В поисках солнца

Магрэнь была в высшей степени обескуражена. Хотя сказанное им звучало весьма логично и разумно, ей сделалось отчего-то странно и неловко.

— Мы с господином Анодаром, — сухо открестилась она, — завершили нашу связь ещё полтора года назад, и, смею вас заверить, не имеем намерений её возобновлять.

Это была совсем небольшая ложь — от обиды на Дерека Магрэнь теперь предпочитала думать, что её вчерашние слова вырвались у неё под порывом эмоций, и что на самом деле ничего такого ей не хотелось, и очень славно, что Дерек прекрасно это понял и не попытался её на слове поймать.

— В самом деле? — приятственным тоном удивился Михар, стряхнул пепел прямо на пол, вернулся в своё кресло, наклонился к ней, устроив локти на коленях, и вкрадчивым тоном спросил: — И вы поэтому всю ночь ревели, Магрэнь?

От возмущения она подскочила; изящная поза её сбилась, и она села ровно.

— С чего вы взяли? — ледяным тоном спросила она.

Он посмотрел на неё с выражением, которое, мелькни оно в глазах любого другого человека, кроме него, она идентифицировала бы как жалость.

— Магрэнь, — тихо отметил он, — да у вас половина сосудов в глазах полопалась.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но тут же его закрыла и побледнела. Так вот, что цепляло её подсознание всякий раз, как сегодня она смотрела в зеркало!

Ей так редко приходилось плакать, что она совершенно забыла о таких последствиях длительных слёз.

То, что ей не удалось скрыть степень своего расстройства от Михара, весьма её огорчило, и она подалась назад, закидываю ногу на ногу независимым жестом.

Он с любопытством уставился на скреплённый булавками разрез и мягко рассмеялся. Она, проследив за его взглядом, скривилась и сперва дёрнулась сменить позу; но затем холодно выпрямилась, отобразив лицом надменность.

— Разумное решение, — наконец, отсмеявшись и сделав затяжку, озвучил он. — Иначе бы я, чего доброго, решил, что вы пришли меня соблазнять.

Величаво одёрнув один из клиньев юбки — чтобы прикрыть разрез — она надменно заверила:

— В таком случае я не замедлила бы указать вам на ваше заблуждение.

— В самом деле? — с любопытством уставился он на неё, поигрывая сигарой. — У вас хватило бы духу мне отказать, Магрэнь?

Она раздражённо встала; он встал тоже, продолжая разглядывать её с весёлой иронией. В глазах его играли искорки, каких она никогда у него не видела, и до неё дошло, что он нарочно провоцировал её, чтобы отвлечь от переживаний, которые причиняют ей боль.

«Арни и деликатность?!» — мелькнуло у неё в голове, но тут же она поняла, что провокации такого рода уж точно никак нельзя назвать деликатностью, и успокоилась.

Ненадолго, потому что ей тут же пришла в голову мысль, что отказать ему ей было бы и впрямь затруднительно.

До сих пор он не делал ни одной попытки сблизиться с нею. Магрэнь, с одной стороны, понимала, что спешить в таком деле и впрямь не стоит, с другой — определённо предпочла бы, чтобы сближение это происходило постепенно.

Из очередных раздумий её вывело его движение — он наклонился к пепельнице.

— Мне кажется, — отстранёно заметила она, переживая, что он сочтёт момент подходящим для резкого перехода к горизонтальной плоскости, — сперва нам следует приложить усилия для установления более личных отношений.

Он взглянул на неё с большим удивлением и насмешливо спросил:

— А что я, по-вашему, вот уже битых полчаса пытаюсь сделать?

Она поморщилась. Он раздражённо прошёлся по гостиной взад и вперёд и продолжил:

