Страница 79 из 169
Октябрьское утро было свежим. Колючий ветерок забирался под полосатый шарф, небрежно закрученный вокруг шеи юноши. Шпинне носил провощенную куртку с клетчатой подкладкой, американские джинсы и баскетбольные кеды. С плеча свешивалась студенческая сумка. Внутри болталось несколько тетрадей, томик Сартра на французском языке, и бумажный пакет с домашним печеньем. Среди выпечки вложили записку: «Милому племяннику от любящей тети Лотты». В несессере Шпинне покоилась старомодная золингеновская бритва, миндальное мыло и зубная щетка с пастой. От его свежевыбритых щек пахло сандалом. В сумку он засунул и несколько блоков дешевых восточногерманских сигарет.
В очереди к будочке пограничника обыватели судачили о снабжении на социалистической стороне:
– Овощи у них, как были дешевле, так и остаются, – со знанием дела заявила дама с тележкой на колесиках, – за двенадцать лет мы немалую сумму сэкономили. Фридрих все посчитал… – невзрачный муж дамы, при пенсне и потрепанном плаще, тоже обремененный кошелками, откашлялся:
– Я, видите ли, бухгалтер… – очередь в обратную сторону, на восток, тащила пакеты с эмблемами дорогих магазинов на Кудам:
– Пармезана у них нет, – не унималась дама, – зато их мясники не дерут втридорога за порцию суповой говядины… – сзади раздался скептический голос:
– Переезжайте на восток, уважаемая фрау. Освободите место для тех, кто спит и видит, как бы оттуда вырваться… – Шпинне вытащил из кармана носовой платок. Ему не надо было оборачиваться. Товарищ Леман, стоявший в очереди за дамой и ее мужем-очкариком, получил сигнал: «Все в порядке, продолжаем операцию».
Восточных пограничников предупредили, но, в отличие от Лемана, у остальных членов группы западные штампы в паспортах были поддельными:
– Сами паспорта настоящие, – вспомнил Саша, – только фотографии переклеены… – из соображений безопасности границу они переходили поодиночке и парами. Саша вызвался быть первым:
– Как комсомолец, я обязан подавать пример, – весело сказал он, – остальные у нас коммунисты, а комсомол всегда впереди… – по возрасту Саша был самым младшим из членов группы:
– Мне только летом исполнилось семнадцать, – подумал он, – Маша всегда шутила, что она меня на полгода старше, и я обязан ее слушаться…
В Куйбышеве он сходил на номенклатурный участок городского кладбища, с помпезными монументами черного и белого мрамора. Машин камень, серого гранита, с необработанными краями, напоминал скалу. Золотились четкие буквы:
– Мария Михайловна Журавлева, 1942—1959. Милой доченьке от любящих родителей… – на овальном медальоне Саша увидел школьную фотографию девушки, в белом фартуке. Теплая ладошка, лежащая в его руке, шевельнулась. Марта шмыгнула носом:
– Ты надолго уезжаешь, Саша… – он погладил коротко стриженые волосы цвета палой листвы:
– Пока не знаю, но я обязательно вас навещу, когда вернусь. Учись хорошо, Мышь, – он улыбнулся, – помогай маме и папе, гуляй с Дружком… – над кладбищем громоздились пышные, белые облака. Марта зажмурила зеленые глаза:
– Когда солнышко, не грустно, – тихо сказала девочка, – только жаль, что лето не вечно. Впрочем, смена сезонов явление естественное… – она оживилась:
– Интересно, на Марсе есть зима или лето? Должны быть, планета вращается так, как Земля… – Марта изучала карту видимой стороны луны и рассчитывала траекторию полета будущего спутника. Увидев у нее в комнате искусную модель, Саша удивился:
– Девочки обычно не работают с металлом на уроках труда… – Марта отрезала:
– Косность. Во-первых, я хожу в кружок моделирования во Дворце Пионеров, а во-вторых, я собираюсь получить квалификацию токаря-расточника и сварщика… – Саша даже закашлялся:
– Девочки вроде шьют фартуки и пекут пироги… – она вздернула нос:
– Пироги меня не интересуют. Я будущий инженер-физик, я должна обладать производственными навыками… – от тети Наташи юноша узнал, что администрация школы не смогла противостоять нажиму девятилетней ученицы шестого класса:
