В поисках солнца

Переглянувшись, Дерек и Лэнь рассмеялись.

— Ладно, уже вечереет, и я собираюсь домой, — наконец, заключила Лэнь.

— Я провожу, — вызвался Дерек.

Поскольку Лэнь всё ещё жила в доме отца — в центре Брейлина — добираться пришлось верхом.

Некоторое время они молчали. Деловая тема была временно исчерпана, и ими снова овладела неловкость. Однако в этот раз оттенок этой неловкости был другой — сегодняшняя оживлённая беседа напомнила им обоим то, что они ценили друг в друге, и показала, что они вполне способны работать вместе. Теперь поговорить казалось уже не так стыдно и страшно, как раньше, и Дерек, первым набравшись мужества, начал:

— Лэнь… — она не повернула к нему голову, по тону догадавшись, что это начинается личный разговор, которого оба они боялись и который всё же нужно было проговорить. — Я… слушай, я вёл себя… — у него никак не получалось подобрать слова, и он обозлился сам на себя и высказался прямо: — Я подло пользовался твоим расположением и не хотел от него отказываться, прикрываясь неопределённостью. Не представляешь, — он остановил коня и повернулся к ней, — как мне стыдно.

Она тоже остановилась и кивнула, всё ещё не глядя на него. Он сказал именно то, что она сама в сердцах и обиде говорила себе о нём; и, хотя она всё это время фантазировала, как однажды такой вот разговор сбудется — и он придёт, весь такой всё осознавший и пристыженный, — а она, уж она-то тут выговорит ему всё, что о нём думает!.. места живого на нём не оставит, ядом зальёт и самым злыми словами нашпигует, как иголками!.. хотя она не раз и не два составляла внутри себя самые жестокие и острые обличительные монологи, теперь, когда фантазия её сбылась, и было самое время излить все эти выношенные в глубине её раненого сердца слова… Теперь ей этого делать совсем не хотелось.

— Я оказался трусом, — продолжал, между тем, Дерек, и голос его ощутимо дрожал от стыда, — знал, что должен честно поговорить, а вместо этого делал вид, что ничего не замечаю.

Он говорил те слова, которые она сама хотела сказать ему, но никакого торжества она в этот момент не чувствовала; и ей даже почему-то мучительно захотелось плакать.

— Я тоже трусила, — вдруг посмотрела она на него остро. — Не хотела замечать, что ты не отвечаешь на мои чувства. Это было очевидно, — голос её дрогнул, — но я думала… — и вдруг призналась в том, в чём, совершенно точно, признаваться не собиралась никогда и никому: — Я думала, что если буду настойчиво вести себя так, словно мы уже пара, у тебя… — она отвернулась и закончила совсем тихо: — У тебя и не останется другого выбора, как жениться на мне.

Дерек растерянно и потрясённо моргнул. Она тоже вдруг взяла и сказала то, в чём он мысленно с гневом обвинял её, рисуя себе её образ как вероломный и лживый — видимо, чтобы на фоне такого образа чувствовать не столь преступным самого себя.

— Лэнь, — вдруг севшим голосом ответил он, — серьёзно, если хочешь — женюсь!

Он сказал это под влиянием эмоций; им было так радостно сегодня днём, и они вдруг так обнажились друг перед другом во взаимных признаниях в самом дурном в себе, и всё это ещё почему-то наложилось на фантазии и мечты об Эсне — и просто о семье и любви — что им овладело ощущение глубокой предопределённости происходящего. Ему подумалось, что, верно, сам Бог желает этого союза, и сам Бог к этому союзу их вёл, и им следует довериться Его воле и отбросить все старые обиды — потому что у них, наверняка, получится.

Лэнь, однако, этого чувства предопределённости явно не разделяла. Справившись с первым удивлением, она только спросила:

— Дер, ты хоть сам-то слышишь, как оскорбительно это звучит?

Он покраснел так мучительно, что аж закашлялся.

Она необидно рассмеялась над его смущением.

— Нет уж, господин Анодар, — с лукавой улыбкой перевела она тему в шутку, — вы поздновато спохватились, сударь, и счастье своё уже упустили.

— Справедливо, — признал он, с большим удивлением прислушиваясь к собственной глубокой досаде и даже разочарованию — словно брак с Лэнь был чем-то по-настоящему желанным, и только ради этого он сюда и приехал.

