Страница 7 из 11
Но история современного книгопечатания начинается с момента, когда стали изготавливать металлические, подвижные, выпуклые буквы, вырезанные в зеркальном отображении. Из них набирали строки и с помощью пресса оттискивали на бумаге.
В Европе наборный шрифт появился во второй трети XV века, и почти все исследователи приписывают его создание немцу Иоганну Гутенбергу. Но многие западноевропейские народы оспаривали у немцев честь изобретения книгопечатания. Например, голландцы считают изобретателем книгопечатания Лауренса Янсзона Костера, а итальянцы – Памфилио Кастальди из Фельтра.
– Интересно. И о чем твоя работа?
– Мы с моим научным руководителем как раз и изучаем первопечатные книги, так называемые инкунабулы. Сохранившиеся в крайне незначительном числе экземпляров, эти книги и в шрифте, и по своей внешности совершенно сходны с рукописными книгами. Первопечатники первое время во всём подражали рукописям, может быть потому, что последние ценились гораздо дороже, да и публика сначала по привычке требовала рукописи, подозревая в применении печати вмешательство дьявола; на первых печатных экземплярах, выпускавшихся в виде рукописей, не отмечалось ни года, ни места напечатания, ни имени типографа. Но по написанию букв, их наклону, заглавным буквам можно определить к какой из типографий того времени относится книга. В библиотеке Праги хранятся несколько инкунабул. Я собираюсь определить, где их напечатали. Мы склоняемся к точке зрения, что одновременно с Гутенбергом или даже раньше передвижной шрифт мог быть изобретен А́льбрехтом Пфи́стером из Бамберга.
– Не хочу тебя обидеть, но, если бы я не вел машину, я бы, наверное, заснул. Прости, но я совершенно не понимаю, зачем сейчас нужно такое исследование. Один ли, другой, третий… Какая нам разница?
Я осеклась, вспомнив, перед кем я распинаюсь.
– Ну, извини, работа на складе, безусловно, более полезная, – в моем голосе сквозила обида.
– Конечно. Наши провода протянутся к новому дому, там будет свет, холодильник, горячая вода. Или поведут электричество к станкам. А что изменится в мире, когда ты допишешь свой труд?
– Боюсь, тебе не понять, – отрезала я. На самом деле, я не знала, что ответить на это. Похоже, ценность моей монографии была только научная, и только для очень ограниченного круга лиц. Если при Советском Союзе за научную работу платили, то сейчас эти исследования действительно были никому не нужны. Единственная практическая ценность докторской заключалась в том, что институт напишет: "на кафедре истории столько-то докторов наук".
За разговором мы незаметно доехали до больницы. Даша с Мишуткой уже ждали нас, сидя в креслах у приемной. Мишутка скорее полулежал, было видно, что ребенок еще не здоров.
– Ходить нам придется учиться заново, – печально сказала подруга, кивнув на сына, – совсем на ногах не держится.
Саня без слов подхватил мальчика на руки и понес к машине.
Вернувшись в кемпинг, мы уложили малыша, и опять поехали в магазин. Нашим больным столько всего запретили есть, что кормить их было попросту нечем. Я удивилась, увидев, что Саня гораздо лучше меня разбирается в диетическом питании и со знанием дела собирает продукты, на что мужчина лишь усмехнулся:
– Поживи с мое, всему научишься. Но лучше пусть тебя минует это знание.
На обратном пути я все же пристала к нему с расспросами, и Саня лаконично ответил:
– Сестра долго болела. Тогда и научился, и протирал, и на пару готовил, и аптеки крымские тогда же выучил.
Почему-то я побоялась спросить, что с сестрой сейчас. Минуты, когда Саня выныривал из своей мрачной отрешенности, бывали так редки, что я начала их ценить.
Мошенница
В соседние вагончики заехали новые отдыхающие. Они оказались знакомыми наших мужчин: как я поняла, каждое лето здесь собиралась одна и та же тусовка. Точнее: преподаватели общались своим кругом, обслуживающий персонал института – своим. После ужина Серега исчез: среди приехавших у него были близкие подруги.
Поздно вечером, когда дети были уложены и посуда вымыта, мы с Дашей сели за уличный стол поговорить.
