Падший враг

Никогда в жизни не встречала большей головной боли. Этот Корбин, должно быть, обжора для наказания. Он только и делает, что ноет и требует.

Последние несколько месяцев я пыталась собрать воедино причину, по которой Пол сел на тот рейс с Грейс. Он действительно подвез ее? Или это было непристойно? Я вспоминаю наши разговоры, роюсь в его вещах в нашей квартире, пытаясь найти улики.

До сих пор я не нашла никаких доказательств романа. Ничего, что могло бы вызвать у меня подозрения. Все, чем он владел и держал под рукой, было таким невинным. Фотоальбомы, безделушки, его коллекция марок, подписанные бейсбольные футболки.

Иногда я думаю о том, чтобы позвонить этому напыщенному существу Арсену Корбину. Наверняка у него есть все ответы на мои вопросы. При всех своих вопиющих недостатках, он кажется находчивым человеком. Из тех, кто быстро находит ответы на свои вопросы.

Я не сомневаюсь, что он узнал все, что нужно знать об обстоятельствах, которые привели Грейс и Пола к тому же самому самолету, который унес их жизни.

Но я не могу заставить себя попросить его об услуге. Вот если бы он подошел ко мне, это было бы совсем другое дело. Разве это не было бы чем-то?

Тупая боль пронзает мой лоб. Я останавливаю прокрутку и звоню маме. Рите Таулз всегда удается поднять мое настроение, даже когда оно на помойке.

— Сливка! — вопит она от восторга. — Мы с твоим папой только что говорили о тебе. Он здесь, рядом со мной. У тебя горели уши? Он спросил, помню ли я, как ты в детстве пыталась ходить на моих каблуках и сломала лодыжку. Конечно, я помню. Я была тем, кто отвез тебя в больницу, пока ты кричала до небес.

У меня до сих пор есть небольшой шрам на лодыжке, чтобы показать это.

— Это был хорошо усвоенный урок. Никогда больше не носила каблуки, — говорю я с задумчивой улыбкой.

— Кроме дня твоей свадьбы, — напоминает она мне. Мое настроение снова увядает. Все дороги всегда ведут к Полу.

— Это были платформы, а не каблуки, ма. И я носила их только для членства.

Мы с Полом обвенчались в моей поместной церкви в Малберри-Крик. Мы закопали бутылку бурбона вверх дном в месте проведения свадьбы и танцевали в ночи босиком. Когда он увез меня в медовый месяц моей мечты в Таиланд, я села в самолет в пижаме, которую он упаковал и купил для меня заранее, а мои ноги все еще были грязными после свадьбы. Он растирал их на коленях, пока я не заснула во время долгого перелета. Это был еще один пример того, каким удивительным был Пол. Внимательный и всегда заботливый.

Кроме тех раз, когда его не было.

— Лиззи придет сегодня на ужин. И ты знаешь, что Джорджи всегда здесь. Так что я делаю персиковый коблер, — говорит она о моих сестрах.

— Черт. Я хотела бы быть там.

— О, но ты можешь! Просто садись в самолет и приезжай к нам.

— Об этом . . . — Я умолкаю. — У меня есть новости.

— Что такое, сливка?

Я набираю кислород в свои легкие, готовясь к своему объявлению.

— У меня есть работа! Новая роль. Я буду Ниной из «Чайки».

Линия замолкает. На секунду я думаю, может быть, я потеряла связь.

Папа восклицает первым.

— Это так? Бродвей и все такое?

Я вздрагиваю.

— Не совсем Бродвей. Но это признанный театр на Манхэттене.

— Как долго будет продолжаться это выступление? — Он продолжает.

— Один год.

— Как мило. — Ма прочищает горло, разочарование звучит в ее голосе. — Это . . . Я имею в виду, это то, что ты хотела. Я рада за тебя.

Краем глаза я вижу бурый камень Адской Кухни. Мои ноги словно налиты свинцом. Я знаю, что огорчила своих родителей, которые думали, что я с теплотой отношусь к идее вернуться домой. Какая-то часть меня все еще хочет вернуться домой. Она тоже не маленькая. Но эта роль важна по многим причинам. Одну из них я даже не могу произнести вслух.

