Падший враг

— Бьюсь об заклад. — Он оглядывается вокруг нас, рассматривая въезд. Конечно же, это в основном пары, с несколькими комбо-матерями, дочерьми и подружками в машинах. — Не знаю почему, но у меня такое ощущение, что моя мама любила этот фильм. Он напоминает мне о ней.

— Любила?

— Она умерла, когда мне было шесть лет.

Я чувствую, что открыла невозможный уровень в видеоигре, и теперь мне нужно очень сконцентрироваться, чтобы пройти его. Этот мужчина никогда раньше так не открывался мне.

— Как это случилось? — Я переключаю все свое внимание на него.

— Обычный путь богатых людей. Авария на лодке. — Его челюсть подрагивает.

— Тебе не нравится говорить об этом.

— Дело не в этом. — Он проводит указательным пальцем по своей пятичасовой тени. — Я просто не привык к этому.

Он смотрит на меня со смесью благодарности и облегчения. Неужели никто не говорил с ним об этом раньше?

— Не то, чтобы это имело значение. Видимо, она ненавидела меня. Ну, мой отец утверждал, что она провела со мной в общей сложности четыре недели, пока мы оба были живы.

— А ты что думаешь? — Я спрашиваю.

Это дико, что от него ожидали, что он будет верить в худшее о своей матери. Даже если она не была лучшей мамой, зачем рассказывать своему ребенку о его покойной родительнице?

— Я не знаю, — признается он. — Она не похожа на злодейку по фотографиям и моим очень смутным воспоминаниям о ней, но, как мы знаем, Сатана имеет обыкновение приходить в красивой упаковке и с атласным бантом. Вспомни Гре… — начинает он, но останавливается, вспоминая, что мы не должны говорить о них сегодня вечером. Выражение его лица становится плоским. — Вспомни любого, кто когда-либо играл с дьяволом.

— И поэтому ты решил поиграть с ним? — Я нажимаю. — Дьявол, я имею в виду? Потому что ты думал, что найдешь в ней свою мать? — Я сейчас говорю о Грейс. Пол мимоходом рассказал мне о бурных отношениях сводных братьев и сестер, когда он говорил о ней.

— Я никогда не думал об этом в таком ключе. — Он откидывается назад, ухмыляясь, цинизм возвращается к его чертам. — Полагаю, у меня есть проблемы с мамой. У меня были плохие представления о матери, поэтому я выбрал женщину, которой так же не хватало матери. Что заставило тебя выбрать своего дьявола?

Откинувшись на подголовник, я хмурюсь.

— Никаких проблем с отцом, извини, что сообщаю. Я выросла, слыша от людей, что у меня ничего не получится. Что мне никогда не выбраться из маленького городка, в котором я выросла. Пол, мой дьявол, — поправляю я себя, улыбаясь, — был мирским человеком. Богатый, перспективный, инновационный - все то, что, как я думала, поможет мне выбраться из моей рубрики "девочка из маленького городка". Само его присутствие в моей сфере давало обещание, что я буду жить большой, блестящей жизнью. Это сработало, по большей части. Потому что в хорошие времена... он был замечательным. Лучшим.

Он цокает.

— Жаль, что нас не оценивают по нашим хорошим временам. Именно то, как мы действуем в трудные времена, делает нас теми, кто мы есть.

Я смотрю на него с удивлением. Он прав. Пол был великолепен, когда все было хорошо. Но когда мы столкнулись с препятствием, я не могла на него рассчитывать. Не в тех местах, которые имели значение.

Наши глаза прикованы к этому странному взгляду, и я не знаю почему, но что-то в этом моменте кажется монументальным и необработанным. Внезапно и впервые за много лет я остро чувствую свою женственность. Не просто как факт, а как существо.

— Перестань так на меня смотреть, — наконец говорю я, хотя, похоже, тоже не могу отвести взгляд. Как будто мы в трансе.

— Как? — Он выгибает бровь.

— Как будто я сырое мясо.

— Тебя можно разжевать до мелочей, — поддразнивает он, призрак улыбки проходит по его лицу. — Хорошо. Ты первая.

Мы все еще смотрим. Господи, если бы мои сестры были здесь, они бы расхохотались. Я никогда не умела скрывать свои чувства.

