Дело о философском камне

— Но я и не думала травить его, ваша светлость! — заверяла она. — Мне это было ни к чему! Он действительно обманывал всех этих господ, показывая им фокусы с изготовлением золота, чтоб они платили ему. Но так долго продолжаться не могло, он знал, что всё это может всплыть наружу, и тогда он потеряет всё. Вот он и задумал в ближайшее время сбежать. Деньги он обратил в долговые расписки и отдал в рост банкиру из Магдебурга, а после собирался выехать налегке, будто покататься, и уж больше не возвращаться в Сен-Марко, а прикупить где-нибудь подальше замок и зажить как благородный человек. Меня он собирался взять с собой и даже обещал жениться. Так зачем мне было убивать его? Мишель — это ведь не серьёзно, это так, от скуки. А на деле я, может, даже и любила Жана. По-своему.

— Ты уверена, что он обманывал своих клиентов, показывая им фокусы? — уточнил у неё Марк.

— Он сам хвастался мне и говорил, что они теряют голову, как только увидят блеск в тигле и готовы отдать больше, чем увидели.

— А о философском камне он что-нибудь говорил?

Она задумалась, пытаясь припомнить, а потом покачала головой.

— Ничего такого, ваша светлость!

— Скажи-ка мне, Катрин, — продолжил он расспросы, — а кто ж тогда мог отравить Адеамуса?

— Лизетта! — уверенно заявила та. — Она только прикидывается наивной коровой и делает вид, что не в обиде. Но какая женщина так просто стерпит, что её поменяли на другую, да ещё останется в доме, чтоб каждый день видеть счастье своей соперницы?

— Логично, — задумчиво кивнул Марк, — только вот как она отмеряла нужное количество ртути, чтоб постепенно и незаметно травить его?

— Да может ей кто-то помог! Тот же Мишель! Он ещё тот проныра! Вы думаете, он только одежду чистил да на стол накрывал? Он для Жана всякие тёмные делишки проворачивал! Тот давал ему поручения, кого нужно припугнуть, кого побить, а ещё тот доставал для него всякие штуки, которые так просто не достанешь. Что за штуки не знаю, только несколько раз видела, как они шушукаются между собой, а стоило мне подойти, как они замолкали.

После неё в камеру привели лакея и Марк, строго взглянув на него, спросил:

— Почему ж ты сразу не сказал, что ты Пьер Леру — мошенник и плут, который провёл два года в подвале Чёрной башни?

— Потому и не сказал, ваша светлость, — искренне взглянув на него, проговорил тот, — что хотел начать честную жизнь с чистого, так сказать, листа. Чтоб ничего, даже имя не напоминало мне о прежних грехах, за которые я отбыл, смею заметить, вынесенное судом наказание, и потому имею право на спокойную жизнь. Я даже нашёл себе работу, стал лакеем и верой и правдой служил своему хозяину.

— Звучит убедительно, — кивнул Марк. — Только что-то мне подсказывает, что ты делал для него то же, что и для других своих клиентов, а именно находил исполнителей для разных устрашающих действий. Иначе с чего бы это тебе его травить, как не для того, чтоб скрыть свои преступления?

— Кто сказал, что я его отравил? — насторожился Леру, и Марк пожал плечами.

— Вот только что это рассказала твоя любовница Катрин Триаль. А ещё она сказала, что ты добывал для хозяина разные запрещенные предметы.

— Не знает она ничего! — воскликнул тот. — Наговаривает на меня. Может, я и не самый честный и благородный человек, но убийство — это не по моей части. Да и не нужно мне его травить! Он собирался взять меня с собой, когда сбежит, и обеспечить мою жизнь на долгие годы. А сейчас что я получу? Деньги-то в долговых расписках на его имя, и мне их ни за что не отдадут.

— А, может, ты ревновал к нему любовницу?

— Да у меня таких любовниц — дюжина без пары! Она девица жадная и глупая! Когда-то бродила с труппой актёров по деревням, да и оттуда её за бездарность выгнали, вот она и пришла в Сен-Марко, надеясь поступить в приличное заведение, но околачивалась на улице цветочниц, где её и подцепил хозяин. Кому она нужна? Чтоб из-за такой жизнь свою губить?..

— Так кто ж его отравил? — прервал поток его возмущения Марк.

— Кто? — Леру на минуту задумался, а потом просиял: — Так это Патрик! Точно он! Он же с утра до вечера торчал в лаборатории, где полно всяких ядов, и мышьяк наверняка есть! Вот он его и отравил.

— А зачем?

