Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 111

Оттуда же, где принято «хранить вечно», пришел к нынешнему читателю и составивший третий раздел книги большой фрагмент «Дополнений» к лосевской «Диалектике мифа». Фрагмент внушительный, он даже в своем ущербном виде (в оригинале — большие машинописные листы с нумерацией от стр. 332 до стр. 485, ни начала ни конца) почти равен по объему самой «Диалектике», но важнее — мы пока не будем говорить о содержании данного текста — уже само его существование, его (вы)явление как таковое. Ибо многие годы об этом «Дополнении» ходили только увлекательные легенды. Еще бы не увлечься: если уж в «Диалектике мифа» было столько отваги и силы правды, то что же автор имел и сумел еще добавить-сообщить «городу и миру» в обширном произведении, без колебаний отвергнутом Главлитом?! А кто хоть видел, кто читал «Дополнение»? Это у М. Горького в статье «О борьбе с природой» сообщалось о какой-то «рукописной копии нелегальной брошюры профессора философии Лосева» и даже приводились «цитаты» из оной 7. Это уже в наши дни в исследовательском журнале «Источник» хтонические глубины архива бывшего ЦК КПСС неожиданно выплеснули некий «материал» или «реферат» по «Дополнению», составленный референтами из ОГПУ день в день к аресту Лосева 8. Нужно ли специально доказывать, что в подобных «произведениях» крайне трудно отделить оригинал от интерпретации, как трудно (если вообще возможно) расслышать одинокие голоса жертв за громким боем барабанов на политических судилищах тех лет.

И вот перед нами — подлинный текст. В нем, к сожалению, не сохранилось возможных продолжений для лосевского обследования «относительных мифологий», но о таковых заинтересованный читатель может получить представление и по книге «Диалектика мифа», где воздано должное и мифам буржуазным, и мифам большевистским, и мифам конфессиональным, и мифам позитивистской и «нигилистической», по Лосеву, науки. Зато этот драгоценный фрагмент доносит до нас попытку построения уже «абсолютной мифологии», т. е. максимально отважную и максимально неизбежную для верующего человека мысли попытку судить о Боге. Обсуждать и уж тем более оценивать построения «абсолютной мифологии» (в логическом срезе она же у Лосева — «абсолютная диалектика») было бы в настоящих заметках и опрометчиво и преждевременно. Могу только пожелать читателям неспешного и благодарного вхождения и, если угодно, даже вживания в этот трудный текст — может быть, самый трудный из труднейших, ибо укоренен он где-то на грани допустимого для человеческой малости, дерзающей высказываться об Абсолютном. И для первой в трудах помощи предназначены здесь статьи-послесловия данного тома, принадлежащие Людмиле Арчиловне Гоготишвили («Лосевская концепция предикативности») и Владимиру Вениаминовичу Бибихину («Двери жизни»). Ценимые в научных кругах мнения этих известных исследователей могут получить некий дополнительный вес и для широкой читательской публики, если иметь в виду, что оба упомянутых в разное время общались с Лосевым как близкие помощники, т. н. секретари.

В качестве приложения в книгу включены заключительные главы фундаментального труда Лосева «Диалектические основы математики», который создавался в 30-е годы. В обычном представлении исследования по философским основаниям математики почитаются достаточно далекими и от задач теоретической психологии и от богословской проблематики. Однако для случая Лосева такое разграничение будет явно поверхностным. Он всегда ценил глубокую мысль любимых своих античных неоплатоников о Числе, которое ближе всего другого к Первоединому, и всегда рассматривал математические «экскурсы» как удобный и даже естественный (для личности, для мыслящего субъекта) повод судить о строении Сущего на чистом или, осторожнее скажем, сколь возможно свободном от земных наносов языке «царицы наук». Может быть, именно потому диалектические глубины математики столь занимали ум «заключенного каналоармейца» Алексея Лосева, что созерцание абстрактных эмпирей помогало не только забыть, но и победить жуть лагерного, слишком эмпирического бытия. Именно так: по свидетельству архивных данных, отчасти опубликованных в томе, не только общая концепция «Диалектических основ математики», но и отдельные главы этой книги были созданы автором в самых неподходящих для думанья условиях, в неволе. Через несколько лет после возвращения из сталинского лагеря Лосев стремительно закончил значительную часть своего труда по философии математики (как первый том из серии задуманных работ), и были даже какие-то надежды на его публикацию. Во всяком случае, в архиве сохранились свидетельства активного общения с С.А. Яновской, уже в те годы большого авторитета по «методологии» математики. Было написано даже обширное предисловие к готовой книге, которое составила В.М. Лосева, жена философа и сама математик. Ничего не вышло, опальный мыслитель оказался полностью лишен возможности печататься почти четверть века, вплоть до кончины Хозяина. А дальнейшая судьба рукописи книги сложилась так. Отложенная в «долгий ящик», она среди прочих бумаг Лосева дожидалась своего часа до той августовской ночи 1941 года, когда фашистская авиабомба точно угодила в дом на Воздвиженке, где была квартира Лосевых (супруги случайно оказались в это время за городом). Гибель родных, гибель имущества и богатейшей библиотеки, гибель архива. Жалкие останки уцелевшего многие годы потом оставались нетронутыми в далеких ящиках и закутках нового жилища Лосева, теперь уже на Арбате. Той бомбой, как десятилетием раньше — арестом, были перечеркнуты многие замыслы, начинания, темы… Только после кончины философа, когда Аза Алибековна приступила к последовательному разбору и изучению архива, пришла пора счастливых находок и обретений. Нашлась и машинопись «Диалектических основ математики», причем в весьма плачевном состоянии — с многочисленными нехватками и следами огня и воды, некоторые страницы буквально слились воедино под напором стихий. Хорошо помню, как горели ладони после длительной их разборки, то едкая известка, пропитавшая бумагу, вполне наглядно свидетельствовала о бомбежке более чем полувековой давности. Найденного хватило на целый том в серии издательства «Мысль» 9. А через несколько лет, когда настала пора капитального ремонта дома на Арбате, счастливый случай подарил продолжение этой эпопеи. Когда поневоле пришлось перемещать все книги громадной библиотеки Лосева, на дне шкафа с латинскими изданиями (об этом рассказано в послесловии А.А. Тахо-Годи) сыскалась недостающая рукопись книги — толстая пачка разномастных листов бумаги, тщательно укутанная в газеты того самого августа 1941 года. Так в конце концов и появилось «Приложение» в восьмом томе. Вот и последняя из обещанных историй.

Да, рукописи, в который раз приходится убеждаться, не горят. И еще, когда держишь в руках большую книгу, что подобно собранию трудов древних досократиков составлена только из фрагментов или усечений когда-то полных текстов, когда представляешь, сколь важны и необходимы эти «малости» для нашей культуры, поневоле проникаешься пониманием, какой же это был тяжкий и одновременно счастливый жребий, выпавший на долю Лосева — быть с веком наравне.

ЧАСТЬ III





3.1. О смысле чисел

1. Тема на всю жизнь

Может показаться, что две книги А.Ф. Лосева, а именно «Диалектика числа у Плотина» (1928) и «Критика платонизма у Аристотеля» (1929), имеют весьма узкую направленность, так что среди их внимательных читателей окажутся разве только исследователи истории математики, причем по ее определенному разделу (такова тема — греческая «аритмология»), или специалисты по классической филологии (таков жанр, означенный на титульных листах книг — «перевод и комментарий»). Однако, на наш взгляд, круг благодарных читателей в итоге окажется существенно разнообразнее, если принять во внимание, что, во-первых, языком историка и переводчика здесь изъясняется выдающийся философ, что уже само по себе обещает широту подхода к затронутым проблемам, и, во-вторых, излагаемые здесь древние воззрения на число на самом деле нисколько не устарели и составляют подлинную новость для современного сознания. Так хорошо забытое старое уже как новое открывается в масштабе широкого мировоззрения, а исследователь-архаист одновременно предстает искателем-новатором.