– Давай, подруга, рассказывай. Что там у тебя случилось?
Даша горестно вздохнула и начала говорить:
– Мы ехали в поезде. Я разговорилась с молодым проводником, рассказала ему, что не знаю, где снять жилье, планирую разобраться на месте. Он посочувствовал, потом говорит: зачем тебе с детьми искать комнату, останавливайся у моей тети и живи. Места много, детям понравится. Я обрадовалась. Одно дело ехать в никуда, совсем другое – к знакомым людям. Приехали, тетя прямо к вагону подошла, нас сразу в машину загрузили и поехали. Сначала она нам предложила квартиру в городе, но там сплошной камень, рядом совсем не было зелени. Я отказалась, тогда она нас дальше повезла. Еще одну комнату предложила. Ужасную. На втором этаже, лестница без перил, площадка перед дверью не огорожена. Я сразу представила, как Мишутка оттуда падать будет, и отказалась. К тому моменту я уже поняла, что никакая она не тетя этому проводнику, просто он ей клиентов поставляет. Наконец, приехали на самую дальнюю улицу Евпатории, по которой мы к кемпингу едем. Дом у самого моря, даже выход есть к воде. Нам комнату с отдельным входом дали. Хозяйки не было дома, за нее какая-то женщина нас принимала. Там у дороги большой хозяйский дом, а двор по периметру весь застроен такими комнатками. Я вещи поставила и пошла с нашей "тетей" смотреть, где кухня и туалет. А деньги я заранее разложила в два кошелька. Один был со мной, а другой спрятан глубоко в вещах. Я же надолго собиралась ехать, так и сказала, месяца на полтора комната нужна. Та женщина, что была за хозяйку, цену назвала, «тетя» ее на 45 дней умножила, и я ей эти деньги отдала. Мы и договор подписали.
Потом она уехала, а мы в комнату пошли. А там все наши вещи разворошены, я кинулась смотреть, а кошелька нет. Кто-то в комнату вошел, вещи перерыл и деньги украл. Я кинулась в хозяйский дом, а та женщина мне говорит, мол, народу здесь много ходит, они за всеми не смотрят.
А скоро и хозяйка вернулась. И тут выяснилось, что цена на комнату все время растет. В июне меньше, потом больше. А нам все 45 дней по июньским расценкам посчитали, к тому же "тетя" им совсем немного оставила, а остальное увезла. Мне хозяйка и говорит, что ее это не устраивает, отдает те деньги, которые ей достались, и просит съехать с квартиры. Возможно, она знала, кто мой кошелек украл, хотела нас по-быстрому сплавить, чтобы шуму не поднимали. Я ей договор показываю, а он между мной и "тетей" заключен, про хозяйку жилья в нем не слова. Вот тогда- то я и поехала тебе звонить. Хорошо она вещи разрешила на время оставить. А дальше ты знаешь, переехали в кемпинг, выходные пожили, на рынок съездили, рыбы купили. И больница. Вот собственно и все. Денег осталось "кот наплакал", а еще обратные билеты покупать.
– Ну, дела, – мы вздрогнули, оказывается Саня давно стоял рядом и слышал весь рассказ. Почему-то мы обе уставились на него выжидательно, словно он должен был решить эту проблему. Видимо сработал какой-то древний атавизм: мужик – вожак стаи.
И Саня не подвел:
– Неси договор. Надеюсь, ты его не выбросила?
– Не успела, – вздохнула Даша, – собиралась, так зла была, хотела его в клочки порвать. Но не успела.
Дашка принесла договор, и мы тщательно его изучили. Удивительное дело, но в документе стояла подлинная фамилия и номер паспорта. Подруга подтвердила, что сама видела паспорт и все списано верно: "Я же ей приличные деньги отдавала, естественно, я все проверила".
– Да, Даша, не произвела ты на эту «тетю» впечатление. Надо же, как мошенница расслабилась, даже паспортные данные свои дала. Ничего не боится, – удивлялся Саня, рассматривая бумагу.
Договорились на следующий день, уложив Мишутку после обеда, съездить в милицию, подать заявление.
Даша и сама к этому времени шаталась от усталости, поэтому ее тоже отправили отдыхать. И я вопросительно посмотрела на Саню: