Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 82

Теперь, перед тем как перейти к текстам самого свят. Григория, остается исследовать еще один важный аспект исторического контекста “Жития Отцов” — монашество в Галлии VI века.

Здесь мы опять найдем Галлию свят. Григория очень “восточной” и, возможно, здесь более, чем в любом другом аспекте этого раннего периода Православия, найдем повод для душевного вдохновения и, быть может, даже какие-то подсказки, которые помогут нашему собственному бедному и немощному православному монашеству современности.

2. Православное монашество в Галлии V-VI веков

Сердцем христианской жизни древней православной Галлии было монашество. Православное монашество возникло на галльской почве почти сразу же, как молва о великих египетских Отцах достигла Запада; и с тех пор, как христианской Галлии был дан пример собственного великого преподобного отца, свят. Мартина Турского, число ее монахов измерялось тысячами, из которых около 2 000 присутствовали на похоронах свят. Мартина в 397 году. С основанием в начале следующего века Леринского монастыря в традициях Египта и появлением писаний преп. Иоанна Кассиана о духовном учении египетских отцов начала V столетия, золотой век монашества в Галлии, можно сказать, начался. Нам известно об основании около двухсот монастырей в Галлии в последующие два столетия, и возможно их было гораздо больше; и святые чудотворцы из среды этих братств были уже неисчислимы.

Но история православного монашества в Галлии в этот период вовсе не была историей организаций. Монашеские “ордена” средневекового Запада с их централизованным управлением и одинаковым уставом были, конечно, неслыханны в сей ранний период первого монашеского рвения; и даже господство Устава преп. Венедикта (+ 529) над монашескими установлениями Запада (господство, которое при всех своих положительных моментах, также указывает на охлаждение первого монашеского пыла Запада) отстояло еще на несколько столетий вперед. Духовный тон монашеской Галлии этих столетий задавался православным Востоком.

Наиболее цельная картина монашества этих веков на Западе находится в писаниях свят. Григория Турского, в частности в “Жизни Отцов”, но также она разбросана и по страницам “Истории франков” и других его трудов. Но мы тщетно будем искать в его писаниях монашеских институций: мы найдем там названия немногих монастырей и почти ничего о монашеских правилах или управлении. Его интересуют прежде всего не монахи или монахини (т. е. формально постриженные), но подвижники благочестия и их духовные деяния. По большей части он рассказывает о подвигах преподобных, известных своей святостью и чудесами, но он также передает рассказы о тех, кто сбился с пути, выставляя их как предупредительные знаки для тех, кто отважился бы встать на путь духовной брани. В центре его внимания, так же как и монашеской Галлии, находится сама брань духовная. Лесная “пустыня” православной Галлии в это время дышит той же свежестью, пылкостью и свободой, что египетская и палестинская пустыни, запечатленные в “Лавсаике” и других подобных классических описаниях древнего восточного монашества. Итак, давайте посмотрим способны ли мы ухватить нечто от духа “бегства в пустыню” в Галлии V — VI веков через рассмотрение некоторых текстов великих западных преподобных Отцов сего времени.





Учение преп. Иоанна Кассиана

Мы мало знаем о письменных источниках, через которые православное монашеское учение передавалось ученикам свят. Мартина и другим первым подвижникам Галлии: возможно, что у них не было ничего кроме “Жития преп. Антония” св. Афанасия и какой-нибудь одной из ранних латинских версий житий и изречений египетских отцов. При наличии живого образца монашеского идеала, каким был свят. Мартин, этих источников было достаточно, но когда монахи Галлии стали исчисляться тысячами, и возникали многочисленные новые монастыри, потребность в более “систематическом” письменном изложении монашеского учения стала существенно возрастать. Преподобные отцы Галлии в один голос обратились за сим изложением к преп. Иоанну Кассиану, аббату недавно основанного монастыря в Марселе, только что возвратившемуся после долгого пребывания в монашеских пустынях Египта и Палестины. Тщательно усвоив учение египетских отцов и будучи сам человеком духовного рассуждения, он ответил на их просьбы двумя книгами: “О постановлениях киновитян” (Institutes), представляющую внешний распорядок монашеской жизни (одежда, службы, дисциплина и т. д.) и духовное учение на элементарном уровне, и “Собеседования египетских подвижников” (Conferences), преподающие глубочайшее учение о монашестве великих египетских отцов.[52] Эти труды, адресованные и посвященные различным галльским аббатам и основателям монастырей, в V — VI веках были наиболее авторитетными аскетическими писаниями в Галлии и (хотя и в меньшей степени) в других западных странах так же.

