Страница 37 из 111
2.5. Домик у горы Дивьей
«Этот разговор проходил 1-го мая 1933 г. на Беломорстрое. Уже высилась красавица Маткожненская плотина, издали привлекая взор своим кокетливым, матово-зеленым ажуром. Уже приходил к концу восьмикилометровый 165-й канал, на котором круглые сутки стоял гул от подрывных работ, похожий на войну 1914–1915 гг. на западном фронте, и из которого из одного было извлечено больше миллиона кубометров самых разнообразных пород. Велось последнее наступление для открытия Беломорско-Балтийского Канала летом этого года и для сдачи его тут же в эксплуатацию.
Мы отменили свои выходные дни с тем, чтобы компенсировать их впоследствии. И 1-е мая было нашим первым праздничным днем после двух месяцев работы».
Так буднично и с точным знанием дела, изобличающим в авторе заправского строителя гидротехнических сооружений, а вернее сказать, каналоармейца со стажем, начинается одна из повестей А.Ф. Лосева под названием «Из разговоров на Беломорстрое» 1. Герои повести, в недавнем прошлом всяческие анархисты или вредители, а теперь, после сталинской перековки, просто ударники Беломорстроя решили с умом использовать редкостный случай относительно длительной передышки и горячо откликнулись на призыв своего коллеги, от лица которого ведется повествование, — «собираемся у меня в Арнольдовском поселке». И собрались, чтобы вести философскую дискуссию о непростой связи технических усовершенствований и прогресса цивилизации (тема, что и говорить, вполне естественная в кругу образованных ИТРов), но также о проблемах выбора и ответственности, о судьбе и случае, о теории и практике, о художественном и целесообразном, о мере (эстетической) и порке (разумеется, кнутом)… Можно было бы еще перечислять много важных категорий, а можно выразиться и в двух словах — рассуждали они о смысле жизни. Признаться, жутковато следить за прихотливыми извивами этой ученой и временами весьма горячей дискуссии, случившейся вдали от университетских кафедр на фоне не слишком изысканных лагерных декораций. В этих хорошо им изученных декорациях реально пребывал и сам автор повести.
Да, в жизни Лосева было много трудностей и гонений. И географическая точка Арнольдовского поселка, что возник когда-то в границах Медвежьей горы, станции на Мурманской железной дороге и одновременно административного центра строительства Беломорканала, — она стала и важной вехой в жизни и творчестве мыслителя. Сюда его вел длинный путь. Уже увидели свет восемь знаменитых трактатов (1927–1930 гг.), о которых сейчас знает, кажется, едва ли не всякий образованный человек в России. Уже отгрохотала газетная травля ученого за идеализм и с трибуны партийного съезда донесся окрик — не пора ли надеть на этого Лосева узду пролетарской диктатуры. Уже был арест (апрель 1930 года) и полтора томительных года во внутренней тюрьме Лубянки. Уже прошел по делу некой организации «Истинно-православная церковь», уже получил 10 лет концлагеря (а жене, Валентине Михайловне, дали 5), потом были Бутырка, этап в Кемь, Свирьлаг; вдруг неожиданное послабление с разрешением съехаться с женой в Белбалтлаге и даже временно проживать на частной квартире — как раз в Арнольдовском поселке… В это время и пишется повесть «Из разговоров на Беломорстрое» 2, где упомянут этот самый поселок. По документам богатейшего архива Лосева недавно удалось установить, что последний лагерный (или, вернее, окололагерный) адрес философа и его верной спутницы был таков: улица Фрунзе, дом 10, квартирная хозяйка Е. Антонова.
А что если проверить, не уцелел ли этот дом в Арнольдовском поселке?
И вот в конце июля 1999 года мы 3 оказались в Медвежьегорске. Теперь это районный центр, входящий в состав Республики Карелии, небольшой городок на северном берегу Онежского озера. В тридцатые годы по степени, так сказать, столичности сей град соперничал с самим Петрозаводском. Еще бы — столько народа, вольного и подневольного, было сконцентрировано здесь по воле партии на великой стройке, порученной ОГПУ — НКВД. Первые шлюзы Беломорканала расположены в двух десятках километров отсюда, в Повенце (Повенец — свету конец, любят здесь приговаривать), а на полпути между ними и Медвежьегорском среди глухого сосняка расположилось урочище Сандормох. Осенью 1937 года по решению Особой Тройки в нем тайно расстреляно более тысячи наших соотечественников, привезенных с Соловков. Года два назад открыт мемориал. Такие тут места.
