Соболево. Книга первая

– Невозврата куда? – уточнила Ксения.

– Отсюда. Из области Его власти, Его… Желания. Отец вломился ко мне ночью. У него была истерика. Он мешал слова с отрывистыми вздохами и брызгами слюней, с текущими слезами и надрывным голосом. Он кричал, что это не он. Не он пишет в дневнике, что это не его слова. Кричал, что не знает того, что там написано. Я вжался в угол кровати и…

– И что? – чуть подождав, спросила Ксения.

– Я обмочился. Ты же понимаешь, что об этом никто не должен знать?

– Да, пап. Это же давно было!..

– Не важно!

– Хорошо, хорошо. Даю слово.

– Он этого даже не заметил. Схватил меня за руку и вытащил из кровати. Тащил меня, не слыша моих криков, до самого своего стола, где всучил мне дневник и заставил читать. Я не смог. Это было невозможно. Записи велись на непонятном языке, пусть и русскими буквами. Какие-то рисунки там были, но что было нарисовано – этого мой мозг понять не мог, он отказывался воспринимать такие неправильные формы, они явно были не от мира сего, как мне тогда показалось. Я даже не смог бы ответить на вопрос, как отец смог их нарисовать? И в словах, и в рисунках всё было чужое, всё не здешнее. Я так ему и сказал, что не могу. А он: вот именно! – говорит, – И я не могу! Потому что это не мои мысли, говорит, и не я их сюда написал. Рука моя, говорит, но не моей головой это всё выдумано. Упал, отполз к стене и начал рыдать. Я, пользуясь моментом, убежал из дома. Ночевал у одной знакомой бабки. Утром я нашёл его на том же месте.

Ксения подняла ноги на край кресла и обхватила колени руками. Ей стало по-детски жутко. До смешного страшно. Из слов отца значило, что Виктор, её дед, кажется, сошёл с ума. Когда-то давно, но это случилось. Это случилось ещё даже до её рождения, когда её собственный отец был мальчишкой десяти лет. Но как это возможно, – задавалась вопросами Ксения, – Как это может быть правдой, если сейчас он управляет такой сложной структурой, как Орден, и всё, что к нему прилагается? Ведь он общается с ней как человек в здравом рассудке, а его ум способен дать фору любому молодому гению в Соболево.

– И тем же утром начался заключительный эксперимент. Так что, – отец усмехнулся, – скоро конец моей сказочке. Дослушаешь до конца?

– Конечно, пап, говори. Не думаю, что смогу уйти отсюда, не дослушав. Всё, что ты говоришь, это что-то новое. Что-то, о чем я не подозревала, и если это правда…

– Есть сомнения? – перебил её Егор.

– Нет, сомнений нет, но ты же понимаешь. Нужны доказательства, чтобы окончательно убедиться. Я вижу поступки Виктора, и могу утверждать, что он точно не сумасшедший. Он всякий раз судит разумно, принимает взвешенные решения…

– Это не он принимает их, – снова перебил Егор, – Ты разве не слышала? Только что я говорил, что…

– Да! Я слышала, я слышала. Это не он, это что-то… – Ксения попыталась подобрать нужные слова, – Что-то в его голове, да? Но это бы значило, что Виктор сумасшедший. Шизофреник. Шизофрения имеет свойство прогрессировать, и к сегодняшнему дню он был бы, скорее всего, полностью невменяем.

– Он не шизофреник. Он одержим Ахнаиром, – прошептал старик со всей присущей ему серьёзностью.

Ксения уставилась на отца стеклянными глазами, упала на спинку кресла и задумалась.

– Твои слова, они… – наконец произнесла она, – подразумевают существование сверхестественных сил.

Отец ничего не ответил. Он просто продолжил рассказ.