— Но давай будем друзьями, если можно! — с просительными нотками в голосе продолжила она.

— Конечно, — пылко заверил он.

Она лучезарно улыбнулась и тронула лошадь вперёд.

Он тронулся следом, не понимая, почему ему теперь сделалось горько.

…пробыв в Брейлине ещё неделю, Дерек помог разгрести кучу дел, походя выправя Лэнь самооценку и вселив в неё веру в себя — он просто вспомнил, что и сам был именно таким, когда только начинал это дело, и пытался сделать для неё то же, что для него в своё время делал Тэн, — и даже серьёзно поговорить с Ирданией.

Та, впрочем, выговором была недовольна, и с ярко выражаемой обидой открещивалась от любых обвинений.

— Дался мне ваш карьер, Анодар! — басила она, распаляясь. — Своих будто дел нет!

— Ну ладно, ладно! — замахал на неё руками, сдаваясь, Дерек. — Но Лэнь не обижай, хорошо? — и шутливо пригрозил. — А то Тогнара на тебя натравлю!

Возмущение Ирдании вмиг потухло, и со злой горечью она парировала:

— Да эти Тогнары — как ветер в поле! Нашёл, кем пугать!

Сморгнув, Дерек заподозрил отца Райтэна в тайной интрижке с Ирди — уж слишком разочарованно она выглядела для женщины, которой дела нет до каких-то там Тогнаров.

— Что есть, то есть, — осторожно согласился он, решив, что дела такого рода, в любом случае, его никак не касаются. — Но всё равно не обижай!

— Да не буду, — отмахнулась от него Ирди.

Посчитав на том свою миссию законченной, Дерек отправился в обратный путь.

7. Что бывает, когда Райтэн желает причинять добро?

Пока Дерек разруливал свои дела с карьером, Райтэн умудрился влипнуть в своего рода неприятности — или, во всяком случае, в весьма неловкую ситуацию.

Корни этой ситуации уходили в их с Олив поездку. Тогда, в одном из северных портов, он встретил знакомого райанского купца — именно через него он сбывал контрабандные специи из Джотанды в Райанци, поэтому, разумеется, неожиданную встречу отметили небольшой попойкой. В ходе оной Райтэн, ясное дело, расхвастался своим удачным браком и новой райанской фамилией — и тут-то выяснилось, что купцу фамилия эта известна.

— Се-Стирен? — удивлённо переспросил он, теребя длинные косые пряди на висках. — Погоди-погоди, на ком ты, то бишь, женился?

Райтэн рассказал в общих чертах, чем привёл купца в неожиданный восторг.

— Жива-таки! — радостно потряс он в воздухе кружкой, расплёскивая по сторонам дешёвое кислое вино. — Ыыых! Жива!

Столь бурная реакция вызвала у Райтэна вопросы, и он принялся трясти приятеля на предмет подробностей, и тут же выяснил, что брат Олив в своё время потратил довольно много сил на поиски пропавшей сестры, и даже задействовал не только своих людей, но и добровольцев. Тогда ещё совсем молодой друг Райтэна тоже решил подзаработать и участвовал в поисковой операции. Но Олив они, как легко понять, не нашли. Однако история эта купцу запомнилась, и поэтому теперь он искренне порадовался, что девчонка не только выжила, но и неплохо устроилась.

Райтэн, узнав, что родственники Олив подошли к её поискам столь вдумчиво, испытал глубокий приступ сентиментальности — по правде сказать, в приступе этом было виновато плохонькое вино, которое они весь вечер распивали. Привыкший к дорогому качественному алкоголю Райтэн, определённо, не ждал, что эту дешёвую кислятину будут разбавлять спиртом — и в голову ему ударило знатно. Обычно он, ценя трезвый рассудок, не позволял себе опьянеть, а тут вышла накладочка, и приложило его знатно. На подвиги потянуло — аж мочи нет.

Имея притом под боком хихикающего восторженного помощника, Райтэн незамедлительно составил письмо к старшему Се-Стирену, где в самых изысканных выражениях — никакой хмель не мог выбить из него вдолбленные этикетом формулировки — сообщал, что имел честь сделать его сестре предложение и получить согласие. Счастливый купец, даже всплакнувший над этой сентиментальной историей о потере и обретении сестры, вызвался доставить послание со счастливой вестью лично.