Эмили. Отчаянная

— Мам? — протяжно и требовательно, потому что взгляд женщины выдавал ее.

— М-м?

Она поднялась, якобы поправляя теплые брюки, и смотрела куда угодно, только не на дочь. А когда поймала выжидательный взор, сдалась, поникнув.

— Ты ничего не рассказываешь толком. Да еще и машину из гаража забрала, а за рулем не сидела столько лет. Я переживала. Хотела удостовериться, что все в порядке. Кстати, не заметила ее во дворе…

— Она продана.

Теплые карие глаза округляются. Все же не надо было так резко.

— Мам, ну зачем ты себя накручиваешь? — порывисто обнимает, подойдя вплотную, и устраивает голову на ее груди. — Что я не рассказываю? Сессию сдала, работа в порядке — кстати, мне скоро выходить. И виделись мы с тобой несколько дней назад.

— Не знаю, дочь, — на душе становится очень светло от этого обращения. «Да, твоя, мам, твоя! Ведь я же твоя?». — Что-то неспокойно мне. Внезапно решила заскочить. А почему продала?

Здесь главное — не дрогнуть, произнося вторую грандиозную ложь.

— Хочу поменять на более безопасный девчачий вариант. А, давай, я завтра приеду на блинчики? Сделаешь?

Усыпить бдительность удалось на ура. Беспроигрышный маневр по отводу успешно сделал свое дело. Когда Эмили оторвалась от нее, она уже сияла от радости.

— Конечно! И не только блинчики. Ты приезжай, дочка, без тебя пусто.

— Хорошо, мам. А сейчас мне надо собираться. Ладно?

Еще раз обвив любимую родительницу руками и чмокнув гладкую кожу щеки, девушка дождалась ответной бурной ласки и проводила ту к двери, горячо прощаясь. Часы гласили, что ей осталось около получаса, и она бросилась в душ, чтобы смыть с себя аромат утреннего интима.

Краситься пришлось в салоне автомобиля и под весьма содержательный взгляд Марселя, когда рот автоматически приоткрывался в процессе колдовства над ресницами.

Уголки его губ тронула снисходительная улыбка, на что Эмили ответила колко и емко:

— Что? У таких, как я, которые пачками за ночь делили с тобой постель, не было потребности наводить марафет? Никогда не видел, как это делают?

Внимательно проследила за тем, как меняется выражение лица мужчины, приобретая оттенки холодного пренебрежения.

О, да, вот такая она злопамятная. Маленькая и вредная.

— Может, у них не хватало на это сил?.. — звучит нарочито бесстрастно мужской голос.

Пальцы, в которых была зажата пудра, дрогнули после этого заявления.

Эмили, ты, правда, думала обыграть его в этой игре?.. С твоим-то уровнем ниже плинтуса по этой части?

Не найдя подходящих слов, чтобы выразить свое негодование и жгучую, необоснованную, абсолютно примитивную ревность, она подалась вперед и…укусила его за шею. Беспощадно. Почти до крови. Будто говорила, не обижай меня, это дорого обойдется. А глыба даже не дернулась! И даже не вздрогнула! Мазохист!

Пространство разорвал приступ дикого безудержного хохота. Сначала Эмили опешила, ожидая совершенно иной реакции. Потом залюбовалась, будучи фанаткой этой бесподобной улыбки. Затем ужаснулась, наблюдая результаты своего бесконтрольного порыва.

— Тучка сегодня грозовая, совсем не облачко, — пропел этот невозможный человек. — Зубки острые, точность — снайперская. Чуть не перегрызла мне артерию…

Девушка закатила глаза с особым надменным эффектом, ни капли не разделяя такого веселья. Скорее, начала злиться еще больше, потому что была настроена поссориться, чтобы выплеснуть свои негативные эмоции. Причем, уже довольно давно.

— Ты вкусный, в следующий раз могу даже откусить немного…

Опять этот смех! А подразумевалась угроза!

Так они и доехали. Она — взвинчена, раздосадована и задета. Он — позитивен, улыбчив и вальяжен.

Глава 30

«…Моя любовь тягучая, как мёд,

и сладкая, и горькая, и злая.

