Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 80



Глава 7 Контрасты земщины

Сан-Себастьянский сервитут включал в себя кроме столицы значительные прибрежные территории и несколько населенных пунктов. К нему относилось и пятно Хтони на мысу Ашара, и узкая полоска земли между горами и морем на сотню километров в обе стороны от самого Сан-Себастьяна. Чтобы преодолеть это расстояние фудтраку с таким неопытным водителем как я понадобилось около полутора часов. И граница между сервитутом и земщиной оказалась весьма очевидной!

Не заметить с той стороны реки забор из колючей проволоки и две вышки с пулеметчиками мог только кто-то очень- очень близорукий. Мост через реку оказался разделен на две части — широкую, двухполосную — для авто и узенький тротуарчик — для пешеходов. И автомобилей тут скопилось великое множество. И большинство из них — недешевые!

— Уж небо осенью дышало, — сказал Демьян. — Народ возвращается к родным пенатам, в офисы, на заводы и фермы.

— Это вот эти — на фермы? — я мотнул головой в сторону роскошного седана серебристого цвета, из окон которого клубами валил дым, и громыхала немелодичная музыка.

— Эти — не на фермы, — кивнул музыкант. — Эти в какой-нибудь Нижний Новгород, или Тамбов, просирать родительское достояние и дальше. Короли земщины! Прогуливают за ночь столько, сколько на заводе в месяц их земляки не зарабатывают… Для них покутить в сервитуте — такой же понт, как эта дурацкая тачка. Мол «мы тыщу денег в „Семирамиде“ на бухло и девок спустили, помнишь, Славик?» Такая фраза, брошенная где-нибудь в брянском ресторане сразу приподнимает его над толпой.

— А заводчане? Они зачем едут? Там, за колючкой — такое же море! — удивился я. — Я целые семьи трудового народа из Нечерноземья видал на Сан-Себастьянской набережной.

— Ну, там наверняка не простые рабочие… Инженеры, экономисты какие-нибудь, заместители заместителей, это как пить дать. Едут за духом свободы, за красивой жизнью, за тем, чтобы почувстовать себя как в кино! — Демьян постукивал своими музыкальными пальцами по дверной панели. — Ты давно в земщине бывал? Впрочем, какая разница… Там всегда одинаково, еще со времен Маньчжурского похода, наверное. Я сам в земщине родился и вырос, и… Черт, это очень странно рассказывать уруку. Уруки, эльфы, маги — для земских вы все из разряда персонажей фантастического кино. Аугментация, имплантация — это в принципе нечто недостижимое, этого не бывает, потому что не может быть никогда. И можешь забыть про скоростной интернет, добро пожаловать в прошлое… Ты что, правда, не бывал?..

— Я вырос в глуши, а потом учитель привез меня сразу в Сан-Себастьянскую Хтонь, — очередь автомобилей немного двигалась, так что я надавил на педаль и заехал на мост, поглядывая за перила, на голубые воды бурной горной пограничной речки. — Но передачи смотрел.

— Передачи, которые снимают телевизионщики! Понимаешь… Залить видос из земщины в сеть — большая проблема. И посмотреть его там — тоже дорогое удовольствие. Доступ к сети лимитирован, нормальная компьютерная, фото- и видеотехника доступна только вот таким вот, которые в сервитут или юридику отъехать могут… И не во всякую юридику, да! — он говорил сбивчиво, и было видно, что ему сильно за всё это досадно.

Такую информацию следовало переварить, но явно — позже. Впереди уже виднелся КПП, и следовало быть настороже.

Мы переехали мост, и к машине тут же двинулись два мужчины в самой обычной серой форме, которая сидела на их явно обрюзгших фигурах мешковато и неопрятно. Ни тебе футуристических доспехов с сервоприводами, ни сложных технических приблуд… Кепи с кокардами, кожаные портупеи, погоны со знаками различия и… Автоматы Калашникова! Нет, наверное всё-таки назывались они тут как-то по-другому, хотя кто разберет выверты альтернативной реальности? Но деревянное цевье и такой же приклад, и характерный брутальный дизайн — это сразу навеяло весьма определенные ассоциации.

Расхлябанные походки стражей порядка — а это были именно они, а никакие не пограничники, — сигарета в зубах у одного из них и легкая небритость на лице у второго кое-что говорили мне о земской манере вести дела. Тот, который был с сигареткой, постучал костяшками пальцев в стекло. Я открутил его и дружелюбно улыбнулся:

— Доброго дня.

— А-а-а, ять! — отшатнулся он. — Ты чего страшный такой? Паша, тут нелюдь! Надо капитана звать.





— А тут — парень с гитарой. Может нахрен капитана, Сань?

Саня задумчиво дохнул перегаром, разглядывая мое лицо красными то ли с перепоя, то ли с недосыпа глазами:

— Да тут орк… Ну как те мотоциклисты, помнишь? Большой, грязномордый и с зубищами. Пялится на меня своими буркалами и лыбится.

— Так может ну его нахрен, Сань? — Паша с той стороны явно был настроен более лояльно. — Может оно и нафиг нам надо?

— Нет уж. Зови Скипидарова!

Тут, видимо, правило птичьих фамилий не работало. Но и Скипидаров — это тоже звучит специфически. Небритый Паша почесал помятую рожу и пошел вразвалочку в сторону КПП. И плевать ему было, что за нами целая очередь! Понятно теперь, почему мы на этом мосту столько мариновались!

— Сиди в машине, нелюдь, — буркнул Саня, выплюнул окурок под ноги и тут же закурил еще одну сигарету, пуская дым в кабину фудтрака и вызывая во мне жажду крови. — Чего тебе в стерлядском сервитуте не торчалось? Зачем к честным людям прешься?

— Транзитом, — ответил я. — Задерживаться не собираюсь.

— Это правильно. Твоя адская рожа тут и нахрен не упалаь. Вдоль тракта — пожалуйста. Но сунешься в жилой район — пеняй на себя. Так и знай, я как только ты проедешь границу маякну нашим на постах, они твою тачку пасти будут. Она приме-е-етная! Свернешь налево — твое дело, там пусть с тобой частники разбираются. А направо — на первом же перекрестке замордуем, и плевать что ты такой бычара. Это я тебя как мужик мужика предупреждаю. Нам орки в Адлере не нужны. Говенное вы племя. От вас один бардак и срач, и сплошные проблемы.

— Это точно, — кивнул я. — Одни проблемы.

— А? — удивился милиционер. — Ты что — согласился со мной?

— Да-да. Я всё понял — поворачивать только налево, а лучше вообще не поворачивать, пока в Баренцево море не упрусь, — такой репликой я его озадачил, и выиграл себе время — на подумать.