Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14

— С утра же объяснял, — улыбнулся я, встав на ступеньку стремянки. — Главное — это хорошенько подумать.

На бетонке каждый поздравил меня с первой воздушной победой. И вроде надо радоваться, а я всё равно ощущаю некий подвох во всей этой ситуации. Посмотрел по сторонам и не заметил среди собравшихся Гнётова и Барсова.

— А как ты по нему пустил? Валерина ракета вообще ушла в сторону, — интересовался Гусько.

— Всё как учили, — скромно ответил я, поймав при этом задумчивый взгляд командира.

Он, как и я, сейчас понимал, что всё для меня и него только начинается.

— Всем готовиться к повторному вылету. Гаврюк и Родин со мной, — сказал командир и повёл нас в штаб.

Командир молчал и ничего не говорил всю дорогу. Войдя в штаб, он сразу отказал всем в подписании каких-то очередных бумажек.

— Товарищ командир, ну там сроки… — жалобно смотрел на него кадровик через свои большие очки.

— Илюша, подождут твои представления на медали. Успеешь ты себе выписать орден, — отмахнулся от него Валерий Алексеевич. — Не до тебя сейчас. Честно!

— Понял, — расстроено сказал капитан-кадровик и зашёл к себе обратно в кабинет.

Сняв обмундирование, умывшись на заднем дворе в рукомойнике, мы зашли в отдельное помещение, которое явно его хозяин не всегда посещает.

— Рассаживайтесь. Сейчас принесут кипятильник, воды, печенюшек, — сказал командир, указав нам на диван и кресло у дальней стены.

— Товарищ командир, какие перспективы? — спросил Валера.

— Тёзка, ты не мальчик. Если бы ещё Родин спросил, я бы понял, — недовольно ответил командир, бросая на стол белую папку с документами.

Всунул ему всё-таки свои бумажки кадровик!

Командир сел на своё место и быстро просмотрел документы.

Интерьер в кабинете был весьма скудным. Самым дорогим являлся, пожалуй, портрет генерального секретаря Брежнева. В остальном всё по стандарту. Рабочий стол и ещё один к нему придвинутый вплотную с четырьмя стульями. Зеленоватый сейф, карта Афганистана на стене и график натренированности лётного состава. Такой обычно в кабинете у зама по лётной подготовке висит, но у Араратовича в Шинданде точно нет своего угла.

— Разрешите? — открыл дверь долговязый солдат и занёс небольшой поднос с заварником, двумя кружками и пачками с названием «Альберт». Те самые печеньки из военторга.

— Спасибо. Можешь идти, — сказал командир.

Боец расставил всё на столе, но уходить не торопился.

— Товарищ полковник. Тут передали для старшего лейтенанта Родина, — сказал солдат и вытащил из запазухи небольшой свёрток газеты «Красная Звезда».

Томин оторвался от бумаг и взглянул на меня удивлёнными глазами. Долговязый солдат вытащил, положил свёрток на поднос. Газета с масляными пятнами раскрылась, и комнату наполнил ароматный запах ватрушек.

Блин, сейчас опять начнут мне с кем-то романы приписывать. Потом и вовсе на ком-нибудь женят.

— Откуда? Кто передал? — спросил Томин.

— В столовой повара дали, — чётко доложил солдат.

— Пачку печенья возьми и свободен, — сказал командир.

Солдат выполнил указание, медленно взяв одну из пачек «Альберта».

— Кхм, Родин, ты, конечно, меня извини, но это нечестно, — улыбнулся Валерий Алексеевич.

— Товарищ командир, я не в курсе от кого эти ватрушки, — поспешил оправдаться я.





— Ну-ну. Меня даже так не подкармливают, — продолжил улыбаться Томин. — Валер, что с самолётом?

Гаврюк быстро рассказал характер повреждений. Его МиГ-21 надолго вышел из строя. Крыло теперь придётся менять ввиду повреждений от взрыва иранской ракеты.

Мне был интересен сам ход операции, но Томин знал об этом только урывками.

— Там всё горит. Десант высаживается. Вертолётчики только успевают дозаправиться и тут же лететь обратно.

По его информации 17я пехотная дивизия афганцев выполняет охват укрепрайона и отрезает пути отхода. Два наших полка ведут бои, но данных о продвижении нет.

— Окопались там знатно. Хреков мне ещё вчера говорил, что большие бомбы дальников не дали нужного эффекта, поэтому работают сегодня и бомберы с территории Союза.

За окном послышался громкий гул турбовинтовых двигателей Ан-26 после посадки на полосу. Томин встал со своего места, приводя себя в порядок.

— Значит так, ребя. Сидите здесь и думайте, что будете говорить, — сказал командир и вышел за дверь.

— Серёга, я должен тебе спасибо сказать, — произнёс Валера, подойдя к столу и налив себе чай.

— Ты бы сделал то же самое, — сказал я.

Однако после этих слов Гаврюк слегка замялся. Лицо его не выражало той уверенности, что была раньше. Передо мной будто был подчинённый, а не командир звена. Что-то в нём надломилось в последнее время. Похоже, есть смысл поговорить с ним о проблемах.

Минут десять мы молчали, уплетая ватрушки и запивая их чаем. Телефон у Томина разрывался чуть ли не каждую минуту, а за окном не стихал гул вертолётов и рёв двигателей самолётов.

— Валер, мы тут с тобой вдвоём. Никто ничего не узнает, — решил я первым нарушить молчание, но Гаврюк остановил меня жестом.

— Знаю, о чём ты хочешь спросить. Мне жаль, но ты слишком хорошо обо мне думал, — продолжил говорить Валера, отвернувшись куда-то в сторону. — Я снова испугался, Серёга.

Удивился ли я? Нет, конечно! Просто шокирован таким признанием от Гаврюка.

— Подробнее, Валер.

Командир звена собирался с мыслями. Реально ли такое, чтобы этот мужественный человек, кавалер трёх орденов Красного Знамени признавался в своей трусости?

— Самолёт исправен был и в первый раз, и во второй. Я испугался, — ответил Валера, поправляя свои часы на руке. — Командир знает это. И Гнётов меня раскусил.

Григорию Максимовичу только дай повод. У них и так отношения с Валерой были натянутые.

— И что командир? — спросил я, и Валера вынул из кармана сложенный листок бумаги.

— Это мой рапорт. Написал при нём, а теперь ношу его с собой. Сказал, когда точно решу уйти, тогда и принесу.

— Ну, сегодня же ты не испугался, — сказал я.

— С чего ты решил?

— Иначе не продолжал бы выполнять до конца поставленную задачу, — улыбнулся я.

— Если честно, чуть молиться не начал. К церкви вообще плохо отношусь, а тут вспомнил, что Бог есть.

— Он есть, если в него верить, — спокойно ответил я, и Валера с удивлением посмотрел на меня.

— Серый, ну ты же не можешь быть верующим? Ты же коммунист! — воскликнул Валера.