В поисках солнца

— Мой отец, узнав о ситуации, первым делом предложил ликвидировать вас. Мой дядюшка, — он имел в виду, разумеется, Этрэна, — тоже сразу предложил именно это решение, — в голосе его слышалось отчётливое шипение гнева. — Муж моей сестры предложил мне десяток необнаруживаемых ядов.

Справившийся с удивлением Михар хотел было прервать этот впечатляющий монолог и призвать посетителя к порядку, но вклиниться в быструю чёткую речь Райтэна оказалось невозможно.

— Моя жена, — продолжил он, — предлагала попросту пристрелить вас с крыши, а её лучший друг построил уже более пятидесяти прекрасных планов по вашему устранению. Так знаете, почему вы до сих пор живы, Михар? — со злой ледяной усмешкой повторил свой вопрос он.

Посчитав беседу с очевидным сумасшедшим тем, что было ниже его достоинства, Михар потянулся к колокольчику — вызвать слуг — но Райтэн стремительным движением этот колокольчик перехватил, наклонился к противнику и свистящим шёпотом ответил:

— Вы живы, потому что за вас просил Деркэн.

Михар хотел было позвать Орса — обычно именно он дежурил у дверей — но с досадой вспомнил, что Орса он как раз отослал в засаду. У него, конечно, были и другие боевики, но часть из них сейчас разыскивала Дерека на тракте, оставшиеся охраняли дом снаружи, и внутри была только пара человек — и те теперь стояли у гостиной, где он оставил Магрэнь. Дозваться он сумел бы разве что лакея — и совсем не факт, что тот сумел бы справиться с наглым визитёром.

В Михаре поднялась глубокая досада на самого себя — он не рассматривал Тогнара всерьёз, поэтому недооценил его. Это была грубейшая ошибка, которую, конечно, он в жизни бы не совершил, если бы не позволил эмоциям взять верх над разумом.

— Мы как-то говорили с вами о Рийарах и их прекрасных традициях, — спокойно продолжил развивать свою мысль Райтэн, который даже не подумал о том, что обычно его противник окружён внушительной охраной, и угрожать ему так прямо может дорогого стоить, — но сегодня речь идёт о Тогнарах и о том, чем мы отличаемся от старшей ветви. — Он гордо выпрямился и через губу отметил: — Тогнарам наплевать, какую цену придётся платить, если речь идёт об их близких. С тех пор, как вы перешли нам дорогу, Михар, между вами и вашей смертью стоит только Деркэн и его слово. — Он смерил противника злым взглядом: — Знаете, почему я не убью вас прямо сейчас?

Михар с неверием и негодованием отметил, что этот вопрос вызвал у него страх; он не был уверен, что справится с Райтэном в рукопашной, и не был уверен, что его люди успеют прийти ему на помощь.

Незаметно он попытался дотянуться рукой до ящика стола, в котором лежал нож. Безразличным взглядом он при этом следил за противником, чтобы убедиться, что его манёвр не разгадан.

— Деркэн расстроится, — спокойно объяснил Райтэн и добавил: — Но, если вы позволите себе ещё хоть одну интригу против него, Михар, — клянусь, я перестану волноваться о его расстройстве. К тому же, — светским тоном отметил он, — я всё же полагаю, что вы умны, и что вы понимаете, чего вам будет стоить продолжение конфликта. Сегодня, — ровно заключил Райтэн, — Тогнары вынесли вам первое и единственное предупреждение. В следующий раз вы умрёте, — будничным тоном обозначил он, резко развернулся и вышел.

Михар скрипнул зубами от ярости.

Понимание того, что ему пришлось всё это выслушивать, потому что по собственному растяпству он не обеспечил себе достойное силовое прикрытие, вызывало у него бессильный гнев и злобу.

Но ещё глубже и острее эту злобу делало понимание того факта, что он не может просто сбросить угрозы Райтэна со счетов.

Пусть Михар и относился к самому Райтэну весьма презрительно и не считал его ни за достойного противника, ни за политическую силу, — за ним стояла его семья.

