В поисках солнца

То, что Дерек влез, куда не звали, разнюхал, что не следовало, да ещё и всё испортил, Тогнара изрядно выбесило — он и так-то был разгневан совершенно неподобающим поведением сына, а тут ещё и это!

— Вот и зачем вы в это влезли! — зло и раздражённо выговорил он Дереку, назначая именно его виновником всех бед.

Дерек ничего ответить не успел — впрочем, он и не знал, что на это ответить, — поскольку Райтэн явно не собирался успокаиваться:

— В самом деле! — зло и язвительно воскликнул он. — Конечно, он должен был, мать твою, растечься в благодарностях за то, что ты чуть не убил его друга!..

— Хозяина, — с милой гаденькой улыбочкой поправил Тогнар, уже тоже закусивший удила. — Его хозяина, Тэн.

Это гнусное, отвратительное слово заставило гнев Райтэна вспыхнуть с новой силой. Ему невыносима была мысль, что где-то существует система, которая позволяет считать Дерека — живого, чувствующего Дерека, — чьей-то вещью.

— Ты тупой?! — не в силах сдержаться, опять перешёл на оскорбления Райтэн, и тут же выразил свой протест против такой омерзительной системы: — Он никогда не был Деру хозяином!..

Тогнар поражённо замер. До этого он не рассматривал возможность наличия между Дереком и Грэхардом каких-то личных отношений. Ситуация казалась вполне однозначной: Дерек был рабом, он сбежал от своего хозяина в Анджелию, он прячется здесь, он боится, что его найдут.

Но реакции Райтэна и его слова ясно и несомненно свидетельствовали о том, что всё оказалось гораздо сложнее.

До Тогнара дошло, что Грэхард был Дереку не только хозяином, но и другом, близким человеком, смерть которого, и в самом деле, причинит слишком много боли, чтобы считать её удачным решением какой бы то ни было проблемы.

Открытие это словно вышибло из Тогнара воздух; он сгорбился, пытаясь сделать вдох.

— И откуда я мог это узнать? — защищаясь, выдавил из себя он.

Этот простой вопрос совершенно вывел Райтэна из себя.

— А спрашивать не пробовал, нет?! — выбесился он и снова понёсся: — Нет, конечно, куда нам! Мы же тут грёбаные мастера грёбаных гениальных планов, о дремучих подробностях которых никому знать не обязательно! Мы же, демоны в задницу, всегда были самыми умными, всегда всё знали лучше всех, всегда всё устраивали единственным грёбаным верным способом!

Райтэна несло и несло дальше — невысказанные юношеские обиды наконец вырвались наружу — и он совершенно не замечал состояния отца, не видел, что тот и не пытается оправдаться, защититься или, тем паче, нападать в ответ. Он в упор не видел того, что перед ним стоит совершенно потерянный, опрокинутый горем и болью старик, — перед его внутренним взором маячил деловой, уверенный в себе, насмешливый правитель Аньтье. Всегда слишком сильнее, всегда слишком умнее, всегда недосягаемый на своей высоте власти, опыта и мудрости. Райтэн яростно и горько высказывал этому — сильному, умному, властному, — то, что, конечно, не могло долететь до вершин его величия, но что ему, тем не менее, отчаянно нужно было хотя бы попытаться до этих вершин докричать. Он не видел, что отец его не просто побеждён; что он совершенно уничтожен и унижен его словами, что каждое из них не просто долетает — попадает в самое сердце и оставляет на нём глубокий болезненный след.

Под потоком этих обличений Тогнар сгибался всё ниже.

Комбинация с убийством Грэхарда и в самом деле казалась ему гениальной. Он расценивал её как истинный шедевр своего дипломатического таланта, как вершинный аккорд своей политической карьеры — яркий и дерзкий аккорд, достойный его славной фамилии и служащий прекрасным завершением интриг его жизни.

Всего одна допущенная небрежность, ставшая фатальной: он не счёл нужным разбираться в чувствах Дерека. В своих интригах он всегда ориентировался на конечный результат, полагая, что чувствами можно и пренебречь — поскольку игра стоит свеч.

Всю свою жизнь, раз за разом, он пренебрегал чувствами вовлечённых в его интриги людей и не видел в этом ничего криминального; итог интриги всегда того стоил.

