Страница 31 из 77
— Не можешь уснуть? — спрашиваю я, присаживаясь на край шезлонга, на котором она лежит.
Она откладывает книгу в сторону и делает глоток вина, прежде чем ответить.
— Ты храпишь.
— Нет, я не храплю.
Скарлетт вздыхает.
— Да, ты не храпишь. Ты просто находишься там.
Я знаю, что она имеет в виду. Нам еще предстоит спать вместе, в буквальном или сексуальном смысле. Вынужденная близость в этой поездки не является нежелательной, но это определенно странно. Я не знаю, как вести себя с ней. Каждый раз, когда я думаю, что мы, возможно, добились какого-то прогресса, мы откатываемся назад. Она даже не может спать рядом со мной.
Я кладу локти на колени и смотрю на плоскую поверхность бассейна. Фильтры образуют небольшую рябь, которая преломляет падающий вниз лунный свет.
— Так вот как все будет, Скарлетт?
— Что будет?
— Мы. Это то, чего ты хочешь?
— У нас никогда не было того, чего я хочу.
Я смеюсь.
— Чушь собачья.
Ее глаза вспыхивают.
— Извини?
— Ты слышала меня. Если бы ты не хотела, мы бы не поженились, — я пристально смотрю на нее, осмеливаясь отрицать это.
Она отводит взгляд.
— Я ожидала, что все будет по-другому.
— Как по-другому?
— Не знаю. Просто... по-другому.
Я вздыхаю. С этой женщиной никогда ничего не бывает простым.
— Я хотел бы знать, каково это — трахать свою жену, Скарлетт.
Она не вздрагивает от грубого заявления. Вообще не реагирует.
— Ты можешь получить это в другом месте.
— И ты тоже? — я добавляю эти последние слова просто для того, чтобы задеть ее. Увидеть ее сердитое выражение лица. Она более общительна, когда злится.
— Не твое дело.
Я смеюсь.
— Но это было мое дело после гала-концерта Резерфорда?
Она молчит.
— А как насчет детей?
— Ты имеешь в виду наследников? — она усмехается. — Я не готова. Из-за журнала и новой линии одежды я даже не помню, что нужно есть. Я сейчас не могу справиться с ребенком.
— Хорошо.
Она смотрит на меня с явным подозрением из-за отсутствия у меня аргументов.
— Ты хочешь, чтобы я съехал? — спрашиваю я.
— Что? — Скарлетт выглядит искренне шокированной этим вопросом. — После того, как ты настоял на том, чтобы переехать со своими костюмами, которые заняли два шкафа, и наполнил холодильник пакетами с коровьим молоком?
Вторая претензия кажется более недовольной, чем первый, и я почти улыбаюсь. Филипп уже сообщил мне, что Скарлетт предпочитает растительное молоко животному и была недовольна тем, что у меня в холодильнике не оказалось такого.
— Я переехал туда, потому что мы женаты, Скарлетт. Если ты хочешь притвориться, что это не так, то все в порядке.
Она садится.
— Я знаю, что мы женаты. И выполняю свою часть сделки. Я не знаю, чего еще ты от меня хочешь.
— Очевидно, ничего из того, что ты готова дать.
— Секс. Верно, — она фыркает. — Ты такой мужлан.
— Да. Я хочу заняться с тобой сексом. Я также хочу знать, почему ты попросила меня поцеловать тебя перед нашей свадьбой. Почему ты сопротивляешься мне во всем. Я ни черта о тебе не знаю, Скарлетт.
— Ты знаешь то, что нужно.
— Иначе говоря то, что ты хочешь, чтобы я знал, — возражаю я.
Она вздыхает. Отводит взгляд. Перелистывает страницы своей книги.
— Тебя назвали в честь вида спорта? (Crew — гребля)
Я моргаю. Что? Скарлетт пристально смотрит на меня. Я приподнимаю бровь.
— Это все, что ты хочешь знать обо мне?
Скарлетт делает еще один глоток из своего бокала.
— Ответь на вопрос.
— Нет, это семейное имя, — я перемещаюсь так, чтобы быть лицом к ней, а не к бассейну. — Тебя назвали в честь цвета? (Scarlett — алый)
Веселье недолго появляется на ее лице.
— Моя мать была поклонницей Маргарет Митчелл, — она переворачивает книгу рядом со мной, показывая выцветшую обложку «Унесенных ветром».