Приблизиться к пониманию монашеского движения, описываемого свят. Григорием, мы можем не иначе как через краткий обзор учения преп. Кассиана и в частности “азбуки” монашеской жизни, содержащейся в “Постановлениях”, единственной наиболее часто употребляемой книге в повествованиях о монашестве этого периода.

Книга сия посвящена Кастору, епископу Апта (немного севернее Марселя), только что основавшему в своей епархии общежительный монастырь. В своем Введении преп. Кассиан объясняет, что требовалось от него, и что он намеревается преподать: “Желая, чтобы общежительные монастыри в твоей области устроены были по правилам восточных, а особенно египетских монастырей,.. от меня, убогого словом и знанием ты требуешь, чтобы я изложил те монастырские правила, кои я видел в Египте и Палестине, и о коих слышал от отцов, дабы братия нового твоего монастыря могла знать образ жизни, какой ведут там святые”. Последуя стопам учителей монашества” отличных по жизни, уму и красноречию, каковы суть: Василий Великий, Иероним и другие”, он обещает говорить “о правилах монастырских, о происхождении восьми главных пороков, и о том, как можно, по учению отцов, искоренить сии пороки”, ибо “лучше тех монастырей, которые сначала апостольской проповеди основаны святыми и духовными отцами, не может быть никакое новое братство на Западе в стране Галлии”.

Хотя преп. Кассиан отмечает в том же “Введении”, что не все правила египетских монастырей могут быть применяемы в Галлии, “по суровости воздуха, или по трудности и разности нравов” и в целом соотносится с “западной” немощью — все же, он скорее беспощаден в бичевании некоторых аспектов галльской монашеской практики, отдававших самоизнеженностью и праздностью. Тогда, точно также как и теперь, большая часть интереса к монашеству происходила от праздней мечтательности, которая предпочитает лучше не сталкиваться лицом к лицу с повседневной борьбой и уничижением, необходимыми для истинной духовной жизни согласно Евангелию. Так преп. Кассиан делает особое ударение на необходимости самого простого труда. “От того и зависит, что в этих (западных) областях мы не видим монастырей с таким множеством братии; потому что они не поддерживаются стяжанием от своих трудов так, чтобы могли постоянно пребывать в них; а если бы как-нибудь щедрость другого и могла доставить им достаточное пропитание, то любовь к праздности и рассеянность сердца не попустят им дольше пребывать в том месте. Потому у древних отцов в Египте составилась поговорка: работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов”. (Постановления Х:23) Восточные Отцы “думают, что чем усерднее будут к рукоделью и работам, тем больше возродится у них желание высшей чистоты духовного созерцания”(II:12). Существует четкая взаимосвязь между готовностью к труду и подлинной ревностью к духовным навыкам: “…равно упражняя телесные и душевные сила, они уравнивают выгоды внешнего человека с пользою внутреннего, страстным движением сердца, и непостоянному волнению помыслов противопоставляют тяжесть рукоделья, как какой-нибудь твердый, непоколебимый якорь, которым можно бы удерживать рассеянность и блуждание сердца внутри келий, как в безопасной пристани” (II:14). Ревность к труду на деле является мерилом духовного продвижения: “…египетские отцы, наученные этими примерами, никак не позволяют быть праздными монахами, особенно молодым, рачительностью к делу измеряя состояние сердца и преуспеяние в терпении и смирении” (Х:22). Осознание этого основного принципа духовной жизни и есть то, что и в наше время делает подлинно православный монастырь “приземленным” и даже “грубым”. Послушник, воспитываемый в такой духовной атмосфере, часто чувствует себя в лихорадочном состоянии, что показывает его естественную любовь к праздности и покою. Так авва Дорофей, автор монашеской “азбуки” VI века, описывает свое собственное ученичество: “Когда я был в общежитии, игумен с советом старцев сделал меня странноприимцем, а у меня незадолго перед тем была сильная болезнь. И так бывало вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх уже будил меня; но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мною так, что, расслабленный от жара, я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою, и да наградит тебя; ты приказал, — я приду, господин. Потом когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. А как канонарху нельзя было ждать меня; то я упросил двоих из братии, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне дремать на бдении, и поверьте мне, братия, я так почитал их, как бы через них совершалось мое спасение, и питал к ним великое благоговение” (авва Дорофей “Душеполезные наставления”, Калуга, 1895, стр. IX-X). Подобное беспокойное послушание было в недалеком прошлом у оптинского старца Иосифа, у которого в качестве личной кельи была всегда переполненная приемная старца Амвросия! Ищущим монашества праздным мечтателям в таких условиях не выжить; и они часто уходят из-за того; что монастырь “недостаточно духовный” — не отдавая себе отчета в том, что тем самым лишают себя духовного “якоря”, без которого будут блуждать в пустой неудовлетворенности, так и не находя своего “идеального монастыря”.