Страница 14 из 53
— Тут не производство, а наука, — заметил Васильев. — Ученые не соревнуются, а мы, глядя на них, тоже.
— Вот и плохо! Потому и мастерская хромает: заказы выполняет долго и некачественно, задерживает работу лабораторий. А было бы соревнование — другой коленкор… Вот ты говорил о своих выступлениях на собраниях, где критиковал, ратовал и призывал работать лучше, а твой зов не заметили, он мимо ушей прошел. А соревнование — это такой зов, что не только до ушей, до сердца доходит, на него все откликнутся. Почему его не организовать, хотя бы на первое время среди рабочих? А потом вызвать на соревнование ученых, — загорелся Иван. — Разве нельзя?
— Может, и можно, — задумчиво ответил Васильев, — но трудно. Как это ученые будут соревноваться — не представляю.
— Без трудностей ничего не бывает. А как соревноваться? Это ученые обдумают и обсудят сами. Вот будет собрание — обязательно выступлю!
— Правильно, выступи… — Васильев помедлил, застегнул на груди рубашку и неожиданно с детским любопытством спросил: — А на фронте ты был?
— Нет, не был. — Иван знал, что сейчас последует вопрос: «Почему?», и добавил: — Завод не отпустил.
Васильев держался непосредственно и своей откровенностью вызывал у Ивана симпатию. Он был рад, что познакомился с ним, хотя для себя заметил, что тот всех стриг под одну гребенку. «У нас, рабочих, — подумал Иван, — иногда возникает неверное суждение, что мы лучше всех и что одни только мы и работаем».
Они помолчали.
— Ну, бывай! — Васильев поднялся и пошел к себе.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Петухов сидел перед верстаком и проверял сейфовые замки. Два из них предназначались Кочкареву, остальные он сделал для себя. Очень пригодились отштампованные детали, которые он принес со старого своего завода, где изготовляли замки к сейфам. Он и здесь, в институте, мог починить любой испорченный замок, смастерить ключ к самому сложному сейфу.
Петухов отрегулировал очередной замок, положил его на верстак и взял следующий.
— Хочешь жить — умей вертеться, — сказал он.
Буданов поднял голову, отложил напильник в сторону.
— Не жизнь будет, а вертихвостка, — возразил он. — По-моему, так: хочешь жить — не вертись!
— Вертись или не вертись, — нахмурился Петухов, — а жизнь заставляет делать свое. К примеру, вчера я отвозил из столярной мастерской на своей машине шкаф на квартиру Никанора Никанорыча. Попросил он меня, разве откажешь? Думал, потрачу час, а потерял целый вечер. Отъехали километра два — колесо спустило. Запасного не было. Достал насос, стал накачивать — камера худая. А как на грех резину и клей оставил в гараже. Говорю Никанору Никанорычу: или машину нанимайте другую, или ждите меня, пока съезжу в гараж. И пока я ездил, снимал колесо да чинил камеру, он битых три часа сидел в машине.
— Вероятно, размышлял, платить тебе за машину или не платить, — засмеялся Ремизов.
— Об этом он и не подумает, — Петухов махнул рукой.
— Конечно, — проговорил Ремизов, — ты же его подчиненный.
— По-твоему, и уважение не сделай?
— У Никанора Никанорыча на изготовление шкафа разрешение было? — поинтересовался Буданов. Его удивило, что Петухов, не стесняясь и никого не боясь, откровенно рассказал об этом, как об обычном деле.
Спохватившись, Петухов понял, что сболтнул лишнее.
— Я не любопытный, не интересовался…
— А если бы остановили, спросили, что и куда везешь?
На лице Петухова заиграла улыбочка:
— Со мной рядом Никанор Никанорыч сидел, а он не дурак, не боялся же, что его шкаф на крыше частной машины три часа напоказ всей улице стоял.
— Значит, разрешение было, — сказал Иван.
— Интересуешься? Узнай! Но я бы не советовал: любопытных не любят.
— А ты хочешь, чтоб тебя любили?
— А то как же?
Буданов покачал головой:
— Не думаю, чтоб тебя любили.
Петухов вертел ключ в замке, слушая, как внутри щелкает затвор.
— Смотря кто.
— Конечно, — согласился Иван, — коль такие, как ты…
Петухов прищурился:
— А такие, как ты?
— Такие, как я, постараются вразумить.
— Напрасно… У самого разумишко есть.
