Гори, бабочка, гори

— Сави? Черт, я могу объяснить…

Во мне падает все, что только может, но я обрываю его, стараясь сохранить голос как можно более ровным, так как запертый всхлип болезненно пульсирует в груди, но он все равно вырывается наружу, разбиваясь на части.

— Я… я нашла… его. Он, он в порядке. Ваша жена, наверное, сейчас в ужасе, но он в порядке.

Пытаюсь проскользнуть мимо него, но он сдвигается, чтобы заблокировать меня.

— Нет, Сави, это не…

Я не могу, не могу! Я собираюсь сломаться, и я не могу сделать это здесь, когда так много людей видят это.

Я быстро качаю головой и шепчу:

— Он такой, такой красивый, Бек. Я… я счастлива за тебя.

А потом я проталкиваюсь мимо него и почти бегу через холл, чтобы выйти, чтобы уйти, так как еще одна часть меня умирает.

БЕККЕТ

— Эй, мужик! Мы можем войти или это твой личный лифт?

Эти слова выводят меня из оцепенения от того, что только что произошло, и я быстро отхожу в сторону с Таннером на руках, чтобы ожидающие могли войти в лифт. Мое сердце все еще колотится от паники, вызванной потерей сына из виду и ужасом от того, что я не знал, где он находится. Мои руки крепко обхватывают маленького беглеца, и я нервно выдыхаю. Все, что потребовалось, это доля секунды. Я обернулся, чтобы ответить на вопрос моего адвоката, а его уже не было. Я успел заметить, как закрываются двери лифта, и его нахальную ухмылку сквозь щель, на секунду опоздав, чтобы помешать этому.

Прижимаюсь губами к его волосам и веду нас туда, где его няня ждет с коляской. Господи, я думаю, что это, возможно, отняло у меня десяток лет жизни. Он отсутствовал только то время, которое потребовалось лифту, чтобы добраться до вестибюля, и слава богу, что тот, в который я запрыгнул, обогнал его, иначе все могло бы пойти совсем по-другому. Я оставил няню, Полу, здесь, в вестибюле, на нашей последней встрече с посредником, желая сохранить в тайне последние детали соглашения, но мне следовало просто попросить ее подняться и подождать в вестибюле юридической фирмы. Это просто еще один способ, которым я облажался как отец, и я опускаюсь на скамейку рядом с Паулой на трясущихся ногах, когда адреналин уходит.

— Сави, папа! Сави!

Таннер кричит своим высоким голосом, и мне хочется заплакать прямо здесь и сейчас, но я не могу сделать это в присутствии сына, поэтому вместо этого я наклеиваю улыбку и киваю.

— Да, ты нашел ее, приятель. Слушай, ты не можешь так убегать, Тан! Это сильно напугало папу. Ты мог потеряться. С тобой могло случиться что-то ужасное.

Он кивает с ухмылкой.

— Да! Сави!

Вздыхаю и позволяю Поле усадить его в коляску. Мой мальчик слышал имя Сави всю свою жизнь, поэтому неудивительно, что он рад наконец-то увидеть ее. Каковы чертовы шансы, что Сави не только окажется в этом здании, но и найдет моего сына, когда тот потеряется? Я хотел, чтобы она узнала о нем совершенно противоположным образом. Черт! Я провел руками по лицу, представляя, что я увидел, когда двери открылись и все вышли.

Последним человеком, которого я ожидал увидеть держащим моего сына, была Сави. Ее глаза были закрыты, она прижалась щекой к голове Таннера, и выражение чистого отчаяния на ее лице, как будто она действительно верит, что у нее никогда не будет своего собственного ребенка, в дополнение к огромному облегчению от того, что мой сын в безопасности, чуть не поставило меня на колени. Никогда не думал, что снова увижу, как она сломается, словно в ту ночь четыре года назад. Мы здесь, чтобы дать ей счастье и любовь, которых она заслуживает, и теперь я знаю, что у меня нет ни единого шанса сделать это. Выражение ее глаз, когда она произнесла слово… жена? Да пошел я.

Завожу Полу и Таннера в гараж, пристегиваю ремни и даже не ругаюсь на поток машин, стоящих стеной, пока слушаю песню снова и снова, пока Таннер поет свою версию с не совпадающими словами. Это не должно было пройти таким образом. У меня должен был быть шанс объяснить, что произошло, попросить у нее прощения, умолять, если придется. Мне просто нужен был еще один день, сегодня, чтобы суды и адвокаты подписали окончательные документы. Сжимаю пальцы на коже руля, вспоминая худший и лучший день в своей жизни.

Я слышу звонок в дверь, но не обращаю на него внимания, зная, что Эш внизу и откроет. У меня скоро экзамен, и часть его, касающаяся договорного права, выбивает меня из колеи, так что мне нужно все возможное время для учебы, если я хочу сдать его.

— Бек! Тащи свою задницу сюда!

Эш кричит с лестницы, и в его тоне есть что-то такое, от чего у меня по спине пробегает дрожь. Не теряя времени, я выбегаю из комнаты по лестнице и застаю его и женщину, которая кажется мне смутно знакомой, ждущими меня в гостиной. Она сидит на краю дивана с кучей пакетов у ног, один из которых накрыт одеялом. Я рассматриваю ее, пытаясь понять, откуда я ее знаю, но ничего не получается, пока она не наклоняется, и ее рубашка распахивается, показывая мне большую татуировку в виде розы, расцветающую в ее декольте. В моей голове проносятся смутные, пропитанные алкоголем воспоминания о пьяной ночи почти год назад, и чувство вины обрушивается на меня.

— Э, привет. Прости, я так и не узнал твоего имени в ту ночь. — Говорю ей с гримасой на лице и задаюсь вопросом, какого хрена она здесь делает. Она ухмыляется и пожимает плечами.

— Да, в ту ночь было не так много разговоров. Единственная причина, по которой я вообще знаю твоё… — Она бросает мне что-то, и когда я ловлю это, то вижу, что это мой бумажник, который был украден. Поднимаю на нее бровь, и она снова пожимает плечами с легким смешком.

— Ладно, извини за это, но есть и положительный момент, по крайней мере, я знала, как найти тебя снова.

Бросаю бумажник на журнальный столик и скрещиваю руки, глядя на нее.

— А мой телефон? Он тоже пропал.

Она закатывает глаза и откидывается на спинку дивана.

— Продала его за несколько баксов. Уверена, что такому крутому футболисту, как ты, не составило труда его заменить.

Бросаю взгляд в сторону Эша, и он возвращает взгляд, полный сожаления, поэтому я снова поворачиваюсь к ней.

— Ну, отлично. Спасибо, что вернула бумажник, но у меня такое чувство, что ты здесь не за этим, верно?

— Верно, здоровяк. Слушай, когда я прижимаю какого-нибудь парня на вечеринке, это всегда игра в русскую рулетку, что я могу уйти с чем-то нежелательным. Ну, знаешь, вроде гонореи или синяка под глазом, но я не подписывалась на это дерьмо. Я продержалась месяц, пытаясь сделать все правильно и все такое прочее дерьмо, но я закончила, так что это все твое.

Она поднимается на ноги с разъяренным видом, но я протягиваю руку, чтобы не дать ей уйти.

— Леди, я ни хрена не понимаю, о чем вы говорите. Что все мое?

Она поджимает губы, осматривает меня с ног до головы, а затем наклоняется и срывает одеяло с одной из сумок, и все внутри моего тела замирает. Не могу понять, что я вижу. Самый маленький ребенок, которого я когда-либо видел, спит в автомобильном кресле у моих ног, а я не могу заставить свой разум собрать все воедино.

— Ну, эмм… удачи! — говорит она со смехом и начинает ходить вокруг меня. К счастью, голова Эша все еще прикреплена к его телу, потому что он хватает ее и толкает обратно на диван.

— Хорошая попытка, сучка. Сядь на свою задницу и начни говорить. Ты не собираешься бросить здесь ребенка и просто уйти. Кто сказал, что он вообще его?

Она смотрит на Эша, а потом достает из кармана смятую пачку сигарет, вытаскивает из нее согнутую сигарету и засовывает ее между губами.

— Отлично. Не возражаешь, если я закурю?

Эш выхватывает сигарету у нее изо рта и с рычанием ломает ее надвое, так что она со стоном откидывается на подушки дивана.