Дверь

– Они не должны были этого увидеть, – тихо произнесла Лаура.

– Господи, Лаура, если бы я знал, то забрал бы вас раньше, почему ты не говорила?

– Я не знала, что он навредит мне! – воскликнула она. А после сказала уже тише: – Он никогда не вредил мне… сильно.

Саймон выругался.

– Не могу поверить, он бил тебя, а ты молчала!

– Почему ты приехал? – резко спросила она, проигнорировав его предыдущие слова.

– Конрад написал мне, – ответил Саймон, сжимая руль руками.

Как же ему хотелось вернуться и проломить бывшему другу череп, за то, что тот измывался над женщиной, которую Саймон любит и ее детьми, для которых он был любимым дядей.

– Конрад, бедный мальчик, нужно осмотреть его голову, – запричитала Лаура.

– Я осмотрел, крови нет, но нужно сделать МРТ, вдруг у него сотрясение, – обеспокоенно ответил Саймон.

– Это я во всем виновата.

– В этом нет твоей вины, теперь все изменится Лаура, он больше не тронет тебя.

Саймон полез в карман джинсов и достал сотовый телефон.

– Что ты делаешь? – недоуменно спросила женщина.

– Звоню знакомому, он работает в полиции.

– Нет!

– Нет? Посмотри на свою руку! Ты должна заявить на него, – прогремел голос Саймона.

– Я не могу этого сделать. Пресса сожрет нас с потрохами, я не хочу этого для своих детей.

Он помолчал, раздумывая над ее словами, затем сказал:

– Мы можем сделать все тихо.

– Тихо не выйдет, не нужно этого, никакой полиции, никакой прессы, – упрямо выдала Лаура.

Саймон вглядывался в ее профиль несколько секунд, затем тяжело выдохнув, кивнул.

– Как знаешь.

Лауре наложили двадцать семь швов. К счастью вены не были задеты. Но Лаура до сих пор чувствовала онемение в месте пореза. Были затронуты нервы.

Голова Конрада к счастью оказалась в порядке, небольшая шишка после удара, но и та прошла через пару недель. Развод шел долго, но вскоре все смогли облегченно выдохнуть.

Конрад не мог забыть эту ночь, но был бесконечно счастлив, что маленькая Джоанна не помнила этого. Однако и на нее это наложило свой отпечаток, отныне Джоанна просила включать ей свет в спальне. Она стала бояться темноты, стала бояться грома, особенно, когда на улице не было молний.

– Я не знала, – стирая слезы с лица, сказала я брату.

– Теперь знаешь, – холодно ответил Конрад.

Ничего не понимаю. Я совсем не помнила этот день таким, каким помнил его брат.

– Но почему вы все скрывали это от меня? – изумилась я.

Конрад молчал какое-то время, затем, словно нехотя, ответил:

– Меня попросила мама.

– Но почему? – не могла понять я.

– Тебе нужно поговорить с ней об этом, я сам не до конца понимаю ее мотивов.

Я была разбита.