Мне нужно все, чтобы оторвать взгляд от фильма. Проходит несколько мгновений, и мой взгляд возвращается к нему, только чтобы обнаружить, что он не переставал смотреть на меня.

— Мы должны уйти. — Он внезапно выпрямляется, его голос хрипит.

— Почему?

— Потому что я собираюсь сделать то, о чем мы оба пожалеем.

Я тяжело сглатываю, облизывая губы. Смелость вертится у меня на языке. Его глаза пристально смотрят на меня, ожидая, оценивая, умоляя. Я внезапно чувствую себя голой. Так же, когда он смотрел на меня в Италии. Как будто между нами нет преград.

— Я не собираюсь сожалеть об этом, — наконец шепчу я.

— Блядь. — Он закрывает глаза, откидывая голову назад. Для меня очевидны две вещи: я ему нравлюсь, но он этого не хочет. — Будешь.

— Нет, не буду, — говорю я громче. — Поверь мне.

— Хорошо. — Он стирает пространство между нами за секунды, внезапно рядом со мной. — Потому что я никогда не жалел о том первом поцелуе. Ни на наносекунду, Виннфред.

Он хватает меня за затылок и притягивает ближе, и его губы врезаются в мои. Поцелуй сначала нежный, как будто он проверяет температуру. Когда я открываю рот, сигнализируя о своей окончательной капитуляции, он стонет. Его язык обвивается вокруг моего, превращая поцелуй во что-то совершенно иное. Голодное и отчаянное. Мир вращается вокруг нас. Я чувствую, как моя хватка гравитации ослабевает, но тем не менее я целую его еще крепче, обвивая руками его шею. И когда этого все еще недостаточно, когда центральная консоль настаивает на том, чтобы разлучить нас, я делаю невероятное и вскакиваю, взбираясь на него сверху, оседлав его тощую талию.

У него вкус "Скиттлс", кока-колы и кого-то нового и волнующего. Он зарывается пальцами в мои волосы, собранные в хвост, а затем использует их, чтобы приподнять мое лицо и вытянуть шею. Он проводит языком по моей шее, пробуя на вкус пот, который все еще остается на мне после сегодняшнего шоу. Он издает счастливые звуки, которых я никогда не слышала от мужчин. Смесь между бормотанием и стоном. Его лицо исчезает между долинами моих грудей через мой топ.

— Я хотел сделать это со времен Италии. С тех пор, как я увидел тебя на том балконе, и ты выглядела как подарок. — Его голос едва слышен шепотом. Настолько, что я даже не знаю, действительно ли он это сказал или это все в моей голове. Но мысль о том, что он так долго хотел меня, заставляет меня опьянеть от власти. Мстительный Пол и Грейс и такая невероятно горячая для него. Я просовываю руку в его брюки и обхватываю его. Он горячий и твердый, как скала. Я смотрю на его макушку, пока она качается. Он облизывает след, очертания моей груди сквозь рубашку.

Я сжимаю его член.

— Еще.

Он смотрит на меня, ошеломленный и немного покрасневший.

— Ты уверена?

Я киваю.

Я осыпаю поощрительными поцелуями все его лицо, губы, шею. Его движения быстрые и отчаянные, и мне доставляет удовольствие видеть его настоящим хоть раз, и особенно потому, что он настоящий для меня.

Его член встает между нами, длинный и твердый, и я соскальзываю с сиденья на пол, прежде чем поймать его кончик в рот, все еще находясь в оцепенении от того, что делаю это. С кем-то другим. С кем-то новым. С кем-то пугающим.

— Вот дерьмо. — Он возится со своим сиденьем, пытаясь найти способ отодвинуть эту чертову штуку, чтобы дать мне больше места, чтобы взять его побольше. — Глупый БМВ. Дай мне минутку, Винни.

Винни. Он никогда меня так не называет. Меня забавляет и удивляет, что я Винни в его голове, даже когда он настаивает на том, чтобы называть меня Виннфред. Я не подчиняюсь. Я обхватываю его член кулаком и опускаю голову, проводя языком по его кончику. Он шипит от удовольствия, такого сильного, что, клянусь, оно окунается в боль.

— Блядь. Пожалуйста.

— Что пожалуйста? — Я дразню.

— Просто подожди секунду. Если я не найду нужную кнопку, я просто сорву проклятое сиденье с основания. Это все равно того стоило бы, но я больше не смогу смотреть на себя в зеркало, как раньше.