Ангел-мечтатель

Ангел-мечтатель

Пролог

Огонь и лед. Жар растопит лед, и он превратится в воду, которая потушит пламя.

Свет и мрак. Свет рассеет темноту, и она утечет в тени, неотступно следующие за светом.

Добро и зло. Добро победит зло, но, уничтожив его, в него же и превратится.

Какой смысл постоянно сталкивать лбами противоположности, если они не могут существовать друг без друга?

(Из последнего разговора Первого с Творцом)

На бумагу легла только первая строчка письма: «Я не прощаюсь, дорогая…», как в дверь постучали.

Звук не вызвал у Первого после Творца ни малейшего раздражения, как бывало прежде, когда ему мешали записывать свои мысли, организуя их, выстраивая в строгой и безупречной последовательности. Он понял, что не просто подсознательно ждал этого стука — надеялся на него.

После финального разговора с Творцом он спустился на самый нижний уровень своей башни, которая ещё совсем недавно была предметом его гордости, мозговым центром всех его проектов, конечные получатели которых входили в резиденцию их автора с трепетом и благоговением. Он всегда располагал макет каждого проекта на отдельном уровне, через который будущий владелец объекта и приглашался войти в его башню для подписания акта приёмки работ.

Сейчас ему оставили только этот нижний уровень — выход на все остальные был ему запрещён, о чём он был любезно поставлен в известность во время последнего разговора с Творцом. В самом этом факте скрывалась изощрённая жестокость, которую он никогда прежде в Творце не замечал. Нижний уровень располагался ближе всего к его любимому объекту, доступа к которому его также лишили — оставив, словно в насмешку, только его макет.

Его довольно просторные апартаменты на этом уровне выглядели абсолютно нежилыми. По мере роста башни он постоянно перекочёвывал на новый уровень, где и работал над новым макетом, а с недавних пор и вовсе почти всё своё время проводил в своём собственном мире. Большинство последующих объектов походили друг на друга, как зеркальные отражения созданных им прежде миров, и больше не вызывали у него ни интереса, ни азарта. Иногда ему даже казалось, что в той, другой башне один из его ранних проектов принят за эталон, и его нередко подмывало сообщить им его номер — чтобы сэкономить своё время во время оформления очередного заказа.

Он создавал их уже практически с закрытыми глазами и несколькими движениями рук, оставляя своим подчинённым доработку уже и им хорошо известных деталей. После чего немедленно отправлялся в свой мир и возвращался лишь в моменты сдачи объекта или нечастых инспекций Творца.

Насмешка последнего оказалась даже изощрённее, чем он подумал, спускаясь к совершенно непреодолимой преграде, отделившей его отныне от его мира. Выход с нижнего уровня в макет, по которому тот мир был создан, был открыт — но только в часть его, в чём он убедился, выбежав наружу и столкнувшись в мучительно точной копии знакомого леса с обитателями той, другой башни. Они бросили ему с немыслимой прежде небрежностью, что часть уровня передана им Творцом в неограниченное использование, а его башне отныне принадлежит только непосредственно прилегающая к ней территория.

Он не стал проверять, сохранилась ли возможность попасть в его мир с этой территории. Наверняка сохранилась, даже несмотря на недвусмысленный запрет Творца — в конце концов, и этот уровень, и его воплощение были его творением, и знание всех его хитросплетений помогло бы ему обойти любой запрет.

Но в этом больше не было никакого смысла.

В обстановке, практически неотличимой от его мира, эта мысль ударила его куда сильнее, чем в башне. Мудрый Творец не забыл, что создал его равным себе — и не стал ставить препоны каждой возможной уловке его сознания, а просто устранил источник его непреодолимого притяжения к своему миру. Даже не устранил — сделал это притяжение односторонним.

Его опять захлестнуло желание уничтожить и макет, и созданный по его образу и подобию объект. Ему просто нестерпима была мысль, что этот мир, в котором он воплотил всё, о чём только мог мечтать, будет отныне существовать без него — без малейшего воспоминания о нём, как будто его никогда и не было.

Но он знал, что не в силах сделать это. Мудрый Творец всегда был рачительным хозяином плодов своих и не только своих трудов — он воплощал замыслы своего первого создания, но право разрушать оставил только за собой. Он и его-то не уничтожил, несмотря на всё произошедшее — просто устранил отвлекающие его обстоятельства и даже поставил перед ним ряд задач, достойных его уникального ума. И предоставил вечность для их решения.

И в этом была его ошибка. Победившая рациональность рассматривает вечность как достаточный период для преодоления пагубных пристрастий. Проигравшая увлеченность видит в ней гарантию создания условий для возрождения своей мечты.

Весьма неохотно Первый после Творца вернулся в свои припорошенные пылью апартаменты. Создавать условия для возвращения в свой мир он будет в обстановке, максимально к нему приближённой, но сначала нужно предупредить обитателей этого мира о неизбежности своего возвращения. Даже если сейчас они не поймут, о чём речь.

К тому же, если его будут искать, то непременно в башне.

Его послание было прервано после первой же фразы. Наконец-то, с облегчением подумал он. Насколько он понял, запрет на посещение его мира распространялся только на него — ещё один низкий удар Творца. Но сейчас он узнает, с кем сможет передать своё сообщение.

В комнату вошло четверо из его ближайшего окружения. Всего четверо, и я даже не знаю их имён, с горечью отметил он про себя и тут же одернул себя: это четверо абсолютно надёжных единомышленников — Творец всегда умел облечь свои предложения бывшим противникам в совершенно неотразимую форму.

Если только он не предложил этим четверым особую миссию — втереться мне в доверие, непрошено мелькнула ещё одна мысль.

— Я вас слушаю, — бесстрастно произнёс он.

— Каков Ваш дальнейший план? — прямо приступил к делу один из вошедших.

— Следовать указаниям Творца, — также безучастно ответил он, внимательно следя за выражением их лиц.

Самым мягким словом для его описания было разочарование.

— И всё? — недоверчиво нахмурился заговоривший первым, переглянувшись с остальными.

— Что вы предлагаете? — поинтересовался хозяин комнаты.

— Мы абсолютно уверены в своих мирах, — быстро заговорил явный лидер посетителей. — Достаточно Вам появиться в них … или нам от Вашего имени, — предложил он, — и поддержка нам обеспечена. Это, конечно, будет не столь обширное содружество, как Вы рассчитывали…

— Нам, всем до единого, — перебил его бывший Первый после Творца, — категорически закрыт выход на любой уровень и, следовательно, в любой мир. Категорически и навсегда.

Его посетители снова переглянулись — обескураженно.

— Кроме этого уровня, — поправился он. — Но половина территории между башнями передана … верным, — скривились у него губы, — и инициаторами любых контактов с нами могут быть отныне также только они.

— Ладно, мы можем начать с Вашего мира, — не сдавался лидер его единомышленников. — Если у нас там получится, он станет примером, и остальные сами поднимутся.

— Посещение этого мира категорически запрещено мне, — снова перебил он энтузиаста.

— Прорвёмся, — уверенно возразил тот. — Отсюда недалеко, и если действовать быстро, эффект неожиданности будет на нашей стороне.

— Не будет, — отрезал он. — Об этом позаботятся наши бывшие соратники, о чём они меня любезно предупредили. Творец предоставил им второй шанс, позволив руководить нашим обществом отныне изгоев — по его законам, разумеется, — и они не допустят, чтобы их лишили его милости.

На этот раз его слушатели переглядываться не стали — опустили глаза. Но жёсткое выражение в них выплеснулось и на лица.