Страница 24 из 45
Но внутри всё словно выгорело дотла.
***
Случилось это в праздник зимнего Солнцестояния. В Лэрианоре его отмечали с размахом, как и по всей Долине Ветров. Эл тоже не смог остаться в стороне. Тем более Наир явился за ним и не ушёл, пока Ворон не согласился пойти на всеобщее празднество.
В центре поселения в этот вечер горели костры, выставлялось щедрое угощение. Народ веселился, пил и танцевал.
Элу, разумеется, было не до танцев – не настолько он ещё поправился. Но Ворон не скучал.
Странно было после долгого затворничества находиться среди толпы людей, пить снова вино и слушать беспечную трескотню девиц, что норовили очутиться к нему поближе.
Лиру хохотала громче всех, улыбалась непрестанно, теребила жиденькую тёмно-русую косу, покусывала игриво нижнюю губу и всё чаще поднимала кубок с вином. Молоденькая девчонка, симпатичная, хоть и не примечательная особо ничем. Ему уже случалось видеть Лиру много раз, но Ворон прежде не обращал на неё никакого внимания. Невысокая, самая обычная, худенькая и плоская, как мальчик.
Совсем не похожая на Аллонду. Совсем.
И вот как раз поэтому, сейчас его взгляд всё чаще останавливался именно на ней. А она опускала ресницы, не выдерживая столкновения с серым льдом его глаз. Скромницу из себя строит, но его такими играми не проведёшь.
Лес уже утопал в густых сумерках, первые звёзды мерцали в вышине. В какое-то мгновение все устремились в большой круг хоровода. И рядом с Элом осталась только Лиру.
– Идём танцевать! – девчонка протянула ему руку – она уже была изрядно пьяна и осмелела.
– На танцы у меня пока сил не хватит… – вздохнул Эливерт.
– Жаль! – она лукаво усмехнулась. – А на что у тебя сил хватит?
– Кроме танцев – на всё, что пожелаешь, – Ворон придвинулся ближе, почти коснувшись её. – Проверить хочешь?
Лиру чуть отстранилась, щеки пылали от вина, глаза блестели лихорадочно.
– Знаешь, наверное, мне уже хватит пить… – выдохнула она. – Пора домой. Ты меня проводишь?
Она поднялась, двинулась прочь, оглядываясь на него призывно. Ворон за ней, держась на расстоянии, пока они не миновали лужайку, где веселился народ. Он смотрел ей в спину, видел, как её слегка качает, шёл следом, чувствовал, как его охватывает нетерпеливое возбуждение.
Шум праздника стих окончательно. Она остановилась у большой сосны, привалилась спиной к шершавому стволу, ждала.
Он приблизился вплотную, сдавил её жадно в своих руках, без лишних слов и прочих нежностей впившись в тонкие губы. Пальцы безжалостно смяли грудь девчонки. Но этим Небеса её обделили, и Ворон даже не стал распускать шнуровку платья на её плече. Смысл искать то, чего нет!
Повалил её вниз, в мягкую перину опавшей листвы. Пожухлая трава и осенние листья отсырели, были холодными и липкими, но они, пьяные и возбуждённые, это совершенно не замечали. Эл задрал верх её юбку. Лиру без всякого смущения, совершенно привычно, развела ноги, охнула, закрыла глаза, да так и лежала, почти не двигаясь, тихонько постанывая и не открывая глаз, пока всё не закончилось.
Эливерт, получив своё, поднялся и потянул за руку Лиру. Девчонка оправила платье, стряхнула листву, мечтательно улыбнувшись, шагнула к нему и уткнулась в грудь. Пришлось обнять её, хоть руки упорно делать этого не желали. Но Ворон себя преодолел. В конце концов, заслужила немного ласки – у него так давно не было женщин, и стоило её поблагодарить, пожалуй…
– Ты меня любишь, Эливерт? – улыбнувшись, спросила она.
Ворон знал, что надо ответить. Когда женщина спрашивает такое – ответ может быть только один. Но вот в этом пересилить себя он уже не смог. Не хотел врать. Не видел в этом смысла.
– Нет, – отозвался он равнодушно. – Не люблю.
Она отстранилась, личико перекосило от обиды.
– Не любишь?
