В поисках солнца

«Ньонский агент?» — сделал поразительный вывод Михар.

Он должен был признать, что никогда не заподозрил бы в Дереке ни агента, ни разведчика, — что могло свидетельствовать лишь о том, что Дерек является профессионалом высочайшего уровня.

«Нарочно строит из себя простака!» — «прозрел» Михар, уже находя в своём уме многочисленные подтверждения того, что Дерек ведёт совершенно проньонскую политику. Дружба с Тогнарами только подтверждала это — их связи с Ньоном были известны.

Осознав, что ходит по краю, провоцируя доверенное лицо владыки Ньона, Михар ступил на путь сглаживания ситуации:

— Я не заинтересован в конфликте с владыкой, Деркэн, — мягко обозначил он, прикидывая, как теперь выйти из дела живым и невредимым.

Хотя он и пытался сохранить уверенную позу и уверенный вид, взгляд его ушёл в сторону, и Дерек догадался, что противник его нервничает и считает себя проигравшим.

«Нда, и как теперь выпутаться-то?» — подумал он с тоской.

Интриги никогда не были его сильной стороной, но он понимал, что, исходя из той роли, которую он себе только что сочинил, ему и отвечать нужно соответственно. Вообразив, что за его спиной стоит разгневанный Грэхард, и отвечать ему нужно от его лица, он озвучил то, что мог бы продекларировать сам Грэхард:

— Меня вполне устраивает то место, которое вы сейчас заняли, Аренсэн, — холодно и властно отметил он, — и те проекты, которыми вы занимаетесь. Я не вижу поводов для конфликта, если только, — прибавил он в голос железа, — вы сами мне их не дадите.

Последняя фраза ему особенно удалась, потому что он сумел чётко скопировать фирменный мрачный тон Грэхарда.

Михара проняло. Изъявив полагающиеся в такой ситуации сожаления, извинения и заверения, он удалился.

Убедившись, что остался в библиотеке один, Дерек со вздохом уронил лицо на ладони.

Напряжение, которое он испытывал во время всей этой сцены, дало о себе знать: руки его отчётливо задрожали.

Он понял, что на рабочие дела сегодня больше не способен, и, прибрав бумаги, отправился на выход. Попрощавшись с вернувшимся библиотекарем, он прихватил в предбаннике своё пальто — но улице уже было весьма промозгло — и отправился прогуляться в порт.

С каждым шагом нервное напряжение его оставляло; он даже начал чувствовать воодушевление. Эта победа над Михаром была приятна; и Дерек проникся и гордостью за то, как ему удалось себя держать, и торжеством победителя, и чувством собственного достоинства. Ему удалось и отстоять свою свободу, и заставить врага отступить, и даже проманипулировать своей связью с Грэхардом…

Тут Дерек споткнулся, осознав, что именно он только что наплёл Михару.

Там и тогда оно было первым, что пришло ему в голову, и он весьма обрадовался, что этого хватило, чтобы Михар поверил, проникся и отступил.

Теперь же он понимал, что высказанные им мысли звучат и впрямь логично.

Разведка Грэхарда была и в самом деле весьма хороша.

Застыв посреди улицы, Дерек с глубочайшим потрясением осознал, что не знает ни одной причины, по которой Грэхард мог бы его не обнаружить. За десять-то лет! И сбежал-то недалеко. И очевидным путём. И не скрывался совсем.

«Он знает», — набатом ударилось в голове Дерека.

«Он знает», — в священном ужасе повторил он одними губами, пытаясь осмыслить и принять эту мысль.

Грэхард не мог ни упустить его след, ни потерять его во время шатаний по Анджелии. Он должен был знать — всё.

«Он знает», — твёрдо окрепло в нём это убеждение, вызывая, однако, скорее не страх, а изумление.

Он знает, да, но он ничего не предпринял. За все эти годы он не сделал ни одной попытки вернуть Дерека. Потому что…

Отбросив самое очевидное объяснение — даже не задумавшись над его возможной реальностью! — он стал изобретать причины совершенно нереалистичные.

«Должно быть, он счёл этот вопрос слишком незначительным», — с сомнением сделал вывод Дерек, запихивая руки в карманы и отправляясь в дальнейший путь. Вывод этот отдавал горечью и тоскою.

В конце концов, в самом деле, зачем бы Грэхарду сдался предавший его и сбежавший друг? Должно быть, ему и думать было противно о мерзком предателе, который так обманул его доверие!

Можно было удивиться, что его не настигла страшная месть; но, с другой стороны, Дерек знал, что Грэхарду не чужд некий личный кодекс чести. Должно быть, он счёл, что Дерек в своё время сделал слишком много полезного и нужного, и на основании этого он помиловал его и дозволил ему жить.

Такое объяснение вообще никак, никаком боком, ни с каким допущениями не вписывалось в характер Грэхарда; но Дерек этого в упор не видел.

Сделанный им вывод, конечно, был горьким и болезненным, но… а чего он ещё ждал? Что Грэхард — что? Приедет с ним поговорить? Письмо ему пошлёт?

Дерек аж расфыркался, вообразив себе нелепое сентиментальное письмо и отказываясь признавать, что именно на что-то такое он и надеялся внутри своего сердца, надеялся исступлённо, тоскливо, жадно. Хоть пара строк, которая говорила бы, что между ними нет счётов, что Дерек прощён за свой побег…

«Он позволил тебе жить; чего ещё?» — недовольно дёрнул Дерек плечом, неприятно поражаясь своей собственной потребности в том, чтобы хоть раз ещё поговорить с Грэхардом, чтобы ощутить, что он прощён, что Грэхарду всё ещё не всё равно, что с ним и…

«Ну ещё сам в Ньон явись теперь!» — разозлился на себя Дерек, пиная попавшийся на дороге камень. Он отчаянно и яростно злился теперь на эту надежду — что Грэхард, возможно…

…даже в самых сокровенных мыслях он так и не озвучил самое очевидное объяснение бездействия Грэхарда: было слишком страшно поверить — и разочароваться.

Нет уж, эту историю нужно оставить, наконец, в прошлом! Разнылся тут! Слишком много, понимаешь ли, хочешь! Грэхард, видите ли, знает, где он, но ему совершенно на это насрать! Эка беда!

И слава Богу, что насрать. И пусть и впредь так и будет; и он, Дерек, поживёт наконец спокойно. Так, как ему хочется.

Покивав с досадой, Дерек вытащил руки из карманов и обнаружил, что уронил какой-то листок.

Он не помнил, чтобы оставлял в пальто какие-то записки.

Нахмурившись, он поднял листок и прочитал на нём: «Причал № 5».

Почерк был незнаком; людей, с которыми он планировал бы встречаться в порту, он припомнить не мог.

Он уже было чуть не выбросил эту записку — мало ли, по ошибке попала! — как вдруг ему пришла в голову мысль, что это Магрэнь могла таким странным образом назначить ему встречу.

«Ну точно!» — раскрутил он в своей голове потенциальную цепочку. Магрэнь могла узнать, что Михар снова начал плести свои интриги, и отправить за ним своего человека, а тот мог подкинуть записку в пальто Дерека!

Приободрившись, он зашагал в порт с удвоенной скоростью: ему хотелось успокоить Магрэнь и заверить, что с Михаром больше проблем не будет.

Мысль о том, что с Михаром реально больше проблем не будет, наполняла его сердце особой радостью, и к порту он подошёл в самом прекрасном расположении духа.

Причал № 5, однако, был пуст; впрочем, и время в записке не было указано, так что Дерек решил подождать, заодно оглядываясь в так полюбившемся ему месте. Если о чём он и жалел, уезжая из столицы, — так это о порте. Ему нравилось здесь: нравился запах моря, скрип снастей, гомон торговцев и моряков, порывы резкого и холодного ветра…

Дерек гулял взад и вперёд по набережной, наслаждаясь пьянящим воздухом, который пах, как сама свобода. Особо ему нравилось рассматривать корабли — ныне в порту их было несколько, и один из них как раз пришвартовался на том самом причале, который его интересовал.

Убранные паруса не позволили Дереку узнать этот корабль издалека; только находясь уже у причала, он осознал, что перед ним — ньонская каравелла.

Сердце его сжалось нехорошим предчувствием и страхом.

Он поскорее вытащил из кармана ту самую записку — нет, надпись была сделана на анжельском.

Впрочем, если это была ловушка…