Ангел-мечтатель

Я стала не только присматриваться, но и прислушиваться к нему на перерывах. Во время своих вечных пикировок абсолютно со всеми, он часто имел наглость апеллировать к написанным для меня воспоминаниям об Игоре. Может, такое и раньше в его словах мелькало, но сейчас я четко расслышала, что, поя дифирамбы ангельским детям, он приводит, как правило, примеры, связанные с Дарой — при упоминаниях же об Игоре у него очень характерно вздергивалась верхняя губа.

Он и на моего ангела начал бросаться с особой яростью — и в полемике, и на утренних тренировках. Причем, на последних — я стала и на них поглядывать через окно — он какими-то совершенно бесчестными приемами начал пользоваться.

Сообщи я все это Марине, она бы только фыркнула — что мне, мол, материнский инстинкт глаза застит. Но и всем остальным в офисе рассказывать не было никакого смысла — ну, прибьют они Тень, и что? Как узнать, чем и, главное, зачем его пичкают, чтобы против моего сына настраивать?

Как он мог? Как мог Винни исчезнуть именно в тот момент, когда здесь явно что-то непонятное происходит?

А у нас точно что-то происходило — судя по тому, как вдруг заерзал мой ангел, словно у него уже сил не хватало все это в себе держать, но он все равно характер выдерживал, чтобы я к нему первая с расспросами пристала.

Ну и ладно, излишняя выдержка в критической ситуации называется упрямством — и хотя мой ангел всегда меня в нем обвинял, это я к нему однажды вечером подошла и прямо в лоб спросила, что он от меня скрывает.

Ответ из него, как всегда, клещами пришлось вытаскивать, но когда он прекратил, наконец, ужом извиваться и выложил мне все, как на духу, я поняла, и зачем он сам Винни понадобился, и какое тот мне поручение оставил.

Начал мой ангел, естественно, с Марины — это же только мне можно запрещать даже имя ее в его присутствии упоминать!

Если бы он сообщил мне об увлечении ею Винни еще совсем недавно, я бы даже слушать не стала — только на моей памяти вокруг Марины столько самых ярких личностей увивалось, но даже Стасу с Максом не удалось ее укротить.

Но за пару дней до этого разговора она мне сама позвонила — и кое-как выслушав мои сбивчивые объяснения, что еще рано какие-то выводы из моих наблюдений делать, вдруг спросила меня, куда Люк подевался.

Я к тому времени была уже вполне готова разделить ее раздражение, но обычно Марина вообще замечала чье-то отсутствие, только если ей этот кто-то был срочно нужен.

С чего это ей Люк понадобился — после того, как она ему прямо в лицо заявила, чтобы он и сам с земли проваливал, и всех ангелов с собой забрал.

Вместе со мной, между прочим.

И я задумалась.

Марине всегда не было равных в умении дергать собеседника за нужные ниточки: хоть заставить его одним коротким взглядом камни таскать, хоть вызвать его на скандал одним ехидным замечанием. До нее, разве что, только мой ангел дотягивал — он тоже легко выдавливал из меня все, что хотел.

А вот с Люка все ее провокации стекали, как с гуся вода — он смотрел на них с усмешкой, как на давно ему известные капризы ребенка. Которые он останавливал одной неожиданной фразой — опять-таки на моей памяти не было случая, чтобы кто-то заставил Марину нить разговора потерять.

Недаром она все последующие разговоры с ним только один на один вела.

Эпилог 12

Он, кстати, и со всеми остальными наедине беседовал и, похоже, нащупал у каждого самую чувствительную струнку — если уже и неукротимая Марина его отсутствием тяготится, и грозный Стас над его поручением исправно трудится.

Вот не мешало бы выяснить, какая это струнка в моем ангеле так охотно на его призыв отозвалась.

Я бы ее тоже пощипала.

Он, конечно, еще поувиливал, но это мы уже не раз проходили — я пожала плечами, демонстрируя потерю интереса, и он тут же огласил мне, раздуваясь от гордости, свою гениальную идею.

По всем статьям гениальную.

Во-первых, это был отличный шанс вернуться на землю — пусть только попробует туда без меня удрать! — и не в подполье там сидеть, а выполнять очень важную работу.

И во-вторых, мой ангел всегда ныл, что у него слишком много клиентов образовалось, и мысль распространить его психологическую практику на все человечество явно не у него родилась — ему ее наверняка Винни подбросил, причем, явно между прочим и не претендуя на авторство.

Я ему тоже все идеи всегда незаметно подсовывала, а там пусть гордится, что сам придумал.

Но мне все же совершенно не хотелось, чтобы мой ангел потом на работе круглосуточно пропадал, поэтому я горячо поддержала мысль подключить к процессу восстановления психического здоровья человечества целителей — в конце концов, это их прямая обязанность.

И потом, они еще во время моей учебы отмечали у меня определенные способности к их ремеслу — должны будут проголосовать за мое участие.

Мой ангел встал в трагическую позу и заявил, что попасть к целителям для переговоров у него нет ни малейшего шанса.

Да что же он меня надеждой столько времени манил?

Только для того, чтобы разбить ее вдребезги под самым моим носом о стену невозможности? Так это мы уже тоже проходили — эти бестолковые ангелы без капли воображения и срыв маски инвертации раньше невозможным считали.

А трудно сообразить, что можно и другую на себя надеть?

Они же так кичатся своей постоянной сменой внешности на земле!

На меня накатило. Понимание того, какое поручение оставил мне Винни — причем, через моего ангела, чтобы тот себя отстраненным не чувствовал.

Все мои ангельские открытия случились именно в тот момент, когда они были крайне необходимы. Причем, каждое из них свершилось практически без моего сознательного участия, они словно снисходили на меня откровением — словно тот самый закон надобности моего ангела срабатывал. Только ему об этом знать не надо — а то будет им любую свою прихоть обосновывать.

Проникновение в инвертацию произошло, когда наши враги уже задумали нападение на землю, и всем нам — и особенно, ребятам Стаса — нужно было распознавать их в любом состоянии.

Ощущение инвертации у каждого из нас возникло разное — чтобы его нельзя было замаскировать под те или иные естественные явления, а мой ангел так и вовсе стал различать инвертированных по отделам.

Моя раковина, в которой я пряталась на земле от любой агрессии, превратилась здесь в непробиваемый батискаф, который уберет меня от потери рассудка во время курса у наблюдателей и от всевидящего ока наших врагов во время работы в новом отделе.

И сейчас, слушая разглагольствования моего ангела о повсеместно принятых правилах изменения внешности, я только головой качала — что может быть проще, чем представить нужный образ, а себя зеркалом, в котором он отразится?

Первой у меня, конечно, возникла мысль об Игоре, но я не решилась — вдруг зеркало не точным поначалу окажется. Мой ангел же не упустит момент, чтобы раскритиковать мой не соответствующий ангельской теории подход в пух и прах.

Зеркало все же не подвело — судя по реакции моего ангела: прямо жаром от него инвертированного пахнуло. Вот еще и бонус к моему открытию — в следующий раз раскомандуется, снова получит Марину в слушатели. Потом у меня почему-то, опять как будто подсознательно, получился образ Люка. То ли из благодарности — включил все же лампочку, даже на расстоянии — то ли он сам решил свое камео в моем новом открытии оставить, но эффект существенно превзошел предыдущий: мой ангел даже дышать забыл, не говоря уже про инвертацию.

Ну вот, теперь проблема — какой образ выбирать, когда он в следующий раз раскомандуется?

Моему ангелу, конечно, очень сильно и очень долго мешала устоявшаяся ангельская теория — никак он не мог дать полет своей фантазии, зато потом его забросило в другую крайность — чего, спрашивается, с несколькими образами сразу экспериментировать? Вот что будет, если завтра в отряд к Стасу сиамский близнец из него и Макса явится?