Прямо от симпатичного деревянного здания вокзала (возведено еще до войны, уцелело каким-то чудом) в сторону озера уходит широкая улица Кирова, она пересекает улицу Дзержинского, центральную в городе. Что ж, хороший симптом: глобальное поветрие переименований не колыхнуло здешних уличных табличек, глядишь и улица Фрунзе отыщется без особого труда.
Вот и городской музей, где нас уже ждут. Директор музея С.И. Колтырин и большой знаток медвежьегорских реалий, он же сотрудник музея Е.О. Тумаш гостеприимно показали, чем богата их коллекция. Право, здесь есть что посмотреть, но о том надобна отдельная повесть. В лагерном разделе музея нашлось место и для упоминания о нашем герое: небольшой стенд с фотопортретом (правда, знаменитая черная шапочка после усилий ретушера обратилась в нечто фантастическое) и с броским, даже не без гордости, заголовком «И великий Лосев был у нас» (воспроизводится примерно, по памяти). Скромный эвфемизм был читается, конечно, как общепонятное сидел. Договорились о дальнейшем сотрудничестве, в том числе о расширении лосевской экспозиции по нашим материалам — книги, фотографии, копии документов скоро, надеемся, придут сюда из запасников Культурно-просветительского общества «Лосевские беседы».
Что касается Медвежьей горы, то здесь приходится констатировать некоторое неудобство. Дело в том, что о самом-то названии есть соответствующая, вполне развернутая этимологическая легенда, да еще и в трех вариантах. А вот таковую гору старожилы указать затрудняются. Та красивая сопка (она нам сразу приглянулась), что высится над Мурманской железной дорогой и которую так хорошо обозревать с привокзальной площади, носит название Лысой. А если смотреть через «железку» по направлению из центральной части города в сторону поселка сплошь из деревянных домов (он, кстати, и назывался когда-то Арнольдовским поселком, по фамилии инженера Арнольдова, его строителя; теперь это название мало кто из жителей помнит), то перед нами предстанет изящный силуэт Дивьей горы. В каком из этих возвышений больше медвежье-горности, предлагается рассудить самостоятельно… Наш путь лежал туда, в сторону горы Дивьей, в бывший Арнольдовский или Арнольдов — еще и так называли — поселок.
Он расположился в большой котловине, по форме напоминающей заметно вытянутый треугольник. Одну сторону этого треугольника прочерчивает железная дорога, что отделяет поселок от основной части города. Вторая сторона образована цепью сопок, которая не только разнообразит роскошную плоскость Онежского озера пусть и скромными, но все же вертикалями, но и защищает Медвежьегорск от северных ветров. Основание треугольника являет речка Кумса, неспешно несущая свои чистые воды в Онегу. А ведь могло и не быть этой симпатяги: существовало же два проекта Беломорканала, с использованием естественных водных путей через Водораздел, Сегозеро и реки Сегежу и Кумсу (так называемый западный вариант) и от Повенца через озеро Выг и реку Выг (восточный вариант) 4. Победил второй, как более дешевый и скорый в завершении.
Сразу видно, что многие дома поселка недавней постройки, так что на их фоне явственно выделяются вкрапления старых изб, приземистых и зеленью плотно укрытых. Поселковая ономастика тоже по-своему доносит весть из недавнего прошлого, трагического и одновременно героического — вдоль реки тянется улица Октябрьская, на нее выходят, одна параллельно другой, улицы Красногвардейская, искомая Фрунзе и, наконец, Пролетарская. Не без волнения идем вдоль улицы Фрунзе, отсчитываем строения, — и вот он, дом под номером 10, целехонький! Как и многие здешние старые дома, этот стоит прямо на земле без всякого фундамента, бревна стен черны от времени или, точнее сказать, красно-коричневы с изрядной чернью. А время-то наступает неумолимо: прямо к тыльной части дома примыкает новодел, как мы вскоре узнали, возведенный на месте послевоенной пристройки. Любезный хозяин — здесь живет семья Наумовых — охотно сообщил, что дом их построен еще в 1926 году (как раз тогда, подходяще отметить, закладывали поселок) и среди немногих уцелел после пожаров в войну. Жили тут переселенцы, которых не следует путать со спецпереселенцами, например, бывшими кулаками, т. е. людьми репрессированными, высланными принудительно. Они, вольные, имели некоторые льготы, получали подъемные и специальную бумагу на жительство. Видели мы такую в музее, водворительный билет называется: хоть и вольные вы люди, дорогие товарищи, а соизвольте-ка водвориться, куда велено…