– Он заперся в подвале нашего дома. Не взял с собой ничего, кроме теплой одежды и спального мешка. Мне было поручено спускать ему еду с уже добавленным составом, и к моменту, когда он поедет, как те собаки, дать ему второй состав. Так же, с едой или водой. Риск сойти с ума больше не пугал его. Кажется, к тому моменту он уже перешёл эту черту. Спать я там больше не оставался. Ночевал у той же бабки. Ты её не видела, она умерла очень скоро после всего этого. Мария Михайловна её звали. Спасибо ей большое. Всё шло спокойно. На 19-ый день приёма состава, отец потерял над собой контроль – перестал говорить, откликаться на своё имя, перестал быть собой. Я позвал врача для того, чтобы обезопасить себя, и просто, чтобы не было так страшно. Мы дали ему второй состав. И знаешь что? Он не подействовал. Отцовский мозг как будто сопротивлялся. Виктор начал головой об стену биться, видимо зудело сильно в мозгах, так что нам пришлось связать его и на всякий случай обвязать голову полотенцами. Он стонал день и ночь, ночь и день. От заката до рассвета. От рассвета до полуночи и так по кругу. Не помню сколько дней. И головой мотал. Так же, как собаки. Каждый раз, когда я пересекал порог дома, я окунался в царство страданий. Он стонал, глухо бился об стену, пытался вывернуться из наручников. Ему хотелось к воде. Но одним пасмурным утром я, наконец, застал его спокойным. Он посмотрел на меня ясными глазами, такими же ясными, как в то утро, когда мы пошли в больницу, где нам впервые показали пророка, и когда он ещё не был одержим всем этим. Такой у него был взгляд. И он сказал мне тогда, что кто-то ему всё объяснил. Мне поплохело. Я спрашиваю, что объяснил? А он мне отвечает, что есть у него только два выхода из сложившейся ситуации. Первый – выпить первый состав и услышать Его, но уже на совершенно ином уровне. Второй – не выпить, говорит, и сегодня ночью Он разорвёт, мол, мой разум и я умру. А потом добавляет: если мы хотим жить, нам нельзя уезжать, Егор. Нельзя. И вырубился. Доктор ему что только не колол – разбудить мы его не смогли. И когда уже он ушел, посоветовав мне просто дождаться, когда отец проснется, я, будучи напуганным ребёнком, дал ему первый состав. Лишь бы он не умирал! Я был уверен, что он найдёт выход, тешил себя этим. Отец очнулся сразу. И после этого я прежним его никогда уже не видел, – тут отец не сдержал слёз и едва не зарыдал в голос, – Я не знал тогда, что вот так всё обернётся!

Ксения бросилась утешать отца.

– Этот состав, его дают на причастии? – тихо спросила Ксения.

– Да. Разбавленный, но это он. Микро дозами быстро никто топиться не бежит. Ну, за исключением некоторых излишне восприимчивых личностей. Что с ними дальше происходит, ты сама знаешь.

Ксения кивнула.

– Примерно раз-два в месяц Симеон проводит "праздничные" службы, на которых действие первого состава сбивают вторым.

– И тех, кто не способен был прийти самостоятельно, навещают церковники, проводя им причастие на дому, – кивнув, подвела итог Ксения.

– Да.

Капитан локтями упёрлась в колени и обхватила руками голову.

– Ты теперь понимаешь, почему я всегда пытался тебя отговорить от вступления в Орден?

– Это эксперимент? – спросила Ксения, игнорируя вопрос отца, – Он до сих пор пытается что-то выяснить? Что?

– Нет, это не эксперимент. Он давно уже всё понял. Ему больше не нужны подопытные.

– Тогда для чего всё это?

Продумать дальше

– Всё это? Всё это… – Егор засмеялся, – Ахнаир – не выдумка. Да, его, скорее всего, не так зовут, а может быть у него вообще нет имени. Имена – это людское. Оно существует, и вряд ли Оно озабочено нашим благом. Виктор контролирует всю деревню, медленно вскармливая Его, – отец перешёл на шепот, – Очень скоро наступит момент, когда поворачивать назад будет уже поздно. Возможно, он уже наступил. Этот мальчишка здесь не просто так оказался, – Егор указал на Андрея, – То, что ты видела, это не ил. Похоже на ил, но это не то, чем кажется. Я не могу объяснить это словами, это одна из вещей, которые можно понять только тогда, когда хотя бы раз их увидел. Когда ощутил. Понимаешь? – он вкрадчиво, будто сумасшедший, хрипел каждое слово, – Кое-кто подозревает, а я с ним согласен, что ждать развязки этой долгой партии, длящейся вот уже полсотни лет, осталось совсем недолго. И это совсем чуть-чуть уже на расстоянии вытянутой руки. Может, пару месяцев. Может, месяц. А может и меньше.

Ксения замотала головой, отказываясь верить в безумные россказни отца.