Страница 124 из 169
На обеде у тети Лауры речь о Кларе не заходила:
– Тетя Лаура встречается с папой в парках или магазинах, – вздохнула Адель, – а маму она и видеть не хочет. Удивительно, что она меня пригласила на этот раз… – Адель все еще смотрела на Генрика:
– Мне двадцать шесть, а Хане всего девятнадцать. Она худенькая, словно тростинка, она живет на сигаретах и кофе. Генрику такое нравится, он всегда напоминает мне, что надо воздерживаться от десерта и даже от молока… – Клара ничего не обсуждала с Аделью, но девушка знала, что мать ждет внуков:
– Я не говорила с Генриком насчет Инге и Сабины, – поняла Адель, – но сначала у нас должен появиться свой ребенок. Доктор в Лондоне сказал, что беременность у актрис часто не наступает из-за стресса. Может быть, в Израиле все получится…
Адель напомнила себе, что в Израиле их ожидает два десятка концертов:
– Мы даже для солдат выступаем, правда, не как Хана, не на отдаленных базах, а в Кирие. В армии тоже много молоденьких девушек. Тикве вообще всего пятнадцать…
Девушка надела пышную юбку с кашемировым кардиганом. Адель успокоила себя:
– Они родственницы, понятно, что Генрик с ними вежлив. Не ревнуй, он много раз говорил, что любит только тебя… – она очнулась от требовательного голоса мужа:
– Я сказал подрядчику, что в стране толпы безработных. Я готов платить, но пусть ремонт завершат в срок… – виллу в Герцлии пока доводили до ума, как выражался Генрик. Адель видела присланный из Америки проект авторства дяди Теодора:
– Они полностью перестраивают здание. Концертный салон, картинная галерея, причал для яхты, бассейн… – Тупица добавил:
– Он знает, что никаких арабов на стройке быть не должно, иначе я разорву контракт. Пусть новые репатрианты начинают трудиться, вместо того, чтобы сидеть в центрах абсорбции, и курить кальян за государственные деньги. Никаких налогов не хватит, чтобы содержать толпу дармоедов из Северной Африки… – поморщившись, он повел рукой:
– В общем, надеюсь, что к еврейскому Новому Году все будет готово… – Фрида поймала взгляд Тиквы:
– Вот сейчас… – девочка вскочила:
– Папа, дядя Джованни, тетя Клара, мы пойдем… Я хочу показать Тикве и Аарону Иерусалим… – доктор Судаков кивнул:
– Конечно, милая. Накорми их фалафелем. Мы тоже сходим куда-нибудь, а Хана пообедает на радио… – Дате усмехнулась:
– Надеюсь, у них найдется чашка кофе и мандарин, а сигареты у меня при себе… – оказавшись в лифте, Фрида первым делом потребовала у Аарона Майера: «Галстук сними». Юноша удивился:
– Это раввинат, Фрида, они все будут в костюмах… – девочка закатила глаза:
– В капотах. Они не носят галстуки. Кепка у тебя при себе… – Аарон похлопал по студенческой, холщовой сумке:
– Документы тоже, и мои и Тиквы… – Фрида выдула пузырь американской, розовой жвачки из подарков родни. Лифт шел без лифтера. Склонив набок рыжую голову, девочка бесцеремонно поинтересовалась у Тиквы:
– Ты ребенка ждешь, что ли? Зачем такая спешка с хупой? Твоя мама ничего не знает… – она повернулась к Аарону:
– Узнает, – пообещал юноша, – и ребенка мы пока не ждем… – он ласково взял Тикву за руку, – мы просто хотим пожениться, а в Европе нам хупу никто не поставит, Тиква еще слишком молода… – Фрида лопнула пузырь:
– Ладно. Надеюсь, рав Арье будет в раввинате. Он среди них единственный похож на человека, с ним можно поговорить…
Выскочив в отделанный мрамором вестибюль «Царя Давида», она распорядилась: «Поторопитесь, наш автобус».
Аарон Майер забыл, когда он в последний раз навещал синагогу:
– В раввинском суде я точно никогда не был… – юноша осмотрел запыленную приемную со столом, заваленным канцелярскими папками, – Фрида правильно предупреждала, что здесь сидят одни бюрократы…
На повороте с улицы Яффо в Меа Шеарим кузина остановилась. Цепкие голубые глаза обежали Аарона и Тикву:
– За руки не держаться, – скомандовала девочка, – по сторонам не глазеть, лучше вообще не поднимать взгляда. Аарон, надень кепку, ты пойдешь первым… – Фрида добавила:
– Хорошо, что у тебя бородка. То есть в стиле битников, а не на здешний манер… – она махнула в сторону покосившихся домиков, – но все равно хорошо. Иосиф похожую бородку носил, – заметила девочка, – но он теперь опять в армии и бреется… – Аарон хмыкнул:
– Как мой тезка пошел служить с бородой… – завидев бредущего по дороге хасида, Фрида надула большой пузырь жвачки. Пузырь лопнул, хасид даже подпрыгнул. Девочка хихикнула:
– Религиозным разрешают оставлять бороды и пейсы. Аарон не отправится в настоящую армию. Его заберут в военный раввинат, лазить по кастрюлям на солдатской кухне… – Фрида скорчила презрительную гримасу. Аарон Майер нахлобучил на затылок кепку:
– Но я не знаю, куда идти… – Фрида вытащила из кармана юбки скомканный клочок бумаги:
– Я буду тебе подсказывать сзади. Рядом с тобой нам с Тиквой идти нельзя, такое нескромно. Я все выяснила, – заявила девочка, – Аарон Горовиц мне рассказывал, где они сидят. Мы с папой и Моше ходили на чай к раву Арье Левину, а он живет прямо в здании раввинского суда, на втором этаже…
Рав Арье всегда особенно ласково расспрашивал Фриду о ее занятиях в школе, и о раскопках древнего поселения рядом с Кирьят Анавим. Подмигивая Фриде, он подкладывал ей на тарелку еще кусочек кекса или печенья:
– Когда он приезжал в кибуц, – вспомнила девочка, – он всегда выделял меня из других детей. Я сирота, у меня нет мамы, но у нас много таких ребят. У Джеки нет отца, у Эмиля вообще приемные родители. И почему он интересовался археологией, религиозным такое запрещено… – коллеги отца, навещавшие его, жаловались на пикеты ортодоксальных евреев в местах раскопок:
– Нельзя нарушать покой мертвых, – Фрида выпятила губу, – если слушать религиозных, то историей вообще нельзя заниматься. Они и не знают, что такое история, у них одна Тора в голове. Хорошо, что девочки стали учиться до шестнадцати лет, теперь такой закон, а закон им никак не обойти… – многие жители Меа Шеарим, впрочем, вообще не признавали Государства Израиль.
По пути в раввинский суд они не встретили ни одного бело-голубого флага. Фрида шепотом переводила Тикве воззвания на идиш, напечатанные на обтрепанных плакатах:
– Запрещается посещать лавку Брайтмана, его дочь вышла замуж под сионистской хупой… – Фрида усмехнулась:
– То есть с государственным раввином, здешний раввинский суд их ни в грош не ставит. Дальше объявление о сборе денег в пользу осиротевшей семьи, просьба о сдаче старых вещей, в гмах… – девочка объяснила:
– Фонд, где можно взять напрокат мебель, посуду, или даже свадебное платье для бедной невесты… – приблизив губы к уху Тиквы, она что-то зашептала. Подруга помотала головой:
– Я знаю, что такое миква. Мы не собираемся прямо сейчас вставать под хупу. Тетя Клара сначала должна все узнать. Мы просто идем поговорить насчет свадьбы. Мы здесь до Песаха, времени на занятия с женой раввина хватит… – Фрида тихо рассмеялась:
– Она тебя будет учить насчет пятен на белье. Смешно, наши девчонки в кибуце с четырнадцати лет гуляют с парнями, а перед хупой все равно им надо выслушивать средневековую ересь… – она еще понизила голос, Тиква кивнула:
– У меня есть все, что нужно, я с тобой поделюсь. В Париже такие вещи продают кому хочешь, там нет такой косности. Кто твой парень… – она подергала Фриду за руку, подруга отозвалась:
– Эмиль Шахар-Кохав. Мы с ним поженимся после армии… – Тиква замедлила шаг:
– Аарон будет машгиахом, а ты куда собираешься… – Фрида вздохнула:
– Девушек не берут в боевые войска. Но я добьюсь того, что пойду в разведку, как Иосиф… – Тиква удивилась: «Он засекречен». Фрида фыркнула:
– Засекречен до первой сплетни. Весь кибуц знает, где он служит. Он врач в Сайерет Маткаль, особом подразделении. Туда мне никак не попасть, – пожалела девочка, – но в разведку я пробьюсь. Я стану аналитиком, как Каракаль, то есть тетя Марта. Я знаю языки, с математикой у меня тоже все хорошо… – на булыжнике мостовой еще валялись разноцветные ленты и остатки конфетти: