Страница 9 из 26
— И что ж вам удалось узнать о вашем работодателе, кавалер Эрран?
— Увы, не так, чтоб много. Я не нашёл пока никаких доказательств того, что именно составленный им эликсир привёл к смерти моего отца. Однако я узнал, что до того, как заняться алхимией, Адеамус был шарлатаном и продавал снадобья, которые выдавал за чудодейственные. Некоторые помогали, но это были обычные лекарства, составленные по аптекарским прописям, поскольку раньше Адеамус был учеником аптекаря. Так же мне известно, что до сих пор он иногда продаёт своим клиентам какие-то лекарства, которые делает сам в своей лаборатории. Но за то время, что я у него работаю, никто из них, насколько мне известно, не умер.
Закончив допрос, Марк и его отправил в камеру, что Фабьен Эрран воспринял совершенно спокойно, понимая, что его поведение действительно вызывает некоторые подозрения.
Велев клерку тайной полиции отыскать в архиве суда дело об обвинении Пьера Леру, по которому он отсидел два года в тюрьме и принести ему, Марк решил, что пришло время посетить улицу аптекарей, чтоб отыскать там следы, как убиенного алхимика, так и его ныне живого ученика. С сожалением взглянув в окно, где уже воцарились синие сумерки ранней ночи, и по карнизу стучали капли то ли дождя, то ли капели, он снова надел перевязь, накинул на плечи плащ и нахлобучил шляпу.
На сей раз он всё-таки отправил оруженосцев за конями и вскоре впереди небольшого отряда уже ехал по запруженной народом Королевской улице, где под порывами ветра раскачивались зажженные фонари, отчего блики света метались по толпе, выхватывая из сумерек озабоченные лица прохожих.
Въехав на улицу аптекарей, он сразу же направил своего коня к дому главы гильдии, и тот немедленно его принял. Они уже были немного знакомы, и старик с готовностью согласился ему помочь. Достав из большого шкафа толстую тетрадь в солидном переплёте, он подсел к столу и, придвинув свечу, принялся её листать.
— Так и есть, ваше сиятельство, — закивал он, ткнув узловатым пальцем в пожелтевшую страницу. — Жан Фурнье действительно был учеником аптекаря. Он обучался у господина Паскаля. Тот, увы, скончался год назад, но теперь здесь работает один из его учеников, которые жили в его доме одновременно с Фурнье. Это Иероним Вьен, он с радостью ответит на ваши вопросы. Что же до Патрика Шаплена, то я помню его. Это был неприятный скандал. Господин Галлон взял его учеником в качестве исключения. Тот был уже староват для этого, но выглядел вполне благородно и к тому же уже на тот момент был неплохо образован. Галлон отзывался о нём, как о весьма талантливом молодом человеке, а потом вдруг обвинил в краже денег. Тот и не стал отпираться. Мы решили не предъявлять ему обвинение, поскольку он вернул деньги, да и выносить скандал за стены гильдии нам не хотелось. А он просто собрался и ушёл. Больше я его не видел.
Написав на листке имена упомянутых аптекарей и объяснив, как их найти, он лично проводил Марка до двери.
Иероним Вьен предсказуемо оказался нестарым мужчиной примерно того же возраста, что и покойный алхимик. Он подтвердил, что прекрасно помнит Фурнье, и по его тону барон понял, что тот не вызывает у него тёплых чувств.
— Он был не слишком приятным человеком, — заметил он, — не лишённым, впрочем, некоторых достоинств. У него была цепкая память, и он любил возиться с пробирками и ретортами, много читал, но при этом был неаккуратен и непоследователен, и к тому же довольно ленив. Мэтр Паскаль часто наказывал его за то, что тот не выполнял своих обязанностей, но Жан всегда оправдывался, а потом за глаза возмущался тем, что учитель к нему придирается.
— Он разбирался в лекарствах? — спросил Марк.
— Именно поэтому его и держали. Будь он чуть более организован и чуть менее авантюрен, то мог бы стать неплохим аптекарем. Он был способен к обучению и даже пытался составлять собственные рецепты, некоторые из которых были не так уж плохи.
— За что же его выгнали?
