Страница 41 из 83
Я вся обратилась вслух и подалась вперёд, сильнее впиваясь в края стула, отчего он жалобно заскрипел, а улыбка на лице Елизаветы расширилась.
– Никому не было дело до убийства вампира из моего клана и его малолетней любовницы. Конгрегации хватило официального запроса, другие кланы без возражений подписали приказ, а я не могла даже спросить своего отца, за что он так возненавидел Кирилла Соррент, моего давнего друга, что настоял на его убийстве. И сделал это через мою голову. На приказе стоит моя подпись и печать, но рукой вёл мой Хозяин, Тиберий Соррент, почивший десять лет назад и унёсший с собой эту тайну.
– Вы же были Хозяйкой! – выпалила я. – Как это могло быть сделано без вашего желания?
– Для дочери отец всегда остаётся Хозяином, даже если он сложил с себя полномочия из-за надвигающейся старости, – спокойно ответила она. – Его официальная позиция строилась на побеге Кирилла. На уничтожении его исследований. На похищении подопытной. Ты хоть понимаешь, насколько иллюзорна твоя вера во влюблённых родителей? Между ними пролегала пятидесятилетняя разница в возрасте. Она была очарована, в этом нет никаких сомнений. Другой вопрос, зачем Кирилл так поступил. Что он скрывал и почему бежал сразу, как узнал, что Аделина беременна.
– На что вы намекаете?
Елизавета побарабанила пальцем по столу, а затем выдвинула ящичек и вытащила пустую пробирку с маленьким лезвием и положила перед собой.
– В мои планы не входит использовать тебя, Дарья. Никаких лабораторий, исследований и прочей чепухи, – заявила она, качая головой. – Всё, что мне нужно, это капля твоей крови. Дашь мне её, и я назову тебя членом клана Соррент. Ты сможешь работать или учиться. Жить среди нас совершенно свободно. Никаких условностей или ограничений. Сущая мелочь в обмен на защиту. Согласна?
Видимо мой взгляд был слишком выразительным, раз женщина фыркнула, катая пробирку по столу, чем сильнее привлекала моё внимание к ней.
– Я хочу знать, являешься ли ты дочерью Кирилла, вот и всё.
– Как вам в голову могла прийти мысль, что нет?!
– Может Август и считает, что Кирилл не преуспел в своих исследованиях. Может из-за «влюблённости», он всё сжёг и бежал. Но я хорошо знала Кирилла. И слишком хорошо знала своего отца, чтобы поверить, что всё так просто. Нет, Дарья, я считаю, что с их смертью тайна не ушла в могилу, а осталась ходить среди живых, а теперь сидит передо мной, ничего не зная ни о себе, ни о своих возможностях.
Чтобы выиграть время, я взяла пробирку со стола и внимательно её рассмотрела. Не было причины не верить словам Елизаветы. Она была искренней в своём незнании, а я оказалась в ещё более запутанном положении, чем прежде. Кем же были мои родители? В чём суть такой загадки?
Я не успела дать ответ, у Елизаветы зазвонил телефон. Поморщившись, она ответила на звонок. Слушая голос на том конце, её лицо застыло, а зрачки расширились. Я услышала только конец фразы:
– Он мёртв, госпожа. Конгрегация созывает срочное совещание.
– Кто умер? – спросила я, когда она оборвала звонок.
Хозяйка Соррент положила телефон перед собой, продолжая невидяще его разглядывать. В застывших глазах мелькнула влага, которую она проглотила, запрокинув голову и смыкая веки. Всего пара секунд и передо мной вновь оказалась властная женщина. Нажав на коммутатор на столе, она вызвала Дардена, переводя взгляд на меня.
– Потентат Август был убит прошлой ночью, а его служанка зачарована, – ответила она. – Получается, ты последняя, кто видел его живым.
Глава 18. Иголки, иголки, иголки
В знак скорби, Елизавета приказала приспустить флаг с флагштока и объявила траур по ушедшему Потентату Августу Патрицину. Госпожа Соррент решила взять меня с собой на Совет, чтобы я могла сразу пересказать события прошедшей ночи. Также на собрании она намеревалась поставить под вопрос моё дальнейшее будущее. Я напомнила об обещании Августа, на что вампирша пожала плечами, говоря, что, если он и правда так решил, то в его доме найдутся подтверждающие документы. А пока есть только моё слово. И, в свете последних событий, мне стоит проявить осторожность.
