Страница 5 из 40
«28 ноября 1973 года товарища Корвалана вместе с председателем радикальной партии Ансельмо Суле, бывшим министром горнорудной промышленности Педро Рамиресом и членом парламента Камило Сальво вывезли из Сантьяго. Их отправили на Досон — остров в холодном Магеллановом проливе, вблизи Антарктиды.
Ещё Чарлз Дарвин назвал Досон «островом смерти», потому что он абсолютно не приспособлен для жизни человека.
Небольшой, всего восемьдесят пять километров в длину, остров этот населён только морскими птицами. Когда-то, в прошлом веке, на этом пустынном клочке суши искали убежища коренные жители Огненной Земли, которые спасались от преследований белых колонистов, переселившихся на юг Чили в поисках пастбищ. Они гибли там на безжизненной земле, среди суровых скал и гор, покрытых вечными снегами. На Досоне даже летом дует ледяной, пронизывающий до костей антарктический ветер.
Когда хунта решила строить на Досоне концентрационный лагерь, туда согнали сотни заключённых. Один из них, затем чудом вырвавшийся из Чили, рассказывал: «Я натягивал колючую проволоку и строил стены бараков. При мне на Досон привезли Хосе Тоа, Даниэля Вергару и других видных деятелей правительства Народного единства.
В этом лагере, который можно сравнить только с гитлеровскими, обращение с заключёнными было чудовищно жестоким. Часто нас загоняли в помещение, и оттуда мы слышали, как солдаты избивали чилийских министров и парламентариев. Их бросали прямо на металлические стенки бараков. Мы слышали стоны и крики, удары прикладами…»
Луис Корвалан и другие заключённые жили в лёгких бараках, окружённых двумя рядами колючей проволоки. Вокруг лагеря были установлены крупнокалиберные пулемёты.
Узников «острова смерти» едва кормили и с рассвета до ночи заставляли работать — долбить скалы, копать мёрзлую землю, чистить каналы, полные крыс и водорослей. Вода из этих каналов использовалась и для приготовления пищи, им не разрешали читать, лишали газет. Они не знали, что происходит в Чили и в мире».
Из газет.
«Военные пытались подавить нас морально и физически. Против нас применялись самые изощрённые пытки.
Ночью охранники будили нас по самому незначительному поводу и заставляли строиться. И это после утомительного рабочего дня. Заключённых длительное время содержали в одиночных камерах, заставляли по многу километров таскать на плечах мешки с камнями. Один охранник постоянно наводил на нас свой автомат, пытаясь запугать заключённых. При этом была очевидная опасность, что он может выстрелить и убить кого-нибудь из нас…
В один из майских дней нам приказали собрать пожитки. Нас отправляли в другое место. Это было ещё одно проявление садизма: заключённые должны были идти едва одетыми, босыми, неся поклажу на голове. И так многие километры. Мы пересекали ручьи с ледяной водой и острыми камнями. Закованных в кандалы заключённых посадили в военный самолёт…»
Из интервью Луиса Корвалана.
«8 мая Луис Корвалан и ещё 28 узников Досона военным самолётом доставлены в Сантьяго, но не для того, чтобы «уберечь их от холода», а для того, чтобы посадить под замок в солдатских казармах».
Из газет.
«Я хочу рассказать вам о том, что имел возможность смотреть ему в глаза и говорить с ним. Незадолго до этого отец был привезён с острова Досон, и на его теле ещё оставались следы истязаний. В результате каторжных работ, тех трудностей, которые он перенёс, отец физически ослаблен.
… Луис Корвалан верен идеям, которым он служит, непоколебим в своих принципах и идеалах».
Из рассказа Луиса Альберто Корвалана, сына Генерального секретаря Компартии Чили.
«27 мая 1975 года Генеральный секретарь Компартии Чили Луис Корвалан переведён в концентрационный лагерь «Трес аламос», расположенный на окраине Сантьяго в бывшем женском монастыре».
Из газет.
