

Как гласит история, Миранда и папа встречались на протяжении всего колледжа. Она не обращала внимания на неосмотрительность Дуга — что бы ни значило это слово — и не выпускала его из виду. Когда одиннадцать лет назад папа был на свадьбе друга в Париже, Миранда захотела присоединиться к нему. Но это было частное мероприятие, в котором участвовало пятьдесят человек, без приглашений плюс один.

Там он и познакомился с Патрис. Гламурная актриса из Ренны и подружка невесты. У них было рандеву (опять же, без понятия, что это значит), после чего отец вернулся в Америку.

Дугу и в голову не приходило, что Патрис постучит в его дверь два месяца спустя с положительным тестом на беременность, белая как полотно. Легенда гласит, что ее вырвало на его туфли, чтобы доказать свою точку зрения, прежде чем он даже закончил спрашивать, что она там делает. И что Миранда была в его квартире в то время, в менее чем приличном состоянии, ехидно сказала одна экономка.

Отец отца — мой дедушка — заставил себя поступить правильно. Так папа женился на Патрис, совершенно незнакомой ему женщине.

Слуги всегда говорили, что мой дедушка никогда не любил Миранду.

Слишком требовательная. Слишком уж она была социальным альпинистом.

Ответ Миранды на публичное унижение был хладнокровным. Вскоре после этого она забеременела от папиного лучшего друга. Человек по имени Лео Тайер. Австралийский наследник империи по экспорту говядины. Ее ответное предательство было настолько тщательным, что Грейслин родилась так похожей на Лео, что тест на отцовство, который Миранда прислала отцу, подтверждающий, что Грейслин не его, был не нужен.

Версии о том, что произошло потом, разошлись. Я слышал несколько историй от нескольких слуг. Но самой популярной была история о том, как мой отец и Миранда возобновили свой роман до того, как мы с Грейслин перестали питаться молоком наших кормилиц.

Только теперь Миранда была не любимой девушкой, а любовницей. Пока не умерла Патрис, и ее повысили до жены.

Миранда, как и ее дочь, не могла никому проиграть. Особенно десятилетнему ребенку.

— Я поговорю с ним, — пробормотал отец. — Заставлю его понять, что он сделал неправильно.

— Этого недостаточно. Думаешь, я могу спать по ночам, зная, что твой сын находится через холл от моей дочери после того, что он с ней сделал?

— Мы не знаем точно, что произошло, милая.

Меня удивило, что папа заступился за меня, но я знал, что он не собирается долго стоять на своем. Она утомит его. Она всегда так делала. И он, ослепленный своими грехами, ее красотой, покорится.

— Что ж, мне неприятно это делать, но либо он, либо мы.

— И куда мне его девать? — Папа нетерпеливо выплюнул. — Он ребенок, Миранда. А не чертова ваза!

— Недалеко отсюда есть школа-интернат. Академия Эндрю Декстера. Туда ходит сын Элейн. Тот, кто был в той одаренной программе? У меня есть брошюра. . . — Я услышал шорох бумаги.

Конечно, брошюра у нее была под рукой.

— Ты хочешь, чтобы я отправил его в частную школу на другом конце штата? — прорычал он. — Господи, Миранда, послушай себя.