Страница 40 из 41
Сизый — его я распознал сразу, побледнел, у меня сложилось такое впечатление, что сейчас он действительно потеряет сознание. Его охранник, двухметровый крепыш с дебильной физиономией не сразу сообразил, как правильно себя вести, зачем-то выхватил гирьку на цепочке и едва не запустил её в мою сторону. Попади этот снаряд в меня — в лучшем случае отделался бы кучей переломов.
Миндальничать желания не было, я лишь отпрянул в сторону и тут же надавил указательным пальцем на спуск. Револьвер дёрнулся, «гавкая» и выплёвывая порцию свинца. Нужды в лишних трупах не было, поэтому я специально засадил пулю в бедро.
Фома заорал и, выпустив гирьку, схватился за окрасившуюся в красный цвет штанину.
Стеклов ещё не отошёл от эйфории. И даже после выстрела, продолжал глядеть на этот мир удивлённым и, не побоюсь этого слова, детским наивным взором.
— В чём дело? Что собственно происходит? — высоким, почти женским голосом взвизгнул Сизый.
Жаль, «Модерн Токинг» появятся ещё не скоро, тут такой кандидат в хор кастратов, исполняющих тонким фальцетом припевы в их песнях, пропадает.
— Обыск у тебя происходит, Сизый! — пояснил Стеклов.
Он посмотрел на Фому, который продолжал вертеться как юла.
— И ты успокойся — ничего с тобой не будет. Сейчас врача вызовем.
На огонёк к Сизому мы зашли исключительно удачно. Мало того, что с разом похудевшего Стеклова удалось снять несколько погонных метров явно импортной ткани, так ещё и на складе, который Сизый устроил у себя на хате, обнаружились похищенные одеяла, явно из той партии, что были в порту.
Ну, а когда Рома обнаружил в углу пару бронзовых статуэток, вообще просиял от радости — оказывается, эти предметы принадлежали обнесённому в прошлом месяце ответственному работнику исполнительной власти. Похоже, появились перспективы скинуть с отдела ещё один серьёзный висяк. Ну и слегка успокоить нервы: товарищ из исполкома регулярно названивал Кабанову, изводя вопросами, когда, наконец, уголовный розыск начнёт чесаться и заниматься тем, ради чего был создан.
Стеклова, взятого на горячем, предстояло колоть — узнавать, кто его сообщники. Сначала он лишь вяло улыбался, абсолютно не въезжая в происходящее, потом марафет выветрился из его мозгов, и преступник заговорил.
Сдал своих подельников быстро, выложив полный расклад. Оказывается, в шайку, помимо Стеклова, входили двое его дружков: некто Рыбин, с которым наш фигурант сдружился во время отсидки в местах не столь отдалённых, и Фаворский — этот персонаж был поинтереснее: творческая личность, подрабатывал художником, рисуя вывески нэпманских магазинов и афиши для синематографов.
Рома сбегал на улицу, чтобы найти телефон. Минут через двадцать в квартире было уже не провернуться от милиционеров и сотрудников угро. Раненого Фому повезли в больничку, чтобы он не успел истечь кровь до прибытия санитаров, я лично перевязал ему ногу.
Кабанов просто лучился от удовольствия.
— Молодцы! — крякал он, вытирая вспотевший лоб. — Такое дело раскрыли!
— Семёныч, так может того — премию нам подкинешь? — сразу подсуетился Рома.
— Поймаешь Махно — будет тебе премия! — тут же недовольно ощерился Кабанов.
— Да ты ж сам понимаешь — не было никакого Махно!
— Было — не было… Нэпачей ограбили? Ограбили! Дело завели? Завели! Короче, чтоб весь город вверх дном перевернули, но нашли мне этих субчиков!
Поскучневший Рома подошёл ко мне, чтобы пожаловаться:
— Не видать нам премии, как своих ушей. Этим Уткиным что-то почудилось, а нам теперь расхлёбывай!
— Не вешай нос! Размотали дело ограбления портового склада, и батьку Махно одесского разлива сыщем! — заверил я.
Савиных недоверчиво хмыкнул, но спорить и доказывать, что я чересчур оптимистичен, не стал.
Высокую честь брать интеллигентного грабителя — художника и по совместительству ночного татя Фаворского, Кабанов доверил нам с напарником.
