Тропой мужества - Рубежи бессмертия

После чего направил оба револьвера на выход и принялся ждать.

Вася слетел с кушетки и начал стряхивать с себя пламя и не сразу понял, что огонь только кажется.

— Вот… напасть… — пробормотал он. — Где это я.

По лицу тек пот, затекая в глаза. Вытерев лицо он, наконец, смог осмотреться. Но сразу ничего разглядеть не смог — в глазах двоилось, и голова шла кругом. Посидев немного с закрытыми глазами, вновь осмотрелся.

— Дома! — выдохнул Вася.

В лаборатории стояла тишина и царил сумрак. Перед светящимся монитором разглядел дремавшего Пашу. А Жуков где? И сколько времени? Разглядеть стрелки на настенных часах не удалось.

Маргелов с трудом поднялся, но сделав шаг, рухнул на пол.

— Что это со мной? — пробормотал Вася. — Как после ранения…

Тело отказывалось повиноваться, словно отвыкло от своего хозяина, онемев от макушки до кончиков пальцев. Маргелов принялся массировать руки, затем перешел на тело и чуть не взвыл. Бока отозвались жжением. Тихо матерясь, Вася задрал футболку, но ничего не разглядел.

С трудом поднялся, доковылял борясь с головокружением до выключателя и включил свет.

— А? — встрепенулся Свешников, мелко заморгал и, разглядев кто перед ним, подскочил. — Вася?

— Вася-Вася, кто ж еще… — прохрипел Маргелов. — Серега где?

— За продуктами поехал. Надо же чего пожевать-то. Скоро должен вернуться. Мы решили на ночь тут остаться и продолжить эксперименты. Твоим родителям мы звонили, сказали — что ночевать не приедешь.

— Ясно. А сколько время?

— Полпервого ночи, — глянув на часы, ответил Паша.

— Ого! — Маргелов дошел до кресла и рухнул в него. — Долго я там…

— Как себя чувствуешь?

— Хреново, Паш, хреново. Как еще можно чувствовать себя после смерти? Пусть и чужой…

— Понимаю… — вздохнул Паша, — сам через это прошел. Но скажи, у тебя вышло?

— Вышло, — кивнул Вася, — удачно летеха из НКВД подвернулся, все сведения с ним передал. Вот доставил ли он пакет до командования?

— Бой был?

— Был. Я вновь сержанта попал, да погиб в конце зазря. Хотел танк сжечь, да немцы на замахе бутылку с горючкой пулями разбили. Сволочи! Сгорел заживо. Хоть сержант и трус был, но такой смерти… — и, задрав футболку, Вася начал рассматривать своё тело. — Ощущение как кипятком обварился, но жжет не сильно…

— Думаю это фантомные боли, — сказал Паша. — Должно пройти. Ты записать фамилию погибшего не забудь.

— Да, кстати! Дай тетрадь, тут много фамилий надо записать. Целый взвод. А пока пишу, глянь есть чего по боям у деревни Багута, что на реке Усяжа стоит.

— Ничего нет, — через минуту сообщил Свешников. — Даже близко похожего нет.

— Тогда попробуй найти что-нибудь про Денисова Андрея Михайловича. Это тот лейтенант НКВД. Даты рождения не знаю, известна только дата выдачи ксивы — 19 января 1941 года.

С этим Свешников возился дольше, но тоже отрицательно покачал головой.

— Денисовых много, — сообщил Паша, — но с НКВД они, или нет, поди разбери. Дай-ка тетрадь.

Свешников начал просматривать записанные фамилии.

— Самойлов, — прочитал Паша. — Погоди, где-то я уже встречал эту фамилию, причем не раз.

Свешников начал просматривать историю посещений.

— Так, не то… это тоже… ага, вот. Тут список я список Героев Советского Союза скачал, там есть Самойлов, и тоже Александр Васильевич, но не тот скорей всего. Еще когда воспоминания ветеранов просматривал, думал, полезного чего найду, так одно интервью посмотрел. Вот.

Свешников запустил воспроизведение и в этот момент мобила Паши завибрировала.

— О, вот и Серега. — Паша нажал ответ. — Да, Серег, ага, сейчас встречу. Вася? Уже очнулся… бегу. — Свешников шагнул к выходу. — Ты ролик посмотри пока, а я пойду Серегу запущу.

На экране возникает надпись — «Интервью Героя Советского Союза Гвардии полковника Самойлова Александра Васильевича». Маргелов, вгляделся в лицо ветерана и замер, глядя в экран. Неужели…

— Александр Васильевич, а вам бывало страшно?

— Конечно бывало. Особенно страшно было в первый бой.

— Расскажите о нем.

— Мне часто вспоминается первый бой. Наш взвод держал оборону на рубеже реки Усяжа недалеко от деревни Багута. Наш лейтенант погиб первым при налете вражеской авиации, и командование принял его зам — сержант Резеда Ярослав Васильевич. Грамотный был сержант. И я никогда не забуду его слов — главное в первые минуты себя пересилить, свой страх переступить, потом никакой огонь вражеский не испугает. Так и было. Не боялись против танков с одними бутылками с зажигательной смесью выходить. Знали — что погибнем, но шли на смерть. Шли…

А сержант наш…. На него танк полз. Гранат нет, только бутылки с зажигательной смесью, когда он замахнулся, пулей бутылку разбило и сержанта охватило огнем, так он кинулся к танку и об него вторую бутылку разбил. Погиб, но вражеский танк сжег. Вот так. Я рассказывал об этом бое командованию. Обо всех ребятах, геройски погибших. Но награждать посмертно их не стали. Тогда не до этого было. А сейчас наш долг помнить о погибших героях. Всех, о ком неизвестно.

— А дальше?

— Немцы тогда нас почти к опушке прижали. Четверых, уже раненых, на нас танки идут, а у нас лишь пулемет «Максим» с последними патронами… потом взрыв…

Вынес меня Кондрат Степанович Черных. На себе вытащил. Тоже человек с большой буквы. Он еще в первую мировую немцев бил. Пулеметчик от Бога! Он еще до прибытия взвода на рубеж пулеметную точку оборудовал. И тоже принял участие в том бою. И когда его «Максим» раскурочило взрывом, меня раненого вынес и укрыл. Потом он создал партизанский отряд, из местных жителей и окруженцев, что пробирались на восток.

— Постойте, это тот самый «Товарищ Кондратий»?

— Да-да, тот самый. Немцы его называли Шварцекондрат.

Командовал товарищ Кондратий отрядом до самого уничтожения в 1943 году. Немцы тогда бросили против отряда целый полк. Это против всего сотни бойцов. Сотни! Кондрат Степанович погиб, прикрывая отходивших товарищей. Я тогда уже на большой земле был. Эвакуировали, после тяжелого ранения…