И у него не было возможности уничтожить всю эту семью. А это, как верно отметил Райтэн, означало, что кто-то из Тогнаров убьёт его — просто потому, что Тогнары не будут заботиться о том, чтобы сделать это тайно и избежать ответственности.

Михар почувствовал, как по спине потекла струйка липкого пота: он осознал, насколько близок был к смерти только что.

Такой бешеный человек, как Тогнар, и впрямь мог попросту его зарезать прямо сейчас. Даже если бы Михар не сглупил и выставил положенный заслон боевиков перед кабинетом. Те просто не успели бы вбежать внутрь — а сам Михар не ожидал покушения во время светского визита.

Не стоило отмахиваться и от угрозы отравления — зять Райтэна и впрямь был весьма известным химиком. А его жена, сестрица этого бешеного, была лучшей подругой Руби…

Михар снова скрипнул зубами; угрозы дочери сегодня не прозвучали, но было очевидно, что Тогнары могут расправиться и с ней.

Эта партия была ему не по зубам, и он не видел теперь никаких иных вариантов, кроме как отступить.

«Я привык к тому, что они не идут на конфликт, — с холодным спокойствием сам себе попенял Михар. — И заигрался».

Первоначальная его интрига не предполагала прямого противостояния — Райтэн должен был полюбить Руби и участвовать в деле добровольно. Переигранный вариант — заполучить в агенты Дерека — тоже казался Михару добровольным. Во всяком случае, поведение Дерека всегда ярко отражало, что ему интересно то, чем он занимается; и, к тому же, во всём этом отвратительном тогнаровском монологе так и не прозвучал ответ на главный вопрос: почему Дерек вдруг решил взбрыкнуть именно сейчас?

Встав, Михар подошёл к окну и распахнул его. Тяжёлый душный воздух не принёс прохлады и облегчения, напротив, пахнул в лицо летним зноем.

«Если он так не хотел на меня работать, кто ему мешал сразу обострить вопрос с Тогнарами?» — задумался Михар.

Он даже всерьёз порассматривал вариант, что это в Дереке сыграла ревность, и это Дерек не сумел простить Магрэнь её выбора и потому теперь не захотел продолжить свою работу.

Однако против этой версии говорил тот факт, что Дерек уже несколько месяцев постепенно отстранялся от порученных ему проектов и находил поводы ими не заниматься.

«Нет, здесь дело не в Магрэнь, — принялся досадливо постукивать пальцами по подоконнику Михар. — Хотя и это наложилось». Ему на миг сделалось забавно от осознания того факта, что привязанность к Магрэнь стала тем фактором, который одинаково выбивает из колеи и Дерека, которого он почитал весьма умным человеком, и его самого, совершенно не склонного к таким эмоциональным и радикальным решениям, как принятое сегодня утром.

Задумчиво глядя на оживлённую улицу, он принялся перебирать другие причины, которые могли привести к тому, что Дерек не стал обострять конфликт сразу же, в тот день, что они обсуждали развод Руби.

Михар помнил тот разговор достаточно сносно — как и любой важный разговор — и потому легко припомнил, что Дерек в принципе не считал себя способным дать ему отпор.

«Сомневался в том, что Тогнары будут на его стороне?» — с глубоким сомнением предположил Михар.

Дерек произвёл на него впечатление человека самоуверенного, потому что начал с того, что вмешался в его игру на своих условиях. Он говорил и действовал так, будто имел основания считать себя равным Михару — и сам Михар полагал, что такое искаженное восприятие связано с тем, что в своём прошлом Дерек привык чувствовать себя значительной политической фигурой.

Дальнейшие факты наблюдений подтверждали этот вывод; Дерек раз за разом отказывался вставать на позицию подчинённого, принимал эту позицию весьма неохотно и в любом, абсолютно любом проекте, демонстрировал осведомлённость, знакомство со специфическими тонкостями и уверенность человека, которому уже приходилось над подобным работать.

Он определённо должен был быть политиком высокого уровня — и именно поэтому Михар искал его в первую очередь среди крупных фигур вроде владетельных герцогов и приближённых даркийского короля.

Но, если исходить из этого достроенного воображением Михара образа, — картинка не сходилась.