По дороге на собрание, проводимое в здании регионального суда, в простонародье именуемое как Матрёшкин дом из-за других служб, находящихся внутри, Дарден разъяснил слова матери:
– Дари, всё очень плохо. Если мы не найдём подтверждения твоих слов, то могут предположить, что ты и убила Потентата, не согласившись с его решением. В конце концов, то, что он дал тебе свободу, выглядит довольно-таки невероятно. И ты последняя видела его живым, – объяснил он. – Что ты помнишь перед уходом? Он вёл себя странно? Может, в доме было что-то не так? Что-нибудь заметила необычное?
– Я ушла где-то в половину третьего. До этого мы гуляли по набережной. А когда вернулись, то распрощались у входа. И нет, я не заметила ничего странного, – ответила я, предчувствуя, что мне не стоит появляться на собрании. Этакая щекотка под кожей – очередное предчувствие беды. – Как его убили?
Не отрывая взгляда от дороги, Дарден мотнул головой. Он не знал.
Прибыв по адресу, оказались у массивного здания из кирпича, выкрашенного в грязно-серый цвет. Огороженный высоким забором из прутьев, на территории, закатанной в плитку, без единой лужайки, Матрёшкин дом производил гнетущее впечатление. Конструктивизм в чистом виде. Шесть этажей скуки и застарелых тайн. В основном, здесь работали вампиры, у Конгрегации был свой закрытый ящик. Однако подобные собрания, традиционно, устраивались именно здесь. Провинившиеся вампиры не покидали этот дом, проходя все этапы, перемещаясь между этажами. От камеры заключения до зала суда, а потом заканчивали свой жизненный путь в зале для казней. Удобно, функционально, окончательно.
Перед нами вереницей стекались наглухо тонированные автомобили, спускаясь на подземную парковку. Вклинившись в стройный ряд машин, припарковались на местах для соррентийцев. После Дарден сопроводил меня до комнаты ожидания, выкрашенной в казённые коричневые тона с пропахшей куревом мебелью и пепельницами на кофейном столике.
– Посиди пока здесь. Тебя вызовут, когда придёт время, – сказал он.
Я вцепилась в рукав его пиджака, задерживая и чуть уводя в сторону, чтобы остаться наедине. Прижавшись к его груди, едва слышно прошептала:
– Я чувствую себя в западне, Дэн. Мне сложно поверить в такое чудовищное совпадение. Тот, кто убил Августа, подставляет меня, – запрокинув голову, посмотрела в его чёрные глаза, улавливая схожие мысли. – Ты же мне веришь?
Поцеловав в лоб, Дарден кивнул, а потом его губы остановились в миллиметре от моих, и он ответил:
– Я верю, что ты его не убивала, Дари. Но прости, я не доверяю тебе в остальном. Я чувствую, что ты хранишь от меня секреты.
Сжав его за плечи, всё в такой же пугающей близости, когда даже чёрные глаза вампира расцветают карими тонами, проступая россыпью кофейных пятен на радужке, когда дыхание горячит кожу, а аромат мужских духов пьянит сознание, когда кажется, что теплее и роднее никого нет, когда не можешь просто остановиться, я говорю:
– Рано или поздно, но ты узнаешь обо всём, Дарден. Надеюсь, мне хватит сил выдержать…
Дэн, будто почувствовав, что я собираюсь сказать, наклонился ниже и поцеловал меня, да так жарко, что я потеряла бы равновесие, если бы он не подхватил меня, прижимая сильнее к себе. Дэн вжал меня в стену, распаляясь за секунду, так быстро вспыхнув, как будто мы не в здании суда, а в спальне и вот-вот опустимся на постель.
Сзади послышалось деликатное покашливание. Оторвавшись друг от друга, обернулись, – там, скрестив руки на груди, стояла мать Дардена. Как хищный зверь, она сжимала предплечья, поджав губы и немигающе глядя на сына. Казалось, что сам воздух вибрирует от её злости, но вслух женщина ничего не сказала.
Дарден поцеловал меня в макушку, вновь пожелав не бояться, а потом последовал за матерью, которая сразу вцепилась в его локоть, что-то горячо зашептав на ухо. Кажется, мне не следовало так сближаться с ним. Кажется, но это уже не в моих силах.