— Разумишко, может, и есть, а разума не видно.
— Без него проживу.
— Смотря как…
— Не хуже твоего проживу. И, вообще, чего ты ко мне прицепился?
— Да так, — Иван снова взялся за работу.
Ему нужны были дюралевые уголки. На складе их не было. Он стал искать в мастерской, надеясь найти хоть какие-нибудь обрезки. Обошел слесарную, оглядел все верстаки, нагнувшись, заглянул под верстак Петухова и увидел там четыре небольших уголка, аккуратно перевязанных веревочкой. Он вытащил их.
Петухов вскочил со стула:
— Не трогай, не для тебя заготовили!
— А для кого? — спокойно спросил Иван.
— Не твое дело! — отрезал Петухов и вырвал из рук Ивана связку.
— Мне уголки нужны срочно, а тебе не к спеху, возьмешь потом со склада.
— Мне тоже срочно нужны.
— Зачем?
— Не твое дело! — Петухов выдвинул нижний ящик верстака, положил туда уголки и запер ящик.
— Да для аквариума ему, — пояснил Ремизов. — Подрядился сделать одному человеку.
Неожиданно появился Кочкарев. Поглядел на раскрасневшихся Петухова и Буданова.
— Что за шум? — спросил он, стараясь понять, в чем дело.
— Буданов нашел под верстаком Петухова уголки, а тот не отдает, говорит, самому нужны, — сообщил Ремизов.
— Если нужны, зачем отнимать? — Кочкарев строго посмотрел на Ивана.
— Для дела, — сказал Буданов.
— У Петухова тоже дело.
— Личное дело.
— Откуда знаешь? Раз заготовил, пусть и пользуется ими.
— Вот те раз! — воскликнул Иван. — Мне для производства, а ему для халтуры.
— Ну какой халтуры?.. Уголков-то в общей сложности двух метров не будет. Стоит ли заводить разговор?
— Но их нет, — упрямо сказал Иван, — а мне нужны.
— Поищи!
— Искал.
— Поищи еще. — Кочкарев повернулся и ушел.
— Ну и ну, — проговорил Иван. — Это первый случай в моей жизни, чтоб на производстве такое происходило…
Через два часа Петухов отрегулировал все замки. Несколько штук запер в ящик, два завернул в газету, взял сверток и отправился к Никанору Никаноровичу. Тихонько вошел в кабинет, положил сверток на стол. Кочкарев развернул газету, внимательно рассмотрел замок. Потом взял другой, повертел в нем ключом.
— Таких в магазинах не купишь, — довольно сказал он. — Интересно, сколько бы они стоили?
— Дорого бы стоили, — ответил Петухов.
Никанор Никанорович улыбнулся:
— А ты почем загоняешь?
— Загоняю? — хмыкнул Петухов. — Делаю знакомым. Пристают… Деньги-то с них не возьмешь — неудобно.
— Ладно, ладно, — снисходительно проговорил Кочкарев. — Ты вот что, Сеня, похитрей будь, а то не мог придумать, для какого дела нужны тебе уголки. Впредь, что бы ты ни делал, толкуй: для нужд института. Про замки тоже. А коль что, отсылай ко мне, я найду, что сказать.
— Да я так и делаю. Это Ремизов узнал от кого-то и растрепался.
— А ты почему с ним не дружишь?
— Какой-то чудной он! То ли свой, то ли чужой, — не поймешь.
— Свой или чужой — дружить надо. Для дела надо, понимаешь? Он, кажется, пьет?
— Пил… В последнее время остепенился.
— Пусть лучше пьет. — Никанор Никанорович подошел к шкафу, открыл дверцу, достал бутылку, отдал ее Петухову: — Угости Ремизова, это спирт.
— В рабочее время? — поразился Петухов.
— Весь смысл в этом, Сеня. Надо, чтоб на работе он раза два-три был пьяным. Угощай так, чтоб на ногах не стоял, а сам не пей. Буданова тоже пригласи.
— С Будановым ничего не выйдет.
— А ты попробуй.
— Нет, нет! — Петухов замахал руками. — Буданов водку в рот не берет.
— Сделай так, чтоб взял. Знай, Сеня, все, кто пьет, начинали выпивать не на свои, а на чужие денежки.
— Постараюсь… Но Буданова исключаю. Это такой человек! Даже боязно приглашать. А Ремизов, думаю, клюнет.