— У вас проблемы — но вы не хотите мне о них говорить. Вы запутались в своих чувствах — но вы не хотите со мной этим делиться. Вам больно, но вы предпочитаете воевать со мной, нежели просить поддержки. У нас не просто проблемы с личными отношениями, Магрэнь, — дёргано стряхнув пепел в пепельницу, остановился он против неё, — у нас их нет вообще. Вы мне не доверяете даже в каких-то малостях — хотя, казалось бы, какой мне может быть прок в том, чтобы интриговать против собственной жены! — с досадой выговорил он. — Вы обижены, — без всякого логического перехода продолжил он, — что вам пришлось сменить образ жизни, круг общения, манеру одеваться и говорить. — Он прошёл к окну и встал там. — Как будто от вас этого требовал я! Я, Магрэнь, лишь предложил вам занять соответствующее место в обществе — место, которое вас манило. Не я, а это место потребовало от вас всех этих жертв, — он с тихим рыком развернулся и указал сигарой в сторону, где на её платье был разрез. — Вы, что же, думаете, мне нравится смотреть, как вы калечите свои платья? — он резко подошёл и встал перед нею, смерив её мрачным взглядом с ног до головы. — Я, Магрэнь, предпочёл бы увидеть весь этот образ так, как он был запланирован, а не эту вот, — он взмахнул рукой с сигарой, разбрасывая пепел, — вашу попытку сделать его приличным. Но вы, конечно, — язвительно сказал он, — никогда бы мне его не показали — видимо, из страха быть немедленно изнасилованной прямо посреди гостиной! — он пару раз сильно затянулся, затем резким движением затушил сигару о пепельницу, сел в кресло, потёр лоб и уставился на неё весьма раздражённо.

Она аккуратно села на софу, пронзила его яростным взглядом и закопалась в юбках, ловко расстёгивая досужие булавки. Закончив с этим делом, она демонстративно закинула ногу на ногу — верхняя вышла в разрез почти полностью.

Он с большим удовольствием её поразглядывал и деловито уточнил:

— Это приглашение?

Она закатила глаза и ответила:

— Это жест доверия.

Он хмыкнул. Сложил пальцы перед собой домиком и резюмировал:

— Итак, вы раскрываетесь в ответ на эмоциональные монологи. Я запомню, — серьёзным тоном пообещал он.

В этот раз царапать ему лицо ей не захотелось.

Должно быть, сама его способность произносить эмоциональные монологи уже произвела на неё достаточно благоприятное впечатление.

8. Какие мысли гнетут Райтэна?

В квартире Илмарта сегодня было людно и нервно — сам хозяин, который планировал провести день в методичной работе над новой картой, упорно пытался это игнорировать, но получалось плохо.

Нет, Дерек ему мешал не очень — точнее, совсем не мешал. Он заявился сюда с утра с очередным справочником, сел и с тех пор сидел тихо, и вроде бы иногда даже переворачивал страницы — впрочем, Илмарт был готов поставить на то, что переворачивал он их, не читая. Во всяком случае, он не мог вообразить себе Анодара, который по четверть часа изучает одну страницу и при этом ничего оттуда не выписывает, ни о чём не бубнит себе под нос и не корчит никаких выразительных рож.

Примерно через час после Дерека сюда пришёл Райтэн, и Илмарт стал переживать, всё ли в порядке с Олив, и не выгнала ли она всех из дому в истеричном припадке.

Райтэн тоже о цели своего визита не заявил, и следующие полчаса мельтешил из угла в угол, пару раз уронив на пол попадающиеся ему на пути предметы.

Тупо разглядывающий справочник Дерек, правда, немного отвлёкся от своего созерцания и бросил на Райтэна пару тревожных взглядов, но потом вздохнул и опустил глаза обратно на страницы — мол, сам выговорится, когда созреет.

Илмарт тоже полагал, что в случае с Тогнаром самая разумная стратегия — дождаться, когда сам расскажет, — но его беспокоил тот момент, что от тяжких раздумий порывистого гостя страдает его квартира. В итоге, недовольно хмыкнув, он встал и убрал из свободного доступа некоторые вещи, которые ему не хотелось бы видеть уроненными, разбитыми или порванными.

Райтэн и Дерек совершенно не заметили его действий: первый нервно ковырял угол шкафа, второй гипнотизировал какую-то табличку в справочнике.

Илмарту вроде удалось вернуться к рисованию, как вдруг Райтэн, созрев, нарушил тишину вопросом, в котором равно смешивались злость и истерика:

— Правда, что ли, что я делаю из Олив клушу?!

Ему, видимо, всё это время не давали покоя те слова, которые Магрэнь из вредности и обиды сказала Дереку, и он так и сяк примерял эти слова к себе самому, и в итоге пришёл к выводам совсем неутешительным.