— Пожалуйста, прекрати. Ты заставляешь меня краснеть от всего твоего волнения, — бормочу я, но в моем голосе нет настоящего укуса. Как ни больно мне это признавать, я их понимаю. Они хотят лелеять меня, помочь мне встать на ноги. Присматривать за мной, пока я рядом.

— Я просто не думаю, что это хорошая идея, что ты там совсем одна, — говорит Ма с тяжелым вздохом. — Может, мне приехать? Только на пару недель? Приготовить тебе персиковый коблер? Я не буду стоять у тебя на пути. Не волнуйся. Эта старушка может найти себе развлечение сама.

— Не надо, ма, — умоляю я, паника охватывает меня. — Я в порядке. Я обещаю.

Наша квартира — кажется, теперь это моя квартира — современная, с двумя спальнями. С открытой кухней, восточным видом на горизонт Манхэттена и тем, что риелторы любят называть характером. Мне нравится в ней все. Стеганые кожаные табуреты у черного гранитного острова на кухне, предметы искусства, которые мы с Полом собирали на маленьких блошиных рынках во время нашего медового месяца, и больше всего то, что это место все еще пропитано его присутствием. Набухшее от обещаний и ожиданий, что он вернется в любой момент.

Что он толкнет дверь с улыбкой ведущего дневного шоу и объявит: «Дорогая, я дооома!»

Сбросит меня с ног, крепко поцелует и спросит, как поживает его любимая девушка.

Его кроссовки все еще стоят у двери. Его зубная щетка спрятана в чашке у раковины «Джек-и-Джилл», щетинки изогнуты, как спелый одуванчик. Пол вытер зубы до крови.

Меня странно утешает, что его йогурты все еще в холодильнике, рассортированные по просроченным срокам, хотя я знаю, что их быть не должно. Что его запасные контактные линзы все еще висят у крана его раковины, ожидая, когда их наденут.

Вот почему я не хочу, чтобы родители навещали меня. Я не должна хранить эти вещи. Повседневные мелочи, которые он больше не будет использовать. Его таблетки в оранжевых баночках, очки для чтения на ночном столике вместе с открытой газетой, которую он читал, и статьей, которую он так и не закончил, глядя на меня. «Добыча на дне моря».

В том, что мы расстались так некрасиво, виноват "Нью-Йоркер".

В последний раз, когда я его видела, мы поссорились.

Я приставала к нему с просьбой отменить подписку на газету. Он так и не притронулся к ней, а у меня аллергия на мировые новости и тревогу, которую они вызывают. Я выросла экономной, и мне не нравилось, что Пол выбрасывает деньги просто так, без всякой причины, если они у него есть. В тот вечер он демонстративно открыл газету, прочитал половину статьи, отложил ее в сторону и пообещал, что прочитает остальное, когда вернется из поездки в Париж.

Не закрывай газету. Я вернусь к этому, — предупредил он. Ей богу, я вернусь. Единственная причина, по которой я не беру ее с собой, это то, что Фил всегда хочет поговорить о бейсболе, когда мы летаем вместе.

Я никогда этого не делала. Она осталась на месте. Каждая новая газета, которую я получаю каждый день, свернута и ждет в стопке в кладовке, пока Пол придет и прочитает ее. Как будто он может однажды материализоваться, войти сюда и спросить меня, что он пропустил за эти восемь месяцев.

Шагая по квартире, я провожу пальцами по книгам на полках — смесь моей любимой классики и его Джека Ричера — и приборам из нержавеющей стали, которые мы выбрали вместе.

Реальность вгрызается мне в живот. Я не могу позволить себе сохранить это место. Несмотря на то, что Пол выплатил ипотечный кредит до того, как мы поженились («Плохая инвестиция», — возразил он, но я хотела жить в доме, который полностью принадлежит мне), и я унаследовала собственность как его жена, каждый месяц накапливается слишком много счетов.

Налог на недвижимость, парковка, еда, здравоохранение и транспорт заставляют меня копаться в деньгах по страховке, которые я получала каждый месяц с тех пор, как он умер.

Пол и я подписали железный брачный контракт по просьбе его родителей, что означает, что я не так богата, как люди могут подозревать. В то время я не придавала этому большого значения, потому что мысль о том, чтобы когда-нибудь расстаться с Полом, была для меня безумием.