Страница 22 из 28
«Истязание мученика Бетховена». Рисунок Н. Степанова
М. И. Глинка и Л. И. Шестакова. Фотография С. Левицкого
Карл Богданович Шуберт (1811—1863), композитор и дирижер. Портрет работы неизвестного художника
«Первоначальная полька». Титульный лист
В марте 1852 года Глинка по желанию Л. И. Шестаковой записал польку, которую, по его словам, «играл в 4 руки с [18]40 года». Вскоре он передал пьесу издателю К. Ф. Гольцу, и под названием «Первоначальная полька» она той же весной была напечатана «в пользу неимущих, призреваемых Обществом посещения бедных».
Тоже с благотворительной целью «в пользу вдов и сирот» 2 апреля 1852 года Л. И. Шестакова («именно сестра, а не я»,— подчеркивал Глинка в «Записках») устроила концерт Филармонического общества главным образом из музыки Глинки. В тот вечер композитор впервые услышал в оркестровом исполнении под управлением К. Б. Шуберта свои сочинения «Ночь в Мадриде» и «Камаринскую». На репетиции музыканты сделали Глинке овацию, и многие из них с чувством обнимали его.
Между тем хлопоты о получении нового заграничного паспорта благополучно окончились. За несколько дней до отъезда, может быть, снова по настоянию Людмилы Ивановны, с них вместе и с Глинки отдельно лучший в то время петербургский фотограф С. Л. Левицкий сделал снимки — дагерротипы. Композитор выглядит на них полным человеком старше своих лет, одетым в удобное широкое платье, с украшенной кистью вышитой мурмолкой на поседевших длинных волосах. Слегка обернувшись вправо, серьезно и сосредоточенно глядя вперед, Глинка словно прислушивается к слышной ему одному внутренней музыке.
В честь дня своих именин он выпустил на волю забавлявших его зимой певчих птиц — двух пеночек и юлу. Через два дня, 23 мая 1852 года, Людмила Ивановна, друзья и приятели Глинки проводили его и дона Педро за границу. Они ехали во Францию, но конечной целью путешествия композитор наметил себе Испанию.
Снова была весна. Снова светлой зеленью расцветились полные прелести птичьего гомона придорожные леса. Только в душе Глинки меньше было теперь стремления к новым местам, меньше радостного предчувствия новых впечатлений. К счастью, на второй день пути в карете заняла место одна «довольно красивая барыня». Ее появление приятно скрасило Глинке долгий путь до Варшавы. Тут же в дилижансе он сочинил для нее «маленькую мазурку», поэтичную пьесу в стиле Шопена.
«Мазурка, сочиненная в конце мая 1852 в дилижансе». Автограф
М. И. Глинка. Фотография С. Левицкого
Джакомо Мейербер (1791— 1864), немецкий композитор и дирижер. Гравюра по рисунку Ш. Фохта
В день приезда Глинки в Берлин его навестил в гостинице неизменно доброжелательный к нему, «обходительный и любезный» Дж. Мейербер. В разговоре он, между прочим, спросил: «Как это случилось, г-н Глинка, что мы знаем вас только по вашей известности, но не знакомы с вашими сочинениями?» — «Это очень естественно,— ответил ему Глинка,— я не имею обыкновения быть разносчиком собственных произведений».
Через Ганновер, Кёльн, Страсбург и Нанси, где они осматривали по пути музеи, соборы и разные достопримечательности, по железной дороге и снова в «мучительных дилижансах» путешественники добрались наконец до Парижа. «Не без удовольствия» Глинка ступил на его землю 19 июня/1 июля 1852 года. «Много, много прежнего былого отозвалось в душе». «Славный город! превосходный город! хороший город! — местечко Париж»,— восклицал композитор в письме к Л. И. Шестаковой, написанном на следующий день. (Правда, к концу этого последнего своего пребывания там мнение Глинки о французской столице изменилось в противоположную сторону.) Уже свой первый вечер в Париже Глинка провел в Елисейских полях в обществе Анри Мериме, вскоре ставшего его неизменным спутником при осмотре музеев и в прогулках по старому Парижу. Изучением «исторических древностей» и памятников классического искусства, размышлениями о его путях и судьбах русского искусства было ознаменовано все это пребывание Глинки в Париже.
Вместе с Мериме он осматривал Лувр — «чудо, как собрание живописных полотен и мраморных скульптур». «Непостижимой красоты» картины Веронезе, «превосходнейшие экземпляры» созданий Рафаэля, Тициана, Корреджо, Пуссена, античные статуи Венеры Милосской, Тибра произвели на Глинку неизгладимое впечатление. Собрание средневековых шпалер, витражей, лиможских эмалей они видели в готическом отеле де Клюни невдалеке от древних храмов св. Северина и св. Юлиана-нищего. Они бродили по кривым переулкам на острове Ситэ, возле собора Нотр-Дам, узким улочкам Латинского квартала и Марэ.
Париж. Отель де Клюни. Гравюра Тришона с рисунка Э. Тьерона
Попытка Глинки уехать в Андалузию окончилась неудачей. В «Записках» он писал о том, что «хвороба» не допустила его до Испании. «Беспрерывные страдания» от «раздраженных нервов», ощущение замирания в вагоне на пути в Авиньон и далее в Монпелье позволили доехать только до Тулузы. Через три недели он и дон Педро возвратились в Париж. «Шибко, нелепо постарел я, милый барин; удовольствия света не по силам»,— писал через некоторое время Глинка П. П. Дубровскому, рассказывая этот эпизод из своего заграничного пребывания.
Потянулась «домоседная» и приятая жизнь без серьезных событий. Глинка музицировал в гостиной друзей Анри Мериме г-на и г-жи Дюпор; молодые девушки приходили к нему брать уроки пения (итальянского «в особенности»). Встречался он и с русскими друзьями и знакомыми — Н. А. Мельгуновым, актером В. В. Самойловым и путешественником А. Д. Салтыковым.
Радостно принял Глинка известие о рождении дочери Оленьки у сестры Людмилы Ивановны Шестаковой в марте 1853 года.
Но творчески этот период жизни композитора оказался бесплодным. Начатую им в сентябре 1852 года работу над давно задуманной симфонией «Тарас Бульба» требовательный к себе композитор вскоре оставил. Как говорил Глинка в «Записках», при сочинении симфонии он не смог «выбраться из немецкой колеи», то есть не идти по проторенным путям германского классического симфонизма, а найти собственную «колею» ему в данном случае не удалось.
Несмотря на покой парижской жизни, неспешное течение дней, занятых чтением писателей-классиков и сказок из «1001 ночи», прогулками в садах Тюильри или Ботаническом, на климат «сухой и умеренный», через год Глинка затосковал по России. Сообщая Людмиле Ивановне еще в конце 1852 года о том, что не может в Париже продолжать начатые сочинения, он писал: «...Решительно чувствую, что только в отечестве я еще могу быть на что-либо годен».
«Скучно мне на чужой стороне»,— жаловался Глинка ей же летом 1853 года. К концу следующего года «ностальгия» его еще более возросла. Стремясь вернуться на родину, он засыпал сестру поручениями приискать квартиру в Петербурге на зиму и нанять домик в Царском Селе на лето. Разразившаяся весной 1854 года Крымская война ускорила отъезд Глинки и дона Педро «из Вавилона, сиречь из Парижа».