— За шарлатанство. Однажды один из покупателей нажаловался учителю на то, что проданные ему Фурнье чудодейственные пилюли вызывают у него обратный эффект. Тогда и выяснилось, что Жан жульничает, предлагая посетителям некие особые снадобья, способные излечить их от недуга лучше тех, что прописывают лекари. Мы тогда обыскали вещи Фурнье и нашли там его собственные прописи. Он экспериментировал с различными травами и минералами, придумывая новые лекарства, и фактически испытывал их на наших клиентах, продавая им за весьма солидные суммы свою стряпню. Причём, увидев некоторые рецепты, господин Паскаль пришёл в ужас, поскольку составленные по ним снадобья могли вызывать тяжёлые побочные эффекты. Он уже хотел выдать Фурнье полиции магистрата, но старейшины гильдии воспротивились этому, опасаясь, что это повредит общей репутации. Его просто изгнали. Я с тех пор не встречался с ним, хотя до меня доходили слухи, что он бедствует, продолжая заниматься своим постыдным делом, то есть продавал наивным простакам собственные зелья. По слухам он даже не раз был бит за это, и его махинации не приносили большого дохода. После этого он будто бы принялся продавать какие-то одурманивающие травы, которые вызывают видения. Наша гильдия категорически против свободного распространения подобных веществ, поскольку действие их плохо изучено и, по мнению сведущих докторов, приводит к безумию и даже к смерти, а у него эта торговля шла не так уж плохо. А потом он увлёкся алхимией и, говорят, достиг успеха, но я что-то в этом сомневаюсь. Я и сам, ваша светлость, немного увлекаюсь алхимией и знаю, что великое делание требует ещё большей сосредоточенности и самоотверженности, чем труд аптекаря, и Фурнье на это был совершенно не способен.
Приняв к сведению его слова, Марк отправился искать аптекаря Галлона и нашёл того в его лаборатории, где он ходил меж выставленных в ряд столов, следя за работой нескольких учеников, которые усердно растирали в ступках какие-то вещества, отвешивали на специальных весах и упаковывали в бумажные пакетики, которые тут же ловко сворачивали из нарезанной квадратиками коричневой бумаги.
— Конечно, я помню Патрика! — воскликнул Галлон, едва услышав вопрос, который задал ему посетитель. — Знаете, это было такое разочарование! Я возлагал на него надежды. Он был уже не юн, когда пришёл ко мне, и весь его вид выдавал в нём человека благородного, но жаждущего знаний! Он впитывал их, как губка, и с утра до вечера трудился в этой самой лаборатории. Я был уверен, что довольно скоро он сдаст экзамен и купит один из пустующих домов на этой улице, вступив в нашу гильдию полноправным членом. И вдруг я застал его за тем, что он рылся в кассе, а какая-то часть денег из неё уже была в его карманах!
— То есть он взял деньги из кассы прямо в лавке? — удивился Марк. — Но его мог увидеть кто-то из учеников или случайно вошедший с улицы покупатель.
— Я не знаю, о чём он думал! Я был возмущён и оскорблён его поведением. Тем более что я полагал, что он вполне себе благородный человек, и его происхождение само по себе должно было гарантировать его благонадёжность!
— Подождите! — остановил его возмущённую тираду Марк. — Вы уже несколько раз назвали его благородным человеком. Что это значит?
— Увы, благородным он не был! — продолжал кипятиться аптекарь. — Хотя выглядел именно так. Он явился ко мне в весьма приличном камзоле с мечом на перевязи, его руки были хоть и не изнеженными, но вполне чистыми, волосы вымыты и расчёсаны гребнем. К тому же на его руке был перстень с печаткой. Он выглядел, как рыцарь! Я удивился, что он напрашивается ко мне в ученики, но он сказал, что чувствует непреодолимую тягу к нашему занятию. Он разбирался во многих вещах, которые надлежит знать аптекарю, чувствовалось, что он получил хорошее образование. Что ж, подумал я, и благородный человек может стать хорошим аптекарем. Ведь есть же среди наших лекарей люди весьма благородного происхождения, и даже удостоенные звания кавалера Сен-Марко.
— То есть вы были уверены, что он — аристократ? — уточнил Марк.