Страница 1 из 23
Пролог
Пролог
— Тебе расстаться со мною легко-о-о. Ты будешь завтра уже далеко-о-о. И что осталось от нежных сло-ов? И где же наша-а-а любовь?
— Курт! От твоего пения зубы ломит.
Дильс замолчал, рассматривая русскую винтовку — приклад расщеплен, затвор открыт и забит землей. Впрочем, оценивать повреждения не его дело. Кинув винтовку в общую кучу, он подобрал для осмотра другую, и вновь затянув привязавшийся мотив:
— Тебя любил я и тебе доверя-ял. Угодно судьбе, чтоб тебя потеря-ял? Но мой отве-ет — нет, нет и не-е-ет!
— Курт, сукин ты сын! Заткнись, ради всего святого!
— Ладно, Ральф, — отозвался Дильс, — помолчу, раз ты не любишь хорошие песни.
— Я люблю хорошие песни, — возразил Шультц. — Только ты подражаешь Руди Шрике, а выходит скрип старой мельницы.
— Тогда спой чего-нибудь сам.
— Аудитория моего пения не оценит, — усмехнулся Ральф, кивнув на мертвые тела. — Так что петь я не буду, и ты лучше помолчи.
Поле было изрыто, испахано, обезображено до неузнаваемости. Еще два дня назад тут простилался ровный луг, а сейчас остались одни воронки. Едко пахло сгоревшей взрывчаткой, порохом и вонью тления. Много истерзанных, разорванных пулями минами и снарядами тел, а погода стоит жаркая…
Русские держались два дня. Дрались ожесточенно, кидаясь в безнадежные контратаки. Гибли, но не сдавались. Пленных не было. Погибли все. Но и камрады потеряли тут до двух взводов убитыми и ранеными. После боя прошлись по разбитым окопам, добивая еще живых. Затем, унесли павших товарищей. А потом наступило время трофейщиков.
Винтовки, пулеметы, боеприпасы…
Все пригодится. Все пойдет в дело, ибо орднунг. Во всем должен быть порядок.
Пока Дильс возился с винтовками, Шультц, складывал в общую кучу солдатские мешки русских. Ральф знал, у русских они вместо ранца и там может быть много чего, что может пойти в дело, а главное пригодится самому. Он остановился около убитого. Русскому снесло полголовы. Лежал он на боку, а за плечами был объемный мешок. Осторожно избавив тело от мешка, Шультц попытался его развязать, но попытка сразу не удалась — вся горловина вместе с затянутым узлом была пропитана кровью. Тогда он вынул нож и несколько раз полоснул по узлу, после чего вытряхнул содержимое. Удовлетворённо поцокал — кровь до вещей не добралась. Комплект чистого белья, полотенце, пара железных банок, очевидно тушенка, полбуханки черного хлеба, завернутая в газету и фляжка. Шультц быстро скрутил крышку, понюхал, глотнул немного, удовлетворённо осклабился. Эта фляжка уже шестая, но в тех была водка…
Ральф покосился на Дильса. Сообщить о находке, или не стоит? Или…
От пришедшей мысли Шультц усмехнулся и, хитро глянув на напарника, воскликнул:
— Курт, я бимбер нашел! Чистый, как слеза младенца! Будешь?
— Спрашиваешь! — тут же отозвался тот. — Глоток другой никогда не помешает.
— Только не много, а то «Большой Ганс» заметит.
Курт взял протянутую флягу и сделал хороший глоток, тут же его глаза полезли из орбит, лицо покраснело, он поперхнулся и закашлялся, а Ральф засмеялся довольный своей шуткой.
— Свинья ты Ральф, — еле выговорил Дильс. — Это же спирт! Воды дай…
Шультц хотел было закончить шутку, дав напарнику флягу с водкой, но передумал. Достал с водой.
— Держи, и закуси, а-то окосеешь и вновь попадешься Большому Гансу.
— Тогда многие попались, но отдувался один я, — буркнул пришедший в себя Курт. Достав из ранца галеты, банку сардин, ловко вскрыл её ножом и принялся поглощать консервированную рыбу.
— А не надо было пить столько пива.
Дильс поморщился, вспоминая тот случай. Это произошло три дня назад. Лихие гренадеры проскочили небольшое русское село, а их трофейная команда расположилась в самом центре села у дома с закрытыми ставнями и дверью. Парни сразу заинтересовались — что внутри дома? Живо сорвали замки, вошли и обнаружили склад продуктов, среди прочего нашли бочки. С пивом.
Единогласно признали — пиво дрянь, что не помешало вылакать чуть ли не половину. Потом явился Кранке…
— Эта кислятина не пиво. Мой отец варит пиво.
— Парни не жаловались.
— А попало мне.
— Ладно, — поднялся Шультц, — надо работать. Иди вон там приклад виден.
Жуя очередную галету, Курт направился к огромной воронке, на краю которой торчал приклад русской винтовки.
— Ферфлюхте…
— Что? — обернулся Шультц.
— Тут русский. Живой.
Тело шевелилось под слоем земли. Стон больше похожий на скрип был еле слышен.
— Живучий народ эти русские, — сморщился Курт. — Смотри, ему почти оторвало руку и ногу, но живет. Мучается…
— Так пристрели, раз тебе его жаль — флегматично посоветовал Шультц.
— Нет, я не жалостный. — Скинув с плеча карабин, Курт навел его на шевелящееся тело и вдавил спуск. Бабахнувший выстрел всполошил отдыхающее отделение у рощи.
— Алярм! — Один из солдат мгновенно взлетел на бронетранспортер и, развернул пулемет, остальные рассыпались рядом с машиной.
Ральф поднял руку, показывая, что все в порядке и опасности нет. Пулеметчик что-то сказал солдатам и к трофейщикам направился один из солдат.
— Обершютце Нойманн, — представился подошедший. — Что тут у вас, камрады?
— Пристрелил русского, — ответил Курт, кивая на тело.
— А-а-а, — кивнул солдат и его взгляд остановился на покачивающемся Дильсе.
Шультц выругался про себя. Трофейные спирт и водку он уже спрятал, и делиться с гренадерами не собирался. Но Курта, несмотря на хорошую закуску развезло. Шутка оказалась хоть и смешной, но не очень удачной. Не дай бог узнает «Большой Ганс»…
Ральф решил, что лучше поделиться трофеями. Он достал одну из фляжек с водкой, добавил три банки русских консервов, сверток с салом и протянул все обершутце.
— Держи, камрад, за беспокойство.
— О, спасибо камрады, — довольно осклабился солдат, — если что, зовите. У меня был товарищ, лучшего ты не найдёшь… — начал петь Нойманн уходя.
— Бараба-а-ан пробил бой, он шёл рядом со мно-о-ой… — подхватил Курт гнусаво.
— Курт, заткнись, ради всех святых! — разозлился Шультц и услышал хохот Ноймана.
— Понимаю тебя, дружище! — крикнул тот. — Не каждый такое выдержит.