Молчаливое море

Сочинение Вася написал неважно. Схлопотал троечку.

— Лишних запятых понаставил, — смущенно оправдывался он. — Ну, ничего, я свое в точных науках наверстаю!

И действительно, блестяще сдал математику и физику.

Вася пригласил меня на выпускной бал. Девчонки — его ровесницы — недовольно пофыркивали в мою сторону, но меня не задевали их взгляды. Если я чуточку грустила, то совсем по другой причине.

— Ты все еще не решил, куда будешь поступать? — спросила я у Васи.

— Отчего не решил? — состроил он удивленную гримасу. — Моя судьба решена окончательно и бесповоротно!

дурашливо пропел он. — Еду сдавать экзамены в военно-морское училище!

— И ты до сих пор молчал? — огорошенно прошептала я. — Как же тебе...

— Это случилось только сегодня, Аленькая! — он ласково взял меня за руку. — Утром пригласили в военкомат, предложили на выбор несколько училищ.

— Вася, Вася... — помню, я даже обиделась тогда. — Разве можно вот так сразу? Неужели нельзя было посоветоваться со знающими людьми, со мной...

— Самый знающий человек в нашем городе — это военком! А ты ахнешь, когда увидишь меня в морской форме! Галуны, шевроны, кортик на боку! Красотища, Аленькая!

— Какой ты ребенок, Вася!

— Хорош ребенок: метр восемьдесят один ростом и семьдесят пять килограммов весом! Военком сказал, что море любит сильных и смелых. А разве я не сильный, а разве я не смелый?! Даешь корабль, Аленькая!

Спорить и переубеждать его было бесполезно. Долгим вздохом я проводила все свои надежды. Втайне я думала, что Вася останется в Тюмени. Ведь в нашем городе четыре института и даже военно-инженерное училище есть. Теперь все мои надежды пошли прахом. Если уж Вася загорался какой-то идеей, то его, как лесной пожар, трудно было погасить.

— Ты знаешь, Аленькая, — восторженно говорил он. — Моряки всегда славились своим интеллектом, образованностью. Писатель Станюкович, композитор Римский-Корсаков, изобретатель первого самолета Можайский — всех не перечислить!

— А долго ты будешь учиться? — спрашивала я, думая о своем.

— Пять с половиной лет. Раньше тебя закончу!

— Отпуска там каждый год дают?

— Военком говорил, что даже два раза в год. Зимою и летом! Мы часто будем видеться, Аленькая! А письма я тебе буду каждый день писать. Большущие!

— Ой, не торопись обещать, Васенька!

— Я слов на ветер не бросаю.

— А как смотрит на все это Анна Петровна? — поинтересовалась я.

— Мамка-то? Говорит: ты мужчина и сам устраивай свою жизнь. Ее я не забуду. Всю курсантскую стипешку стану высылать. Зачем мне деньги? Кормить и одевать будут бесплатно...

Весь июнь Вася бредил своим морем. Таскал при себе карманный географический атлас, запоминал названия островов, проливов и заливов. Именовал свою зубрежку мудрено: изучением морского театра.

А в первых числах июля я проводила его в дальний путь.  

Глава 7

Ходовая рубка — это мозг боевого корабля. По всем каналам сюда стекается вся информация, принимаются необходимые решения. И последнее слово всегда принадлежит командиру.

Капитан третьего ранга Неустроев сидит в поворотном кресле возле отдраенного лобового окна, кивком головы и коротким словом «есть» отвечает на доклады вахтенного офицера Исмагилова.

Рядом с капитан-лейтенантом несмело поглядывает по сторонам его дублер Портнов. Сегодня он впервые на главном командном посту.

Ходовая рубка «Величавого» похожа на научную лабораторию. Повсюду на переборках и палубных тумбах жужжат и пощелкивают приборы, вспыхивают и гаснут сигнальные лампочки, негромко дзенькают звонки. От всего этого у Портнова кружится голова, мечтательно замирает сердце. Мысленно он представляет в командирском кресле себя: поседевшим и мужественным морским волком. Когда же это будет? Примерно лет через десять-двенадцать. «Величавый» первоклассный корабль, но тот ракетоносец, которым станет командовать он, будет во много крат современнее и лучше. Но командирское кресло, пожалуй, останется. Размечтавшись, Портнов почти наяву представляет, как после кругосветного похода его встречает на причале сам командующий флотом, чуть располневший, но по-прежнему представительный и моложавый адмирал Неустроев...

— Идите сюда, Портнов, — врывается в его грезы властный голос командира.

На коленях у капитана третьего ранга полированный деревянный ящичек.

— Я вас попрошу, определите поправку моего секстана, — говорит Неустроев. — Давненько я не брал его в руки.

Портнов понимает, что это первый экзамен. Он выходит на крыло мостика и непослушными пальцами начинает крутить верньеры, загоняя в зеркала пляшущее солнце.

Кажется, все сделано. Лейтенант снимает отсчет со шкалы, записывает на бланке и подает командиру.

— Так. Спасибо! — удовлетворенно восклицает тот. — А ну, давайте, лейтенант, кто из нас быстрее рассчитает линию положения, — хитровато прищурившись, предлагает он.

Губы Неустроева трогает улыбка, и Портнов отмечает про себя, что командир вовсе не так суров, как показалось ему поначалу.

— Исмагилов, дайте-ка лейтенанту свой секстан!

Командир и Портнов стоят на мостике рядом. Лейтенант чуть повыше ростом, зато шириной плеч Неустроев ему не уступает.

Быстрыми, точными движениями командир вскидывает прибор, подносит к глазам зрительную трубу.

— Товсь! Ноль! — командует он стоящему с секундомером Портнову. — Готово! Давайте отсчет времени.

Потом он сам секундирует лейтенанту. А тот долго не может посадить солнечный диск на линию горизонта.

— Не шустро, — усмехается командир, когда Портнов наконец определяет высоту светила. — Пошли считать!

Пока лейтенант возится с таблицами, командир заканчивает свои вычисления.

— Не подсказывайте, Исмагилов! — строго одергивает он вахтенного офицера. — Что за школярские привычки!

Портнов подает ему свой бланк.

— Так, линию положения вы определили верно, — отмечает командир. — Однако навыки у вас, лейтенант, того... Слушайте мое приказание: каждые сутки решать по пять астрономических задач. Результаты докладывать лично мне. Ясно?

— Есть, товарищ капитан третьего ранга, — без особого энтузиазма отвечает Портнов.

— «Сам» из бывших штурманов, — шепчет лейтенанту Исмагилов, когда командир усаживается в свое кресло. — Астрономия — его любимый конек. Недавно конкурс среди вахтенных проводил. Первое место занял штурман, второе лейтенант Смидович.

— Смидович? — удивленно переспрашивает Портнов.

— Он. А чего? У него не голова, а вычислительная машина. Пятизначные цифры в уме делит и умножает.

— Группа неподвижных целей, пеленг девяносто! — послышался доклад из радиолокационной рубки.

— Лево руля! На румб девяносто! — оживившись, командует Неустроев. — Подвахтенным приготовиться к построению по большому сбору! — объявляет он по корабельной трансляции.

— Наши! — шепчет Исмагилов, поднося к глазам бинокль. Вскоре и Портнов простым глазом видит в утреннем мареве темные многоугольники силуэтов.

На первых порах Вася рьяно принялся выполнять свое обещание. Приходя из школы, я почти каждый раз обнаруживала на столе конверт с матросским штемпелем. Почтовый ящик вскрывала мама, но делала вид, что ей безразличен этот поток писем.

Васины послания были переполнены восхищением. Он восторгался начальником училища — прославленным боевым адмиралом, Героем Советского Союза, и одноклассником своим Леней Говорковым, который уже отслужил срочную матросскую службу, но не захотел расставаться с морем. Вася похвалялся даже командиром роты, который проводит со своими подопечными время «от подъема до отбоя и лишь все остальное с молодой женою...»