Палачи и придурки

— Ну, я им..., — Борис Сергеевич полез из машины, и тут его так шибануло зловонием, что он закачался и вынужден был прикрыть рот и нос чистым носовым платком. Утвердившись на ногах, огляделся.

Во все четыре стороны на сколько доставал глаз тянулись безобразные кучи мусора, валялись растерзанные трупы железных кроватей, матрасов, издыхали здесь порушенные бочки, вываливались внутренности из вспоротых мешков в виде какой-то белой ядовитой дряни. Повсюду курились дымки, сливались в один густой толстый дым, который туманом стлался, бродил меж этого развала и словно бы пытался скрыть от начальственного глаза мерзкую изнанку человеческого бытия. Смахивала городская свалка на Бородинское поле после сражения. Наполеоном ходил по ней Борис Сергеевич.

— Безобразие! — сказал он и неизвестно было, что именно имел в виду: запущенность ли всего хозяйства или же вдруг открывшуюся неприглядность жизни.

Тяжелый топот раздался в тишине, из-за тыльной стены конторы выскочила странная фигура в лохмотьях, понеслась вскачь, ловко лавируя в этом лабиринте и скрылась в дымном тумане.

— Эй-эй, стой! — бросился было за ней Коля, но откуда-то змеей выскользнула ржавая проволока, зацепила его за ногу, и он растянулся, угодив лицом в кучу прелых прошлогодних листьев.

Пока Коля чертыхался, пока отряхивал с себя прах, Борис Сергеевич зашел за контору посмотреть, нет ли там еще кого-нибудь, кого можно было бы распечь. Но там в небольшом дворике стоял под навесом только старый седой мерин, вислобрюхий и колченогий. Мерин глянул на председателя горисполкома равнодушными, полными скорби глазами и отвернулся.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул на всякий случай Борис Сергеевич, но никто ему не ответил.

А между тем нельзя было сказать, что жизнь в этих дебрях совсем отсутствовала: где-то совсем близко звякало железо, стонало и охало под чьими-то ногами стекло, бродили поодаль в дымном мороке неясные тени.

— Где заведующий! — в крайнем уже раздражении крикнул Борис Сергеевич.

— Сей секунд будут, — где-то рядом сказал спокойный голос.

Председатель изумленно огляделся, но никого не обнаружил. «Мистика какая-то! — подумал. — Самое место для мафии!» В этот момент послышался шум мотора, из-за мусорной кучи вынырнули новенькие «Жигули» последней модели и почтительно остановились близ председательской «Волги». Вылез из машины моложавый мужчина в отличном светлом костюме и темно-бордовом галстуке и опять же почтительно, но в то же время с достоинством пошел к Борису Сергеевичу, чуть-чуть разведя руками в знак гостеприимства и любви.

— Какой гость! — тихо сказал мужчина проникновенным голосом. — Ах, какой гость!

Никаким образом не вязался его элегантный костюм и вообще весь гладкий холеный вид с этим скорбным, вонючим учреждением. Вполне мог бы быть такой мужчина украшением какого-нибудь великосветского раута или дипломатического приема. Борис Сергеевич тупо смотрел на него, и раздражение в нем как-то так незаметно перемешалось с недоумением и стушевалось.

— Кто вы? — спросил он.

— Антон Брониславович Крафт, — мужчина дернул вниз головой и обворожительно улыбнулся. — Заведующий всем этим неприглядным, надо сказать, но чрезвычайно нужным и важным хозяйством. И как заведующий я рад приветствовать в своих владениях такого важного гостя. Прошу, не побрезгуйте нашими апартаментами, — говорил он с легкой долей шутливой фамильярности, словно подчеркнуть хотел, что между такими достойными людьми всякие официальные отношения пустой звук и разница в их служебном положении — вещь очень относительная, на которую умный человек не обратит внимания.

Борис Сергеевич покосился на контору и от приглашения отказался.

— Я, собственно, хотел бы осмотреть..., — сказал он и почувствовал, что деятельный пыл его угас и отчитывать и распекать Антона Брониславовича ему совершенно не хочется. Обволакивал, туманил мозг ему тихий, ласковый баритон заведующего.

— Осмотреть? Милости просим. Только... рекомендовал бы на машинке проехать. Заведение-то наше, знаете ли... ножки можно запачкать, костюмчик.

