Страница 10 из 42
Она пальцами смахнула слезу.
- Тетя здорова? - желая переменить тему разговора, спросил Юрий.
- Здоровье у нее нынче не то, что прежде. Бывало, заводную рукоятку так крутила, что трактор вздрагивал, а теперь вот прихварывает часто. Но вчерась она на ногах была.
- Спасибо за добрую весть. Приходите в гости.
- Приду, касатик, обязательно прибегу. Радость-то какая подруженьке привалила, радость-то какая!
Вместе с Анной Кондратьевной, так звали женщину, и с Юрием на перекрестке сошли еще несколько пассажиров автобуса, и все они стали оказывать знаки внимания гостю.
- Вон в этих самых чащобах - в ту пору они погуще были - мы, стало быть, с Архипом Русаковым, дедом твоим, супротив Колчака партизанили, - показывая рукой на лес, заговорил сухонький старик, положив на траву увесистый рюкзак. - Архип вдвое могутнее меня был; ты, видать, в его породу идешь… Так вот, в девятнадцатом осенью были мы как-то с Архипом в разъезде возле сибирки. Так тракт, что к Омску шел, тогда называли. Задание - раздобыть «языка». Поставили коней в ложок, сами в кустах на обочине залегли. И вдруг видим, как по тракту автомобиль катит. Смекнули, важные беляки едут, нижних чинов в машину не посадят. Договариваемся срезать из винтовок шофера, а остальных в сабли взять. Пальцы на спусковые крючки - и ждем золотопогонников.
Подкатили они ближе, замечаем: машина открытая, кабриолет, если по-теперешнему сказать. Киваю Архипу: давай, мол, - и сам водителя на мушку беру. Пальнули почти враз, но у обоих промашка вышла, только фуражку с беляка сшибли. А машина уже через мосток, да наутек норовит., Стрелять вдогонку - дело ненадежное. Тогда я, как старший, командую: «По коням!»
Вскочили мы на своих вороных, пришпорили их - и следом за беляками. Двое с заднего сиденья из револьверов по нас палят, слышно, как пули мимо голов цвенькают. Я скачу и думаю: «Лишь бы вороных наших не свалили, а так все одно достанем!»
Архипов конь порезвее моего был, вынес он седока под самые револьверные дула, но не берут Архипа пули, будто заговоренного. Полоснул он саблей шофера, машина сразу в кювет, а белячки оба руки к небу. Связали мы их, планшетки, что с ними были, забрали. Хотели уже обоих через седла бросать, тут Архип и говорит:
- А ведь совсем целая машина. Вот бы ее к нашим уволочь! Пригодилась бы потом Советской власти.
Опрашиваем офицеров, умеет ли кто водить. Отказываются оба. Грешным делом, досадую на Архипа: зачем шофера насмерть порешил? А он уже достает из машины моток веревки.
- Давай, - предлагает, - коней в машину запрягем.
Смастерили мы постромки, к седлам их привязали!
Я коней под уздцы взял, ну а Архип плечом в задок уперся. Двинулись! Проволокли мы эту чертову машину километра два, но в первой же приличной колдобине застряли.
Гляжу я на беляков, и злость меня разбирает: мы с Архипом уродуемся, а они барами в кабине прохлаждаются. Развязал обоих и говорю:
- А ну помогайте, господа хорошие!
Выбрались из ямы, двинули потихоньку дальше, а там вскоре свои нас встретили. Всем отрядом обступили наш трофей, нас с Архипом подхваливают. Нашелся среди партизан один парнишка, который раньше шоферским делом занимался. Повозился чуток в моторе, потом взял железную рукоятку, крутанул разок-другой - и завелась машина. Сел парнишка за руль и покатил. Мы со злости даже плюнули вслед: ведь целых два часа коней надсажали и сами рвали пупы.
После, как смазали колчаковцы пятки из наших мест, машину эту закрепили за райкомом партии. И Архипу и мне не раз доводилось в ней езживать…
- Федул Филиппович у нас геройский мужчина, - ласково глянула на старика Анна Кондратьевна. - Был в войну начальником нашей эмтээс, почитай из одного утиля трактора собирал. Пыхтели они, коптили, но работали.
- А кто был трактористами? - хитро прищурился Федул Филиппович. - Бабы одни, молодые да ядреные. Своего жару-пару тракторам подбавляли!