«А ты стал скотиной, Ворон! Ну что тебя стоило, ответить ей так, как она ждала? Язык бы отсох? Ведь сколько раз ты говорил это, не чувствуя ничего на самом деле. Просто, чтобы сделать девчонкам приятно. А теперь тебе всё равно, да? Всё равно, что она чувствует. Всё равно, что сейчас ей досадно и больно. Разумеется, не всё же тебе одному страдать… Пусть всем вокруг будет паршиво! Так? Сволочь ты, Ворон, конченая тварь!»
– Лиру… ты… славная, – с трудом выдавил он. – Не в том дело, что я тебя не люблю… Я никого не люблю. Не нужен мне никто. Мне одному лучше.
– Так значит, это правда? – насупилась она. – То, что про вас болтают? Ты с ней, с миледи Миланейей? Я не верила. Она же целительница. Ей нельзя мужчин любить. Теперь понятно всё – мне до неё куда… Она вон какая! А ты не боишься, что Небеса тебя покарают?
– Я? Нет, не боюсь, – покачал он головой. – Лиру, что ты несёшь? Причём здесь миледи? Кто эти сплетни распускает? Я же сказал – не нужны мне бабы. Мне и одному неплохо. Ты хорошая девчонка, но…
– Дурак! – обиженно фыркнула девица, развернулась и нетрезвой походкой двинулась обратно на праздничную поляну.
Эл знал, чего она сейчас ждёт: чтобы он догнал, прощения попросил, целовать полез, а она бы упиралась и плакала, а он бы её в объятиях своих успокоил…
Да на хрен ему весь этот балаган нужен?
– С тобой было хорошо, – крикнул он ей вдогонку. – Захочешь снова – приходи как-нибудь… вечерком!
– Дурак! – крикнула она ещё раз и пошла быстрее, размазывая по лицу пьяные слёзы.
***
Прошло два дня. После заката, едва стемнело, Ворон услышал шаги на крыльце. Открыл дверь раньше, чем успели постучать.
Лиру поглядела исподлобья и молча переступила порог.
Он отстранился, пропуская её в дом, запер дверь на щеколду, посмотрел на девчонку сверху вниз и молча указал глазами в угол, на постель.
***
Скучно иметь женщину, которая смирилась с ролью подстилки. С другой стороны, это удобно. И это лучше, чем вовсе не иметь женщины.
Лиру приходила довольно часто. Приходила поздно. Уходила рано. Почти не мешала. Ничего не просила, не пыталась указывать или требовать. И даже не обижалась, когда её место в его постели доставалось кому-то ещё. Такое случалось лишь изредка. Он не видел смысла менять любовниц, ведь все они были ему одинаково безразличны. Но иногда случалось...
Разумеется, в Лэрианоре такие вещи невозможно было скрыть. Это как маленькая деревня. Все всё знают. Но Лиру не упрекала даже за измены.
Элу, казалось, что она его побаивается. Нет, не его кулаков – для этого повода не было вовсе: за всю жизнь ни одну женщину он не ударил, хоть некоторые порой так и напрашивались. Она опасалась другого – опасалась его злить, опасалась, что он вышвырнет её прочь из своей жизни.
Очень удобная девочка. Другие наивно надеялись на что-то, и Эл поспешно от них избавлялся. Пусть уж лучше приходит Лиру. К ней он привык. Она мало болтала. А иногда даже готовила что-нибудь на ужин. Вполне съедобное. Простая, незатейливая, понятная. Не надо ломать голову.
А самое смешное, что радовать её очень легко – достаточно сказать слово ласковое, похвалить, например, её стряпню или платье – и она уже цветёт. Он старался делать это хотя бы иногда. Понимал, что с Лиру ему повезло. Позже, когда оправился от ран, стал принимать участие в делах лэрианорской вольницы, и появились у Ворона хоть какие-то деньги, он даже изредка привозил ей пустяшные подарки.
С ней было удобно. Но порой Ворон ловил себя на мысли, что с удовольствием бы выставил девицу за порог.
Миланейя, разумеется, тоже знала о девчонке. Смотрела осуждающе и брезгливо. Молчала.
И лишь однажды поутру, заметив их вместе выходящими от Эливерта, после холодно спросила у разбойника:
– Не надоело морочить голову этой глупышке? Она ведь думает, что нужна тебе.
– А я ей голову не морочу. Я предельно честен, – надменно бросил в ответ Ворон. – Пусть уходит. Я её не держу.
– Как же я ошиблась! – печально вздохнула Миланейя. – Я стремилась исцелить твои раны, а надо было лечить твою душу…
В Эсендаре
Браво, парень, ты не грустен нисколько.