Ицамна

Она лежала на боку, скрючившись, подтянув к груди колени и часто тяжело дышала. Сразу подняться на ноги Александр не смог, поэтому подполз к камню на четвереньках и встал на колени.

- Где ты ранена? – спросил он, коснувшись рукой ее горячего мокрого лба, - Где болит?

Марта открыла глаза и, встретившись с ним взглядом, попыталась улыбнуться. Улыбка получилась жалкой и жуткой.

- Только не уходи, - прошептала она, - Будь подле меня…

- Как мы здесь оказались?

- Не знаю…

- Это Фернандес нас сюда перетащил? Или может быть…?

- Да. Да. Перетащил. Только не уходи! – прерывисто шептала она, с трудом выговаривая слова.

Александр оглядел жену. Ей срочно была нужна помощь. Левая сторона ее головы сильно кровоточила. Там же - на виске - была различима внушительная вмятина.

- Профессор пошел за помощью?

- Да. Да.

- Как давно? Вспомни, пожалуйста!

- Давно. Скоро вернется. Не уходи.

Александр растерянно смотрел на жену. В сознании ли она? Или просто бредит? Не потеряет ли он драгоценное время, если будет просто сидеть рядом?

- А толстяк? – он напряг память, - Кабрера? Он тоже ушел?

- Кабрера ушел, - Марта внезапно ухмыльнулась, - Вниз.

Понимая, что она явно не в себе, Александр не стал больше задавать вопросы. Вместо этого с трудом поднялся, доковылял до дверного проема и, сняв со стены один из факелов, выглянул с ним наружу. Очки, которые он в последние годы снимал лишь перед сном, пропали без вести. Поэтому за дверью он смог разглядеть лишь погруженную в мутный мрак широкую наклонную галерею – почти что проспект – оба конца которой терялись в кромешном мраке. Свод был настолько высок, что даже вытянув факел на всю длину руки, Александр не смог разглядеть свод. Куда идти? Если верить Марте, Альфонсо отправился вниз… Но ясно ведь, что выход должен быть наверху…

Мужчина вгляделся в верхнем направлении и заметил, что вдалеке время от времени что-то хаотично мерцает, словно кто-то подает сигналы, мигая слабеньким фонариком. Быть может, это профессор? Пытается привлечь внимание? Но если профессор остался наверху, раненый, то кто их перетащил? И зачем, если для спасения нужно всего лишь выбить решетку и подняться по лестнице?

Он вернулся к Марте и вгляделся в ее лицо. Оно горело лихорадочным румянцем, но дыхание выровнялось, а глаза были закрыты. Может, уснула? Он протянул было к ней руку, но тут же одернул. Ему совершенно не хотелось, чтобы она проснулась и опять начала… бредить? Вместо этого он снова выглянул в галерею, пытаясь определить расстояние до мигающей точки. Далеко, но не слишком – не более четверти мили. Решившись, он поспешил вверх, стараясь не обращать внимания на чудовищную боль, колотившуюся в голове, скручивающую все тело. В спину ему, как подспорье, дул мощный теплый поток воздуха. Александр рассеянно размышлял о том, что могло быть его источником, но ничего в голову не приходило. Его только удивляло то, что вместо ожидаемого запаха затхлости и древнего склепа, ветер нес едва уловимые ароматы чего-то… домашнего. Скошенной травы, имбирного печенья, свежевыстиранного постельного белья, весь день сушащегося на солнце, материнского крема для рук. Ему даже показалось, что до него донесся запах дедовой сигары… Он остановился в нерешительности. Может, он только теряет время и стоит все же идти вниз?

В памяти всплыла жуткая ухмылка Марты и ее фраза «Кабрера ушел. Вниз»

Он снова заторопился наверх. Через некоторое время стало ясно, что он выбрал верное направление – подмигивал чудом уцелевший после взрыва прожектор. Александр выбрался в пещеру и оглядел завалы. Ни профессора, ни Кабреры он не обнаружил и стал пробираться к решетке в надежде, что ее разворотило отлетевшими плитами. Но ему не повезло. Решетка стояла как ни в чем не бывало, а за ней, словно насмехаясь, трепыхалась невредимая желтая сигнальная лента.

Он ударил по решетке несколько раз ногой, но та даже не шелохнулась. Если бы он был здоров, может, ему и удалось бы выбить ее, но выложиться на полную он никак не мог. Каждый удар отдавался болезненным звоном во всем теле, лишая последних сил, и после пяти подходов он сдался и затравленно огляделся. На противоположной стороне чернел проем, через который они сюда пришли, но он не мог себе позволить блуждать в том лабиринте. Без провожатого ему потребуется несколько часов, чтобы найти выход, а потом еще бежать по джунглям и взбираться на отвесную скалу. А Марта тем временем…

В отчаянии он прижался лицом к решетке и, набрав полную грудь воздуха, заорал: «Эй! Быстрее сюда! Нужна помощь!!!».

Он кричал снова и снова, пока перед глазами не начали распускаться черные пионы. Испугавшись близкого обморока, он умолк. Ничего не поделаешь. Надо возвращаться к Марте и надеяться, что профессор действительно пошел за помощью.

Марта.

Последнее, что Марта отчетливо запомнила – это Кабрера, который с визгом навалился на нее, отпихивая прочь. А потом страшный скрежет, гул и летящие во все стороны вывороченные камни. Один пролетел в сантиметре от ее головы и снес толстяка, ударив ему в грудь. Мощный поток воздуха сшиб ее с ног, и она упала животом на какие-то острые обломки. Она хотела закричать, но помещение словно превратилось в вакуум, за мгновенье высосавший воздух из ее легких.

В себя она пришла уже в Святилище, лежа на Пьющем Камне, и все никак не могла отдышаться. Ее ложе окружили фигуры жрецов. Один из них ощупывал ее живот и скорбно покачивал увенчанной длинными перьями головой, словно хирург, констатирующий смерть пациента.

- Ахи, - тихо произнес он и добавил с сожалением, - ятана анаби.

Марта беспомощно расплакалась, оглядывая их.

- Пожалуйста! – прошептала она, - Помогите!

Жрецы расступились, почтительно пропуская вперед профессора с небольшим угловатым камнем в руке.

- Слишком мало времени. Держись, девочка, - пробормотал он и замахнулся над ее головой.

Александр.

Факел догорел по дороге, и Александр боялся, что и второй, оставшийся в каморке, успел погаснуть. Тогда ему пришлось бы искать нужный проем наощупь в кромешной тьме. Но, на его счастье, вскоре он заметил блики на стене.

Готовый ко всему, он приблизился к Марте и увидел, что, пока его не было, у нее отошли во́ды. Жидкость стекала с «саркофага» и собиралась в лужицы на полу. Жар прошел, и лицо жены было бледным и сухим. Александр перевел взгляд на ее живот и увидел, как тяжело ворочается в нем ребенок – его сын! - словно ища выход из западни.

- Марта, очнись… надо поработать, - произнес он, тронув ее за плечо.

Девушка открыла глаза. Один глядел куда-то вверх и вбок, другой – прямо на него с жадным, настойчивым обожанием.

Пытаясь вспомнить хоть что-то из просмотренных за жизнь фильмов, он перевернул жену на спину, снял с себя рубашку, и скрутив ее валиком, подсунул ей под поясницу.

- Надо поработать, - повторил он и, задрав подол сарафана, стянул с нее трусики и развел колени, - Он готов. Просто помоги ему.

Марта молчала. Тело ее ежеминутно скручивали судороги, но Александр видел, что она уже к этому не причастна. Организм сам пытался выполнить свою работу.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем из ее лона в потоке густой кровавой слизи высунулась крошечная изломанная ручка. Завыв от бессилия и понимая, что сам он не сможет придать ребенку правильное положение, он в отчаянье вгляделся в лицо жены. Та была уже мертва – застывшие глаза с легким удивлением смотрели мимо него.

Он озирался в поисках чего-нибудь острого, чем можно было бы вспороть живот и вынуть младенца, но комнатушка была пуста. Да и сомневался он, что смог бы сделать это, будь у него даже целый арсенал режущих инструментов.

Долго он сидел, глядя на ручку и против воли представляя ее черпающей хлопья с молоком из глубокой, яркой миски. Смутно представлялись его серые глаза и черные материнские волосы, или, наоборот, светлые волосы и черные глаза... Но все это, непременно, в безмятежности залитой утренним солнцем кухни.