Маска Ра

– Долголетия, здравия и процветания божественной Хатусу!

Рев приветствий стал ответом на его слова. Колесница Хатусу прибавила ход. Где-то в массе колесниц жрец затянул военный гимн:

– Хатусу! – откликнулся многоголосый хор.

– Хатусу! – на этот раз рев бьт оглушающим.

– Хатусу!

Дальше к хвалебному хору присоединились тыcячи голосов.

Колесницы постепенно разгонялись. Амеротк гадал, была ли подготовлена эта лавина восхвалений, или все получилось само собой. Но скоро ему стало не до размышлений. Колесница Хатусу летела, словно птица. За ней грохотали сотни других колесниц. Земля гудела от дроби копыт, скрипа упряжи, лязга металла. Ехавшие позади Хатусу старшие офицеры отдавали команды. Движение по фронту замедлилось. Затем правое крыло, описывая дугу, ускорило ход. Прохладный вечерний ветер доносил до них шум битвы у главного входа, но им ничего не было видно, кроме огромной белесой тучи пыли. Амеротк отстегнул от борта лук и принял боевую стойку, расставив ноги для равновесия. Колесницы еще прибавили ход. Понукаемые возничими, кони мчались, как демоны, на ничего не подозревающих митаннийцев. Их увлекал вперед гром битвы, сам вкус убийства. Они приблизились к белой туче и в следующее мгновение, как стрелы, вонзились в ряды митаннийцев.

Вокруг царил неописуемый хаос. Земля была усеяна телами людей и трупами лошадей. Кое-где египетские фаланги еще держались, но частично воинам-митаннийцам удалось прорваться в лагерь. Появление египетских колесниц застало их врасплох. Митаннийцев привлекал грабеж, их кони были измучены, а среди всеобщего хаоса битвы их тяжелым колесницам не хватало свободы движения.

Амеротк увидел обращенные к нему кричащие лица. Он стал выпускать стрелу за стрелой, затем взялся за меч и палицу. Перед ним возникали лица, руки, торсы и тут же отлетали прочь огромными хлещущими кровью ранами. Дождь кровавых брызг обдавал его и возничего, заливал пол колесницы. Вокруг шел рукопашный бой. Густой слой пыли покрывал доспехи, стяги, шлемы и лица; и трудно было отличить, где свой, где чужой. Амеротк поднял голову. Хатусу сражалась в гуще врагов. Ее копье без устали поднималось и опускалось. Группа воинов-ветеранов обступала ее, добивая солдат митаннийцев и защищая свою царицу, которая продвигалась все дальше во вражеские ряды.

Вначале это была битва яростная и кровавая: со всех сторон неслись крики и вопли; митаннийцы пытались развернуть лошадей и ввести в бой свои колесницы. Но Амеротк заметил перемену в настроениях. Египетские пешие воины, сражавшиеся в лагере, услышав о подоспевших им на помощь Колесницах, начали теснить митаннийцев. Издалека донеслись звуки труб, криков прибавилось. Это несколько отрядов колесниц, ведомых Сененмутом, обрушились на дальний фланг митаннийцев. И битва превратилась в резню. Митаннийцы оказались в ловушке в виде подковы. Некоторые попытались вырваться, и им это удалось, но офицеры Хатусу отправили часть своих отрядов в погоню. У Амеротка руки налились тяжестью, резало в глазах, а в рот набилось столько пыли, что ему казалось, он вот-вот задохнется. Милосердие и жалость были забыты. Воины-ветераны перерезали горло всем врагам, кто бросил оружие, а иногда незнающие жалости бойцы насиловали своих поверженных врагов. Амеротк схватил за руку своего колесничего.

– Все, конец! – завопил он. – Все кончено. Это уже не битва, а бойня!

Возничий смотрел на него с немым удивлением.

– Поворачивай! – взревел Амеротк. – Битва выиграна!

Возничий неохотно развернул лошадей и поехал в обратную сторону, выискивая просветы в рядах египтян и давя поверженных врагов.

Вскоре центр побоища остался позади. В лучах заходящего солнца каменистая пустыня казалась красной от крови. В некоторых местах трупы лежали в три слоя. Отовсюду неслись стоны раненых. Лошади пытались освободиться от постромок. Следовавший за армией сброд уже нахлынул в поисках поживы. Они раздевали трупы, перерезали горло раненым вражеским воинам.

Амеротк указал на маленький островок зелени неподалеку от лагеря. Туда уже свозили раненых египтян, передавая на попечение лекарей. В тени, возле дышащего прохладой озера, Амеротк сошел с колесницы. Он двигался как во сне. Раненые стонали, просили дать им что угодно, только бы это помогло избавиться от жары, пыли и боли. Амеротком владело полное безразличие. Он снял доспехи, лег и окунулся лицом в воду. Брызги полетели на голову и шею, а он стал пить, лакая воду по-собачьи. У него не было сил двинуться с места; ему хотелось только уснуть и ничего не видеть и не слышать. Вдруг он скорее почувствовал, чем увидел, что рядом стоит какой-то человек: длинноволосый солдат-наемник в дешевых латах.

– Великая победа, господин Амеротк?

Судья обернулся на голос. Цвет лица стал темнее, черты скрывали борода и усы, но глаза Амеротк узнал сразу и тут же пожал протянутую руку Менелото.

На следующее утро частоколы, окружавшие лагерь, были сняты, чтобы вся египетская армия могла представить всю свою мощь, построившись в сомкнутые шеренги. За ночь был возведен огромный помост, на сооружение которого пошло дерево и другие материалы с захваченных колесниц. В центре помоста находился шатер, изготовленный из ткани, взятой в лагере митаннийцев. Рядом стоял Сененмут. Он был провозглашен одним из самых выдающихся героев битвы. Как истинный актер, он не стал мыться и переодеваться и остался в бронзовом панцире и военном схенти. В одной руке он держал шлем, а другая рука его лежала на изогнутом мече в ножнах. Ему было Поручено вручать «Золотых Орлов» – награду за доблесть военачальникам и отличившимся солдатам. Каждый раз, поворачиваясь, он бросал взгляд на стоявшего в передних рядах Амеротка. Он улыбался одними глазами. Выход Амеротка из боя не обсуждался. Накануне вечером Хатусу послала Амеротку вина. По обеим сторонам от Амеротка стояли командующие и главные жрецы со знаками и стягами разных богов и полков египетской армии.

В прошедшую ночь никто не спал. Лагерь митаннийцев стал добычей победителей, и ночь прошла в праздновании ошеломляющей победы Хатусу. Тушратте удалось спастись бегством, но ведущие его военачальники не избежали плена и теперь находились за лагерем в наскоро сооруженном загоне. Пешие воины, возничие, лучники с колесниц, гвардейцы, воины-ветераны и наемники – все как один смотрели на золотистый шатер, гордо возвышавшийся на помосте. Амеротк догадывался, что будет происходить дальше.

Сененмут поднял руку. Сразу же дружно заревели трубы, а за лагерем им вторили другие музыканты. За помостом плотной группой стояли жрецы в белых одеждах с курильницами, и дым благовоний словно молитвы, тянулся к небу. Раздался звон тарелок. Сененмут обернулся и подал знак. Двое жрецов поспешили вперед и медленно развели в стороны золотые полотнища шатра. На троне Гора, в дорогих одеждах восседала Хатусу, под ногами ее стояла скамеечка. Голубой шлем на ее голове, корону войны, обвивала серебряная кобра. На плечах у нее была прекрасная накидка. Нижнюю часть ее тела скрывали складки белого полотна. В скрещенных руках она держала короткий посох-скипетр и бич, а на коленях ее лежал боевой серп священный меч фараона. За ней стояли опахалоносцы, и колебание больших страусовых перьев вызывали одну ароматную волну за другой. Амеротк смотрел на красивое лицо Хатусу и думал о том, что совсем недавно его чудовищно искажал азарт битвы. Амеротка изумила закрепленная под ее подбородком накладная борода, как это делалось у фараонов. Войско застыло, пораженное ее величественным видом и необычностью положения. Взгляд неподвижной, как изваяние Хатусу, был устремлен поверх голов выстроенных перед ней воинов.