3
Тишка Соколов знал, что суд над Корваланом добром не кончится. Корвалана уже больше двух лет продержали в тюрьмах и, конечно, сейчас его просто так оттуда не выпустят. Нужно было как-то ему помогать.
Напрасно Алик со Славкой надеются на кого-то, надо действовать и самим…
Тишка недоумевал, почему это за два года ничего не смогли придумать такого, чтобы Корвалана освободить из тюрьмы. Неужели нельзя было организовать побег? Правда, фашисты долго держали Корвалана на необитаемом острове Досон, расположенном в холодном Магеллановом проливе, вблизи Антарктиды. Туда, говорила Мария Прокопьевна, свободно могут пролетать только птицы, человеку же незамеченным никак не проникнуть: не зря же Досон окрестили в народе «островом смерти». Но теперь-то Корвалан перевезён на окраину Сантьяго, в монастырь «Три тополя» (Тишка забыл его чилийское название, запомнил лишь русское).
Из монастыря-то — не с острова! — можно бы такого человека похитить… И Тишка решил действовать сам. Только бы Корвалан сумел продержаться до того часа, когда к нему придёт помощь от Тишки. Тишка уже знал о Корвалане буквально всё, слышал, что у него обострилась язва желудка, усилились боли в позвоночнике. Слышал и о том, что, когда Корвалан сидел в концлагере на холодном необитаемом острове Досон, ему добавляли в пищу специальные таблетки, которые вызывали обезвоживание и обессоливание организма, резко снижали аппетит. Тишка догадывался: фашисты задумали Корвалана убить. Но делать это в открытую они боялись нас и других народов. Так подождите, Тишка устроит Корвалану побег! Вам, проклятые палачи, некого будет судить. До двадцать второго марта ещё целых два месяца. За это время Тишка сумеет сделать всё, что надо. Как он только раньше не сообразил ничего предпринять? Ведь и в первом классе знал, что Корвалан заключён в тюрьму. По телевизору не один раз показывали Чили, о Корвалане рассказывали.
Ох, Тишка, Тишка, человек на острове Досон мёрз, под дулами автоматов ходил — не сегодня завтра его убьют, — а у тебя и предчувствий о беде не было. Сколько времени зря упустил. Ну, Тишка, и простофиля же ты! Ведь и в первом классе жалко было тебе Корвалана, а ты палец о палец не ударил, чтобы облегчить его страдания. Ну, ладно, маленький был, побег не додумался организовать, но медикаменты-то мог послать? У человека поясница болела, так отправил бы ему анальгину… Вон у мамки, скрючит её, так только в анальгине и находит спасение. И Корвалану бы помогло. А он, бедный, без лекарств там маялся. Лес на Досоне рубил. Рукавицы вон о топорище изодрал, так, наверно, и заменить было нечем, с голыми руками на морозе работал. А ты, Тишенька, рукавиц-то по Полежаеву мог не на одну посылку собрать… Ведь слышал же, как по радио читали письмо Корвалана к дочери, где он жаловался, что изорвал рукавицы. Выслушал, повздыхал — и всё.
Ну, Тишка, и лопоухий же ты… Там, где действовать надо, тебя хватает только на слёзы.
Всё, завтра же Тишка начнёт готовить побег Корвалана. Надо всё сделать, чтобы посылка успела прийти к нему до суда…
4
Тишка два дня уговаривал Варвару Егоровну затеять стряпню: надоел ему, видите ли, магазинный хлеб, пирогов привереде вдруг захотелось. И Славик — матицу уж головой подпирает, а заныл, будто маленький:
— И я пирогов хочу. Не пекла сколько годов…
— Ну уж и годов… На Новый год стряпала…
— Так то на Новый год, а сейчас январь на исходе.
Делать нечего, Варвара Егоровна стала замешивать квашонку. Парни сразу повеселели. Тишка за каким-то лядом полез на подволоку.
— Тишка, — закричала на него Варвара Егоровна. — Надо дрова носить, а тебя куда леший понёс?