Теперь впервые он осознал, в чём слабое место его метода.

Впервые он столкнулся с тем, что эти обычно игнорируемые им чувства могли оказаться столь сильны и важны, что никакой, даже самый блестящий финал интриги, — того не стоил.

Тогнар, конечно, преследовал свою выгоду в текущем деле, но всё же не это было его приоритетом. Он по-настоящему дорожил близкими людьми, и Дерека тоже относил к членам своей семьи, поэтому первым и главнейшим его побуждением было освободить Дерека. Основной смысл интриги, базовый и краеугольный смысл, состоял в том, чтобы над Дереком больше не висела тень его бывшего хозяина, чтобы он стал свободен — по-настоящему свободен — и чтобы никогда больше не боялся, что его настигнет его прошлое.

Но если Грэхард был Дереку не просто хозяином, а близким человеком, то вся выгода интриги сходила на нет. Что толку освобождать человека от страха, если взамен ты вкладываешь в его сердце непроходящую мучительную боль?

Игра не стоила свеч.

А он не понял этого вовремя — потому что привык действовать за спиной людей, на благо которых были направлены его интриги. Он не поговорил, не спросил, не уточнил — ему хотелось преподнести финал интриги как неожиданный подарок, как драгоценный сюрприз!..

А вместо подарка вышел нож в спину.

Тогнар почти не слушал весь тот яд, что изливал на него сын. Он слишком остро, слишком мучительно понимал, что допустил ошибку, исправить которую совершенно уже невозможно.

Болезненнее всего было понимать, что вместо помощи он причинил вред; что попытка вырвать из рук Михара орудие шантажа привела к тому, что осуществился самый неприятный итог этого возможного шантажа.

Раздражённый Тогнар тихо высказал в адрес Михара весьма нецензурное пожелание; неудачно попал в паузу между сентенциями уже выдыхающегося сына.

Было излитый гнев Райтэна вскипел с новой силой. Вспомнив о Михаре, он снова погрузился в глубокое чувство беспомощности перед ним. Он так хотел избежать этого всего — всех этих идиотских политических интриг! Он не желал быть правителем Аньтье, не желал лезть в политику, он хотел простой спокойной жизни обычного человека — и он столько для этого сделал!

Столько сделал — лишь для того, чтобы эти грёбанные интриги снова его догнали!

Взвившись от возмущения, Райтэн досадливо взмахнул руками.

Злость на отца смешалась в нём в этот момент с бессильной яростью, направленной на Михара. Они совершенно смешались в этот момент в голове Райтэна, три довлеющих над ними с Дереком титана — отец, Грэхард и Михар, — три властных, бесчувственных чудовища, которые вмешиваются в твою жизнь только для того, чтобы всё разрушить.

— Оставьте нас уже в покое со своими долбанными интригами!.. — заорал он уже не столько отцу, сколько этому собирательному образу, и, совершенно ослеплённый яростью, схватился за ближайший предмет — им оказался стул — и с остервенением своротил его на пол и пнул, вдобавок, ногой.

Боль от этого пинка чуть отрезвила его, заставив замереть.

Тишина, последовавшая после криков и грохота, звенела напряжением.

Тяжело дыша, Райтэн переживал момент тотального опустошения. Вырвавшиеся наружу эмоции, разодрав все внутренние запреты и скрепы, оставили по себе ледяное пепелище тупого мёртвого безразличия.

Старший Тогнар застыл, упершись спиной в секретер. Видимо, только эта точка упора — отступая от сына, он, в конце концов, уткнулся в мебель, — и не давала ему упасть.

Райтэн был эмоциональным человеком, который вполне был способен решать свои конфликты криком — пусть никогда до этого он не позволял себе повышать голос на отца. Крик уже был страшным сигналом, который говорил о том, что он находится где-то за гранью своего самоконтроля.

Но швыряться предметами, швыряться мебелью!..

«Насколько же ему больно сейчас!..» — в ужасе думал старший Тогнар, глубоко мучаясь пониманием, что именно он является первопричиной этой боли. Осознание, что сын страдает из-за его поступков, накрыло его и лишило всяческих сил.