– Ей разрешили ходить на трудовое обучение с мальчиками, – вздохнула генеральша Журавлева, – и она опять перескочила через класс… – Саша понял, что Марта сможет отправиться в университет, едва вступив в комсомол:
– Только сначала она грозится пойти на завод сварщиком, – усмехнулся юноша, – но тетя Наташа и Михаил Иванович ее никуда не отпустят. Она у них единственный свет в окошке, что называется… – на его сумке болтался самодельный медный брелок. Марта не только рассуждала о траекториях спутников, но и любила смотреть фильмы Диснея. Для детей номенклатуры устраивали закрытые показы, пленки привозили из Москвы. Ленты снабжали субтитрами, но Марта бойко изъяснялась на английском и немецком языках:
– Французский и латынь она тоже учит, – Саша повертел диснеевскую мышку, подарок Марты, – она говорит, что латынь организовывает мозг… – очередь продвинулась. До барьера, за которым лежал Западный Берлин, ему оставался один человек:
– Товарищ Котов много раз бывал за границей, – пришло в голову Саше, – а товарищ Мендес там вообще родилась… – вспомнив о женщине, он покраснел. После возвращения с Волги Саша еще несколько раз навестил квартиру на Фрунзенской набережной:
– Но в совещаниях перед началом операции она не участвовала, – понял юноша, – у нее, наверное, другое задание… – прощаясь с ним в машине, на углу Фридрихштрассе и Унтер-ден-Линден, товарищ Котов подмигнул юноше:
– Передавай привет загранице. Ждем тебя с хорошими новостями насчет Невесты… – в Западном Берлине группа собиралась в неприметном кафе на берегу Ландвер-канала. Оттуда они отправлялись на безопасную квартиру, в сопровождении местного резидента:
– Но здесь он не появится, так не положено. Мы его увидим только после перехода границы… – Саша наизусть выучил карту города и имена своих предполагаемых профессоров в университете. Через несколько дней группа ехала в Мюнхен:
– После устранения Бандеры остальные осядут в Западной Германии, займутся агентурной работой, а я доберусь до Голландии и возьму билет на паром…
Он не мог везти с собой фотографии Невесты, но Саша хорошо помнил девушку. Приняв его паспорт, западноберлинский пограничник полистал документ:
– Что вы делали на востоке, герр Шпинне… – приятный юноша со шрамом на щеке вздохнул:
– Навещал тетушку, уважаемый господин. Я военный сирота, она моя единственная родня. Тетя Лотта отказывается переезжать, не хочет меня обременять… – по паспорту юноша появился на свет в сорок первом году:
– Лето сорок первого, – вспомнил пограничник, – я тогда шел на восток, к Москве. Наши танки было не остановить, мы клялись встретить Рождество на Красной площади… – он решил не спрашивать, откуда у юноши шрам:
– Наверное, его отец погиб в России, мать убило в бомбежке, оттуда и шрам. Таких парней печатали на плакатах, у него арийская внешность. Молодец, студент, а подтянутый, спортивный. Сразу видно, что не волосатая обезьяна, вроде нынешних леваков, радикалов. Я уверен, что такие парни еще возродят рейх… – занеся штамп над страницей, он поинтересовался:
– Что изучаете, герр Шпинне… – юноша отозвался:
– Немецкую историю. Я пишу курсовую работу о Железном Канцлере… – разворот украсился синей печатью:
– Добро пожаловать домой, герр Шпинне… – отойдя от барьера, Саша закурил:
– Вот и все, я за границей, – сердце трепыхнулось, – сейчас подтянется Леман… – он бросил взгляд в сторону ближней вывески:
– Кафе Адлер. Нет, надо подождать, это не по инструкции… – за одним из столиков устроился невысокий парень в рабочей куртке, с чемоданчиком ремесленника. Солнце играло в рыжих прядях, он коротко стриг каштановые волосы. Серо-зеленые глаза спокойно взглянули на Сашу, незнакомец улыбнулся. У входа в кафе висел плакат:
– 6 октября 1959 года, кинотеатр Zoo Palast. Премьера, «Пустыня в цвету», производство СССР… – Саша видел ленту в Москве. Он полюбовался тонкой фигурой девушки, в развевающемся узбекском платье, среди барханов: