Страница 2 из 116
Курт тоже засмеялся, но петь перестал. Он присел около трупа и вытащил из кармана мертвого русского документы, и среди них обнаружил фотокарточку. На ней молодая и очень красивая женщина держала удивленную девчушку, а рядом, положив руку женщине на плечо, стоял строгий военный. Курт покосился на труп, хмыкнул и принялся рассматривать женщину.
— Смотри, какая красивая фройлян!
Шультц покосился на фото.
— Фрау, Курт, фрау. Эта женщина замужем, разницу чуешь?
— Без разницы. Она уже вдова.
— Русская вдова, — поправил Ральф. — А ты женат?
— Не, не сподобился.
— Почему? Хотя, не говори, — Ральф усмехнулся, — и так все ясно. Наши фройлян любят статных и подтянутых мужчин.
Курт не ответил, тяжело вздыхая. Он и так знал, что форма ему не идет. Что поделать, если природа обделила статью и внешний вид выпадает из общего принципа — немец, одетый в военную форму, выглядит так, словно в ней родился. Наоборот, внешний вид Дильса, являлся объектом всевозможных шуток, которые не доходили до откровенных издевательств только благодаря фельдфебелю Кранке. «Большой Ганс» осаживал остряков, но сам раздражаясь не забывал обязательно припахать нерадивого Дильса.
— Курт.
— Что?
— Ты зачем в армию пошел?
— Как зачем? — удивился Дильс, вытаскивая винтовку из воронки. — Хочу после войны получить тут надел.
— Хотеть не вредно, — усмехнулся Ральф. — Наделы первыми получат камрады из строевых, что заслужили это право в боях.
— Земли у русских много, — возразил Курт. — Всем хватит.
Тут Дильс замер, смотря в глубину воронки.
— Что там? — спросил Шультц, подходя.
— Еще один живой «Иван».
Этот русский не стонал. Просто смотрел, и в глазах его читалось презрение с лютой ненавистью.
Шульц оглянулся — свой маузер он оставил около ранца. Но рядом стоял Курт с карабином на плече.
Оружия у русского не было. Но это ничего не значит — были прецеденты. Поэтому приближаться к «Ивану» не спешили. На первый взгляд этот русский был не опасен. Вся его голова в крови, рваная рана в левой руке, перебиты ноги, из живота вывалились кишки. Удивительно, как он еще не сдох…
Вдруг русский рассмеялся. Сначала нервно, отрывисто, затем его смех стал ровней. Он смеялся, придерживая выпадающие потроха. Кровь сочилась сквозь пальцы. Но русский смеялся, и это было жутко…
— С ума сошел, — ёжась, констатировал Курт.
— Пристрели и дело с концом, — пожал плечами Шультц и шагнул ближе. — У нас еще много работы.
Курт скинул с плеча карабин, но русский замолк и, сверкнув яростным взглядом, неожиданно сказал по-немецки:
— Вы мертвы!
Дильс и Шульц оторопели.
— Вы уже мертвы! — повторил русский. — Сдохнете. Пусть не сейчас, но все равно сдохнете. Не будет никакого земельного надела на Священной Русской Земле! Будет лишь березовый крест, или вообще ничего. Один лишь прах. Да, от вас останется только прах! — голос русского зазвенел. — А мы придем на вашу землю. Все придем. Ваш бесноватый фюрер застрелится, когда наша армия будет штурмовать рейхстаг. Восьмого мая Германия капитулирует. А девятого мая будет Победа! Это будет! Будет!
И русский вновь захохотал.
Шультц тупо смотрел на русского, с трудом переваривая его слова. Дильс мгновенно протрезвел. Он скинул с плеча карабин, собираясь пристрелить этого «Ивана», но в этот момент что-то глухо хлопнуло, русский отвел руку от живота и Курт увидел гранату.
— Гранатен! — крикнул Шультц отскакивая, но не успел. Вспышка разрыва совпала с выстрелом. Это все что успел сделать Дильс.