Из-за поворота вывернул нагруженный кирпичами ЗИЛ, привычно затормозил возле перекрестка. В его кабине оказалось всего одно свободное место. Юрий поднял было с земли тяжелый рюкзак Федула Филипповича, но тот отрицательно затряс головой:
- Нет-нет! Почет и внимание гостю!
Другие его поддержали, и Юрию пришлось подчиниться общему приговору. Он уселся рядом с шофером, поставив на колени картонку и дорожный свой чемоданчик.
Машина неторопливо шла по пыльному большаку меж зеленеющих посевов. Юрий смотрел на них и со стыдом думал о том, что не может определить, какой злак тянет к солнцу бархатистые свои усы: пшеница, рожь или ячмень. Невольно вспомнился есенинский упрек горожанам, знающим только вкус печеного хлеба.
- Чего присмирел? - повернул к нему голову шофер. - Или места наши тебе не нравятся? Это они на первый взгляд такие неприметные, а на самом деле красивее их поискать надо. Леса, озера, луга заливные - раздолье! Останешься насовсем - за полгода душой к ним прикипишь. Я вот тоже не сибиряк, в Подмосковье вырос, а приехал после службы к корешу своему погостить, да и загостился вот уже шестой год! Правда, еще Маруся одна помогла здешние края полюбить. - Шофер застенчиво улыбнулся.
Бартеньевка оказалась деревней с единственной улицей, вытянувшейся вдоль берега небольшой речушки.
- Бартей речка называется, - сообщил Юрию шофер. - Пескарей и гольянов - прорва. Ты к кому приехал?
- К Русаковой Таисье Архиповне.
- А, к доярке нашей! Дом ее на дальнем краю. Придется тебе пешочком драпануть. Хотя ладно, - глянул он на часы, - все одно последняя ходка у меня. Подвезу тебя к самым воротам.
На высоком тесовом крыльце стояла дородная русоволосая женщина в праздничном цветастом сарафане. Увидев Юрия, она совсем не по-старушечьи сбежала вниз, молча уткнулась лицом ему в плечо, грудь ее вздрогнула от рыданий.
- Что вы, Таисья Архиповна… - растерянно бормотал Юрий, - не надо плакать… - Он даже мысленно выбранил себя за то, что дал телеграмму. Наверное, с того самого часа, как получила ее, простояла , тетка на крыльце. Лучше было бы заявиться нежданно-негаданно.
- Прости меня, Юронька, - наконец заговорила тетка.- Бабья натура, глаза на мокром месте.- Она даже попыталась улыбнуться сквозь слезы, но улыбка получилась вымученной. - Ну проходи, проходи, родненький, в горницу…
Она торопливо распахнула перед ним двери сначала в темные сени, а затем в избу. Первое, что бросилось Юрию в глаза, был начищенный медный самовар на столе. Из конфорки его выходили струйки пара, фарфоровый чайник наверху был окутан ими, словно вершина горы облаком. И такой нелепой показалась Юрию громоздкая картонка, которая скрывала модернизированного электрического собрата этого сверкающего золотым отливом красавца.
Стены горницы не были оштукатурены, просто гладко стесаны бока бревен, и между ними темнели прослойки мха. В переднем углу на шелковой тесьме подвешен большой кусок картона с наклеенными в несколько рядов фотографиями.
Не выпуская ноши из рук, почти инстинктивно направился Юрий в этот угол. Взгляд его заметался между пожелтевшими от времени одиночными и групповыми снимками, пока не остановился на одном из них. С фотооткрытки на него оценивающе смотрел матрос в бескозырке, сдвинутой набекрень, с орденами и медалями.
- Это отец? - не оборачиваясь, спросил Юрий.
- Он, Юронька, он… - всхлипнула тетка.
ГЛАВА 7
Словно оправдывая наихудшие опасения Юрия, утро наступило пасмурное и туманное. Обложной дождь, зарядивший еще с ночи, не унимался.
«Представляю, что творится на полигоне, - беспокойно поглядывал в окно лейтенант, - танковую колею развезло, в окопах по колено воды…»
Он надеялся на то, что суточный план изменят, однако этого не случилось.
На стоянку первого взвода пришел насупленный командир роты.
- Не сумел я убедить комбата отменить занятия,- сказал Юрию Миронов, - придется вам ехать на полигон. Главное - смотрите, чтобы кто-нибудь из новичков оружия на бруствере не бросил. Советую всех молодых собрать в свой окоп, так надежнее будет.