В поисках солнца

Ему отчаянно, остро, до физической боли хотелось верить, что такая жизнь — возможна.

Он бесконечно устал.

За те пятнадцать лет, что прошли с того момента, как пираты разграбили его посёлок, а его самого — продали в рабство, он привык быть тенью Грэхарда. Он совершенно слился со своим служением и теперь не мог поверить и принять, что в нём есть что-то ещё, своё собственное, не относящееся к Грэхарду.

Но оно, это своё собственное, было — и исступлённо рвалось наружу.

Оно пробудилось в нём в последние месяцы — возможно, благодаря Эсне, которая увидела в нём нечто большее, чем тень Грэхарда, — и теперь не хотело засыпать обратно, и отчаянно боролось за своё право быть, и крушило всё старое, наносное, навязанное, мешающее ему быть.

Дерек не был готов к той буре, которая бушевала теперь в его душе. Он сел прямо на землю и попытался спрятать лицо в ладонях: лицо опять стрельнуло болью.

Обида и горечь совсем захватили его. Зачем, за что Грэхард его ударил?! Он всего лишь хотел защитить Эсну! Всего лишь хотел защитить Эсну! Разве не это ему поручил сам Грэхард?!

Невозможно, это было совершенно невозможно терпеть! Вихрь боли и отчаяния поглотил Дерека. Он чётко осознал внутри себя, что живым — не вернётся. Никогда, ни за что. Пусть его лучше убьют при попытках поймать!

Но он не желает, он не может туда возвращаться!

Вскочив и решительно подхватив свои вещи, Дерек отправился к первому же знакомому дому. Тут, у порта, часто селились иноземные купцы, и им он наверняка мог предложить информацию, которая стоила больших денег!

Он уже совсем не думал, что такой купец может его выдать в надежде получить у Грэхарда вознаграждение — у него не осталось моральных сил всё взвешивать и рассчитывать. Нужно было ехать — сегодня, сейчас! — ему нужны были деньги — много, и быстро! — и он не желал всё перепроверять сто раз, боясь, что что-то может сложиться не так.

Он больше не желал бояться.

И он был готов бороться за жизнь, в которой страха больше не будет.

3. О чём думает Этрэн Дранкар?

До рассвета оставалось около часа, и Этрэн пребывал в том особом состоянии, какое возникает у человека, хорошо сделавшего свою работу и, наконец, готового вернуться домой.

Анжельский торговый дом в основном ещё спал, хотя местами слышались лёгкий шаги, тихий смех, стуки дверей, скрип передвигаемых вещей — это собирались люди Этрэна. Сам же он вышел на балкончик второго этажа, насладиться последними моментами перед отъездом.

Балкончик удачно выходил на припортовую площадь. Горизонт, конечно, не просматривался, поскольку его загораживали постройки верфи и корабли, но далёкое зарево уже угадывалось, делая непроглядную ночь зыбкой и прозрачной. Воздух пах совершенно особо — так пахнет только на рассвете, и только в порту. Солёный ветер с нотками свежеобработанного дерева, влага и мох для конопатки, масло для рельсов верфи — и что-то особенное, утреннее, свежее и пронзительное.

Этрэн удовлетворённо прижмурился, проводя пальцами по гладким деревянным перилам и вдыхая всю эту рассветную симфонию запахов. Поездка выдалась удачной — даже удачнее, чем он рассчитывал сперва, — и теперь он с удовольствием припоминал продуктивные встречи, повторял внутри своей головы особенно яркие нюансы сделок и мысленно перебирал свои дальнейшие планы. Внутренняя речь его выстраивалась так, как будто всё это он рассказывает супруге; ему нравилось мыслить именно таким образом, потому что это создавало ощущение её присутствия.

Сегодня этот привычный внутренний разговор был окрашен нотками предвкушения — он планировал провести дома не меньше месяца, пережидая период зимних штормов на суше.

Насладившись последними моментами одиночества, Этрэн пристукнул по перилам, заканчивая, тем самым, свои разговоро-воспоминания, кивнул сам себе и отправился на выход.

На первом этаже его перехватил сонно зевающий Кайтар — торговый представитель Анджелии в Ньоне. Зажатый в его руке цветной фонарь бросал на стены и предметы красивые блики.