Творческие люди склонны к любым закидонам, нас могли встретить как хлебом с солью, так и пулемётной очередью, поэтому я был предельно осторожен.
Художник снимал комнатушке в коммуналке, в которой кроме него, ютилось ещё с полудюжину семей. Его надо было принимать тёпленьким с нахрапа, пока не дошли известия об аресте Стеклова. Однако меня напрягало чересчур большое количество народа в квартире. Ладно, мужья преимущественно отправились на работу, но ведь были ещё и женщины и дети… Не приведи господь начнётся стрельба!
Фаворского предстояло выманить на улицу и крутить уже там, где никто не пострадает.
— Давай, Гриша, рассказывай, что удумал на сей раз, — внимательно посмотрел на меня напарник.
— Скажу, что я заказчик, предложу нарисовать афишу для нового американского боевика. Какой у вас в городе самый известный синематограф?
— Не у вас, а у нас! — недовольно пробурчал Рома.
— Ну прости, — повинился я. — Никак не могу привыкнуть к тому, что стал одесситом.
Савиных помягчел.
— Большой Ришельевский театр, наверное.
— Буду знать теперь. Надо как-нибудь супругу туда сводить на хорошую фильму. Так, я пошёл, а ты, Рома, постой вон там в сторонке. Я тебя позову…
— Лады.
Рома покорно направился в указанном направлении, а я придав себе вальяжное и вместе с тем одухотворённое выражение на лице, отправился к художнику.
Звонок на дверях был один — общий, никаких табличек с надписью кому и сколько раз надо было звонить, не имелось. Что ж… Я впёр палец в «пипку» и не убирал его до тех пор, пока двери не распахнула злющая как тысяча индейцев мадам с ярко очерченной линией усиков над верхней губой.
— Ты чего растрезвонился⁈ Пьяный⁈
Я взял её пахнущую мылом ручку и, склонившись, поцеловал.
— Мадемуазель, простит за беспокойство, но мне позарез нужен деятель искусств — художник Фаворский…
Женщина явно не была избалована знаками мужского внимания, она польщённо улыбнулась и позвала кого-то из глубины квартиры:
— Игоряша! Тут к тебе…
Появился высокий и худой мужчина с серым испитым лицом, на нём были мятые брюки и большая как парус корабля ночная рубашка.
— Ну?
Меня обдало запахом винокуренного завода. Принято на душу у мужчины было порядком.
— Господин Фаворский?
— Ну! — теперь уже утвердительно ответил он.
— Меня за вами директор «Большого Ришельевского» послал. Надо срочно нарисовать афишу для новой фильмы…
— А что за фильма-то?
— Фильма… Этот, как его… «Терминатор».
— Чего-чего?
— «Терминатор», новый американский боевик про живую куклу-убийцу.
— Господи, вечно эти американцы какую-то халабуду придумают… Ладно, обожди чуток, я соберусь…
Фаворский скрылся у себя в комнате, и через ару минут вернулся совсем другим человеком: теперь на нём был вельветовый жакет с кучей карманов, парусиновые брюки, на голове чёрный берет, в руках кожаный потёртый чемоданчик.
— Что, действительно срочно?
— Очень срочно! Директор хочет уже сегодня показ устроить…
Художник покачал головой, послушно вышел со мной из квартиры, а когда мы вышли на улицу, я выкрутил ему руку и заставил выпустить портфель.
— Гражданин Фаворский, вы арестованы.
Оказать сопротивление он нам бы при всём желании не смог, так что доставили мы его в угро без какого-то напряга. Через полчасика привезли третьего подельника, и вся шайка была в сборе.
Угро я покидал практически поздним вечером в очень хорошем расположении духа. На совести этого трио оказалась ещё несколько нераскрытых дел, так что и день и жизнь были прожиты не зря.
Чёрный экипаж попал в моё поле зрения практически сразу, я заранее приготовился к любому развитию событий — если что, за доли секунды успею выхватить револьвер.
Дверца приоткрылась, в зазор выглянул мой недавний соглядатай — Рувим.
— Садись, Бодров! Разговор к тебе имеется.
Стоило принять решение — садиться мне или нет. Подумав, я всё-таки рискнул.
Напротив меня на кожаном сидении расположился Френкель. Его руки сомкнулись на набалдашнике трости.