— Да кто ж его знает? Может, повздорили из-за денег. Господин Адеамус скуповат был. Или Патрик обиделся на что-то. Говорю же, последнее время хозяин на всех кидался, иногда даже с кулаками. Вот, может, парень и затаил обиду!

— А что за вещи ты для хозяина доставал? — спросил неожиданно Марк.

Леру сперва растерялся, а потом обиженно насупился и всё-таки признался:

— И не вещи это, а травы для одурманивания. Не знаю, зачем они ему нужны были, но он говорил, что очень нужно. Может, для каких-то пилюль. К нему дамы истеричные обращались, так он для них тайком пилюли делал, от которых всякие видения бывают. Ну, вроде как, чтоб с духами общаться или на шабаш слетать. Это не то чтоб запрещено, но не одобряется. К тому же у этих дам, сами понимаете, семья, мужья и прочие родственники, которым это могло не понравиться. Вот он тайком и делал. Ему всё равно было, за что деньги получать, лишь бы платили.

Допросив снова Патрика Шаплена, Марк не услышал от него ничего нового. Тот категорически отрицал, что имеет какое-то отношение к делам своего хозяина и его отравлению, хотя и признал, что о готовящемся побеге знал, но ехать с ним не собирался, потому и не слишком об этом беспокоился. Глядя на него, Марк думал о том, что именно у ученика, знающего о свойствах ртути и умевшего составлять лекарственные смеси, было больше всего возможностей, чтоб отравить алхимика, но вот мотива для этого он пока не нашёл. Решив позже разыскать аптекаря, у которого он работал до Адеамуса, Марк вызвал на допрос Жюльена Ребера.

На него, пожалуй, единственного гнетущая обстановка камеры для допросов не произвела ни малейшего впечатления. Осмотревшись по сторонам, он сел на стул и с выжидательной улыбкой взглянул на барона де Сегюра.

— Так кто же вы на самом деле такой? — улыбнувшись в ответ, спросил Марк.

Тот внезапно смутился, и его улыбка стала слегка виноватой.

— С чего вы взяли, ваша светлость, что я не тот, за кого себя выдаю? — уточнил он.

— Глаз намётан, — усмехнулся Марк. — Вы не похожи на простого пехотинца, несмотря на бедную одежду и грязь под ногтями. Ваша внешность слишком хороша для простолюдина. Даже если вы незаконнорожденный сын какого-нибудь аристократа, и могли унаследовать от него орлиный профиль и изящные руки, то вот осанка всё-таки приобретается воспитанием. К тому же на ваших руках нет таких мозолей, какие бывают у людей, долго занимавшихся тяжёлым трудом. Не сомневаюсь, что вы побывали в военном походе, только явно не в пехоте и не простым солдатом. Скорее, вы офицер и, вероятно, кавалерист.

— Вас не обманешь, ваша светлость. Или, вернее, ваше сиятельство. Вы правы, я служил при штабе вестовым, и даже однажды привёз вам приказ о проведении разведки. Правда, у реки было довольно темно, близилась тёмная половина суток, и потому вы, возможно, не слишком хорошо разглядели меня. Моё имя Фабьен Эрран, я младший сын графа Эррана. Некоторое время назад мой отец скончался. Он был здоровым крепким человеком, да вы, наверно, помните его! Он всегда ехал впереди своего отряда из отборных рыцарей. Он собирался жениться и, по словам моего старшего брата, чтоб укрепить свою мужскую силу пил какой-то чудодейственный эликсир, который ему поставлял некий алхимик. Мой отец действительно чувствовал себя лучше, но при этом у него усиливалось сердцебиение, и однажды случился удар, от которого он так и не оправился. Мой брат был слишком занят делами наследства, а я никак не мог выбросить из головы эту мысль об эликсире, который заставлял сердце моего отца биться быстрее, что, возможно, и привело к его смерти. Я провёл собственное небольшое расследование и выяснил, что эликсир ему продавал алхимик Адеамус. Но больше ничего узнать о нём мне не удалось. Все знали, что он занимается поисками способа превратить металлы в золото, но о том, что он к тому же составляет какие-то снадобья, которые продаёт своим клиентам, никто подтвердить не мог. Вот тогда я и решил поступить к нему на службу, выдав себя за солдата. В походе я многому научился. Мне приходилось и таскать дрова, и разжигать костры, а уж ухаживать за лошадями я умел с детства. У господина Адеамуса оказался не столь намётанный глаз, как у вашего сиятельства, вернее, ему даже понравилась моя внешность и он счёл, что такой видный кучер только послужит его престижу.