Вообще-то, они уже попрощались вчера вечером, как и с другими членами торгового дома, как раз чтобы остающимся в Ньоне не пришлось вставать в такую рань. Но Кайтар, конечно, был слишком непоседлив, чтобы просто проспать отъезд товарища, поэтому вскочил, толком не проснувшись, пожать руку и ещё раз проговорить все положенные в этом случае приятности.

Этрэн руку пожал с большим удовольствием, и от приятностей действительно почувствовал самые тёплые ощущения в душе.

— Ну, до весны? — сонно прищурился Кайтар.

— До весны, — благостно согласился Этрэн, ещё раз пожимая руку.

В итоге Кайтар проводил его до дверей и даже помахал вслед, и лишь потом отправился досыпать.

Этрэн сентиментально улыбнулся. Эта привычка старого друга была ему особенно по нраву. Он, разумеется, всякий раз отнекивался накануне и требовал: «Нет, ты в этот раз не вздумай вскакивать», — но на душе разливалось особенное тепло, когда в полумраке ещё спящего дома возникало знакомое, невыспавшееся, но радостное лицо.

Так, с оставшейся после встречи улыбкой, он и отправился было в порт — но вдруг обнаружил, что его поджидают.

Дело, в общем-то, нередкое — у Этрэна по жизни была репутация человека, который умеет разруливать проблемы и устраивать нужные встречи и подходящие обстоятельства. Многочисленные знакомые посылали к нему своих знакомых, и, пожалуй, в такой востребованности Этрэн видел признак успешности самой своей жизни.

Проблема была с личностью ожидавшего: доверенный ординарец владыки Ньона — это точно не тот человек, которого заморский купец будет рад видеть в день своего отъезда.

Тем более — Этрэн недоверчиво моргнул — мрачный и побитый ординарец.

Не то чтобы они с Дереком сталкивались часто — точно не в каждый приезд анжельских купцов в Ньон — но всё же достаточно для того, чтобы наблюдательный Этрэн успел сделать некоторые выводы о его характере. И мрачность в эти выводы как-то не вписывалась. Точнее, вписывалась, — но только в каких-то исключительно неприятных для анжельца контекстах.

— Глас владыки? — остановился Этрэн возле визитёра, даже не пытаясь убрать из голоса тревогу. Лучше уж сразу узнать, чем они тут не угодили грозному ньонскому повелителю!

Дерек усмехнулся правой стороной лица и поправил:

— Свой собственный. — И тут же уточнил: — Глас, в смысле.

«Тогда уж не только глас», — логично поправил внутри своей головы Этрэн, но озвучивать поправку не стал, поскольку был человеком вежливым. Собственно, именно эта вежливость заставила его махнуть рукой в сторону покинутого было торгового дома и предложить:

— Пройдёмте, господин?.. — вопросительной интонацией предлагая дополнить фамилию.

Неожиданный визитёр проследил взглядом за движением руки, машинально ответил:

— Просто Дерек, — и покачал головой.

На лице его ощутимо отразились растерянность и смущение.

Заметив это, Этрэн непринуждённо предложил:

— Тогда составите мне компанию? Я в порт, — уточнил он.

Они, собственно, уже были в порту, но своими словами Этрэн скорее хотел намекнуть на то обстоятельство, что ему пора бы и на корабль.

— Да, в самом деле, — спохватился Дерек и всё-таки озвучил цель визита: — Я и хотел… — он слегка нахмурился, но подробностей его мимики в рассветном сумраке было не разглядеть. — Отплыть с вами, — выразил, наконец, он, и тут же поспешно добавил, испугавшись, что его неправильно поймут: — Я заплачу!

Этрэн сморгнул, связывая в одно все странные детали — неожиданное появление, мрачность, синяк в пол-лица, «свой собственный» и желание отплыть — и сделал выводы, поразительно близкие к истинным событиям. Интуиция и быстрая соображалка редко его подводили; и в этот раз он успел в пять секунд сообразить не только причины, но и возможные выгоды или невыгоды такого предприятия. Вторые заставили его помрачнеть и с некоторой даже холодностью уточнить:

— И не придётся ли нам после этого удирать от всего ньонского флота, господин Свой-собственный?