— Значит, тебя назвали в честь колкой девушки, безнадежно влюбленной в парня, который женился на кузине?
Она прищуривает глаза, но не раньше, чем я вижу, что она удивлена, что я читал книгу.
— Скарлетт сильная. Она умеет выживать. Она спасает себя снова и снова, никогда не признавая поражения и не полагаясь на спасителя.
— Это тебе подходит.
Ее ногти с розовым лаком постукивают по краю кристалла, который она держит в руках. Она посасывает нижнюю губу, и я представляю, как делаю то же самое.
— Я не хочу, чтобы ты съезжал, — на ее щеках появляется румянец, но она выдерживает мой взгляд.
— Скарлетт...
— Я постараюсь, хорошо? Я постараюсь.
— Это был не ультиматум, — тихо говорю я.
— Хорошо.
Она встает с шезлонга и забирается ко мне на колени, чем шокирует, заставляя застыть. Она устраивается прямо на моей промежности. Отчего я становлюсь невыносимо твердым.
— Спасибо.
— За что? — я задыхаюсь.
Она смотрит на мои красные, распухшие костяшки пальцев.
— За это.
— Я годами хотел ударить Кэмдена. Он мудак, — вру я. Кэмден Крейн — мудак. Но я никогда не думал о том, чтобы ударить его, пока не услышал, как он рассуждает о том, какая Скарлетт в постели.
По выражению ее лица могу сказать, что она знает правду, но не оспаривает ее.
— Люди будут много болтать.
— Ну и пусть.
— А твой отец не расстроится? Он ведет дела с Себастьяном Крейном.
Расстроится? Больше будет похоже на ярость.
— Вопреки тому, что думают некоторые люди, я не принимаю решения, основываясь на мнении моего отца.
Вместо ответа она целует меня. На вкус она как терпкое вино. Кислая и сладкая одновременно. Опьяняющая.
В последний раз, когда наши губы соприкасались, мы стояли в вестибюле с сотнями людей по другую сторону стены. На мне был смокинг, а на ней — белое платье. Сейчас уже середина ночи. Вокруг никого нет. Она трется у меня на коленях, одетая в шелковую ночную рубашку, которая едва прикрывает ее задницу.
Жар разливается по моим венам. Между нами вспыхивают искры, горящие намерением. Желанием, нуждой и другими всепоглощающими эмоциями, которые смывают рациональное мышление.
Обычно я не обращаю особого внимания на поцелуи. Это вежливость, остановка на пути к конечному пункту назначения. Граничащая между отчаянными прикосновениями и срыванием одежды. Но со Скарлетт я наслаждаюсь этим. Может быть, потому, что прошел месяц с тех пор, как ее губы были на моих. Целовать ее — подарок, привилегия.
Как и во всем остальном, она бросает мне вызов. Ее зубы царапают мою нижнюю губу, и я не могу сдержать вырывающийся стон. Я чувствую ее улыбку, хотя ее лицо слишком близко, чтобы разглядеть.
Я близок к тому, чтобы кончить от одного ее вкуса, ощущения рук в моих волосах, трения между нашими телами. Когда ее правая рука выскальзывает из моих волос и скользит вниз к поясу, я проклинаю свою нелюбовь к планированию. В этих шортах нет карманов. Я хватаю ее за запястье, прежде чем она опускается достаточно далеко, чтобы я не мог мыслить здраво. Кровь уже хлещет к члену. Не может быть, чтобы она не заметила, насколько мне тяжело.
— У меня ничего нет, — я жду, что она скажет.
Что-то проходит по ее лицу. Похожее на сожаление, смешанное с некоторой неуверенностью. Затем она пожимает плечами и уходит.
— Хорошо.
Хорошо?
Я в бешенстве. Раздраженный, что она целует меня вот так, а потом так же быстро отступает. Кровь бежит по моим венам так же быстро, как колотится мое сердце, а она откидывается на спинку шезлонга, выглядя так же, как и тогда, когда я пришел сюда — совершенно невозмутимой.
Этот толчок и притяжение стали предсказуемой закономерностью между нами. Но на этот раз я наступаю сильнее.
Я ползу к ней, потираясь своей эрекцией о внутреннюю сторону ее бедра. Ее дыхание учащается, как будто она изо всех сил пытается вдохнуть достаточно кислорода. Скарлетт умеет контролировать свои слова. Однако ее тело — совсем другая история.