Она меня когда-нибудь убьет,

уже сейчас немного убивая…»

Джио Россо

Ресторан встречал привычной утренней суматохой перед открытием. Уборщицы смахивали пыль и оттирали стеклянные поверхности, что давно стало каждодневным ритуалом. Эмили шла и здоровалась со всеми, по пути снимая пальто. В служебном помещении девушка придирчиво оглядела себя с головы до ног и поправила немного выбившуюся рубашку. Несмотря на легкую дезориентацию, вызванную странным началом дня, она помнила, что находится на работе, и, нацепив дежурную улыбку, вышла в коридор.

Ровно в этот момент из кабинета владельца выпорхнула миниатюрная женщина в элегантном брючном костюме с приталенным пиджаком. Про таких, наверное, и следует говорить — без возраста. Незнакомка была ухожена, статна, в чертах читалось благородство. А приятный голубой цвет одежды выгодно подчеркивал такой же оттенок глаз и сочетался со светлыми волосами, собранными в простую прическу.

Их взгляды пересеклись, и Эмили вежливо кивнула, направляясь в зал. Марсель стоял у небольшого музыкального подиума и разговаривал с Аминой. Девушка прошла мимо, даже не взглянув в его сторону. Скорее всего, её еще долго не отпустит.

Как только она заняла свой пост и проверила записи на сегодня, ей пришло сообщение:

«Лицо попроще, тучка. Затопишь».

В любой другой ситуации Эмили бы улыбнулась. Но в эту секунду раздраженно отбросила телефон на подставку. И зло выдохнула. Это тяжелее, чем казалось. Не думать о бывших. Многочисленных. Искушенных. Дура! Зачем только дразнила? Себе же и сделала хуже.

Примерно через полчаса, в течение которых она успела позвонить нескольким клиентам и подтвердить бронирование, мимо нее неспешно проплыла делегация из трех человек.

— …и золото я предлагаю все же белое. Нелли подойдет именно оно. Сейчас поедем в мой любимый салон…

— Мам, разберемся на месте.

Переварить информацию Эмили попросту не успела. Аргам Никогосович обратился к ней:

— Как настроение, девочка моя?

Так вышло, что у них сложились какие-то несвойственные иерархии работодатель-подчиненная теплые отношения. Иногда, если никто не видел, мужчина мог и за щеку потрепать. Совсем как отец. Ее это не напрягало, пока…она не стала спать с его сыном. Теперь с трудом удерживалась от того, чтобы отвести взгляд в такие мгновения.

— Отлично. А Ваше давление?

— Ох, — вздыхает театрально, — обязательно напоминать о моих годах?

— Обо всех двадцати? С небольшим хвостиком?

Губы мужчины дрогнули. Короткая пикировка — еще один сложившийся адат. С ним было легко, непринужденно, но черту Эмили никогда не переступала.

Та самая незнакомка в голубом, нетипичном для февраля, теперь сверху была облачена и в распахнутую шубу. Девушка чувствовала на себе сканирующий внимательный взор. Но не решалась отвечать тем же.

Она ведь правильно поняла, и это — мать Марселя?

— А мне так знакомо Ваше лицо… — протянула та задумчиво.

— Свадьба Ваграма, — дал подсказку ей сын, сохраняя нейтралитет.

— Да?… — затем вспыхнувшее удивление, смахивающее на восторг. — Боже мой, подружка невесты? Очаровательная пампушка?! Та самая?

Окружающие все по очереди изумились такой бурной реакции, пусть и беззвучно, но довольно красноречиво. Это привело к тому, что следующая реплика была произнесена сдержанно, но искренне:

— Какая красивая девочка. Чудо просто! Не наглядеться.

Эмили была крайне смущена. Польщена. И растеряна.

— Спасибо. В то время я была «мелковата, полновата и слишком смазлива», — вот и повод вставить шпильку. — Второй пункт устранен. Работаю над остальными.

— Мы опаздываем, — под общий смех напоминает Марсель очень чопорно и недовольно, а глаза…светятся нехорошим обещанием.

— Ты прости ее, она у нас эмоциональная и всегда мечтала о дочери, — успевает шепнуть ей на ухо Аргам Никогосович почему-то слегка виновато, когда семья скрылась за дверью.

— Было бы за что… — кивает Эмили и провожает его могучую спину с щемящей болью в сердце.

Эта прекрасная женщина — мать ее любимого человека. И они сейчас все вместе, кажется, едут в ювелирный, готовясь к скорой свадьбе сына.