— Мусору вот у вас много, — заметил Борис Сергеевич.

— Мусору? Так ведь это как водится на всякой свалке. На то она и свалка. И, смею вас заверить, все свалки отличаются удивительным однообразием. Стоит на одну кучу мусора посмотреть, чтобы составить впечатление обо всех кучах, обо всех свалках мира, незачем и ездить. Никакие изменения в общественном строе на наш микросоциум не влияют. Хоть при капитализме, хоть при социализме. Хоть до перестройки, хоть после. Дерьмо есть дерьмо. Но я вас не отговариваю, ни в коем случае! Чтобы не создалось у вас ложного мнения, будто Крафт что-то скрывает. У нас здесь все как на ладони, все в открытую. Хотите посмотреть? Милости просим!

Антон Брониславович заднюю дверцу председательской «Волги» распахнул перед Борисом Сергеевичем, сам примостился рядом с шофером Колей, махнул ему вглубь, в окутанные дымом дебри, куда продиралась узкая, вся в колдобинах, полузасыпанная мусором дорога. «Волга» тронулась по ней, брезгливо фыркая, переваливаясь с боку на бок. Чем дальше они углублялись, тем больше убеждался Борис Сергеевич, что действительно все мусорные кучи одинаковы, все на одно лицо и смотреть на них было скучно. Прыскали в стороны при их приближении какие-то странные люди — Антон Брониславович грозил им, высунув в окно элегантный, чисто вымытый кулак, но были то члены мафии или просто бездомные бродяги, бомжи, определить не представлялось возможным.

— Так и колесо проколоть недолго, — недовольно буркнул Коля.

И Антон Брониславович согласно, энергично кивнул:

— Совершенно справедливо. Очень даже возможная вещь.

— Ладно, — махнул рукой Борис Сергеевич, окончательно смирившись, — выезжай.

Обрадованный Коля поддал газу, и вскоре «Волга» выкарабкалась на старую, заброшенную уже, сохранившую, однако, следы былого асфальта дорогу, бегущую вдоль веселенького лесочка. Проехали по ней, тут Антон Брониславович обернулся к председателю, намереваясь смиренно испросить разрешения покинуть его, вернуться к сложным, многотрудным обязанностям, но вдруг раздался истошный Колин крик:

— Смотрите, Борис Сергеевич!

И Коля так резко нажал на тормоз, что председатель грудью налетел на переднее сиденье, а Антон Брониславович несильно стукнулся затылком о ветровое стекло.

— Ты что!!! — гневно выпучился Борис Сергеевич, а тот глазами, подбородком указывал на нечто, темневшее в песке чуть поодаль дороги, на опушке лесочка.

— Что там?

— Стату́я, — шепотом сказал Коля.

Теперь и Борис Сергеевич разглядел, что по пояс зарытая в песке лежала там бронзовая фигура... Узнал, узнал ее председатель! В изумлении и замешательстве полез из машины. Полезли за ним и Антон Брониславович с Колей.

— Да, да, — грустно кивал Антон Брониславович, — так и лежит вот уж какое десятилетие.

— Как же вы допустили! — с болью и горечью воскликнул Борис Сергеевич. — Кощунство такое!

— Кощунство, только мы здесь ни при чем. Это не по нашему ведомству.

— А кто? Кто ответственен?

Антон Брониславович пожал плечами.

— Трудно сказать. Сколько себя помню... оно всегда здесь лежало. Думаю, и ответственных уже не найти. Поумирали или вышли на пенсию. Кто-то подсыпает время от времени песочек... Хотите, кликну рабочих, чтобы засыпали?

— Да вы что! Засыпать! Ошибки ошибками, этого, конечно, никто не отрицает. Но и кощунствовать нам никто не давал права! Ведь над прошлым своим кощунствуем, над историей!

— Совершенно с вами согласен!

— Не закапывать, а вывозить надо! Эк-кое безобразие, честное слово! Вот что, э‑э...

— Крафт, Антон Брониславович.

— Товарищ Крафт! На вас возлагаю ответственность. Пусть не ваше ведомство, но в данном случае считаться неуместно. Дело гражданской совести.

— Понимаю, Борис Сергеевич, очень понимаю!

— Транспорт есть?

— А как же!