Страница 7 из 16
При мысли об этом меня передёрнуло. Врачей я, конечно, уважаю, особенно бесплатных и старых, но работать в этой сфере, пипец, как не хочу. А почему я должен, собственно, работать или учиться? Неужели со знаниями из будущего я не смогу себе на жизнь с маслом заработать?
Так-с… Крипты пока нет, инвестиций тоже, компьютер я изобрести не смогу, книгу написать (Гарри Поттера или Пятьдесят оттенков бестыжего, например) и прославиться, тоже не сумею. Не помню я ни одной книги на память. Ставки на спорт делать? Или как это сейчас называется? Лотерея? Беспроигрышный вариант для любителя спорта. Только я не любитель диванных матчей. В спортзал очно ходил, а по телеку не смотрел. Так что, этот вариант тоже отпадает.
Остается только одно… По проторённому пути. Придётся поступать в школу милиции. Осознав это, мне вдруг стало намного легче. Будто с души упал камень, размером с задницу борца сумо. Хотя где-то в глубине сознания моя гаденькая темная сторона нудела и скрипела голоском Голлума: «Опять в ментовку, опять заново жизнь профукать. Пока твои одноклассники бизнес строили и коттеджи покупали, ты в задах сидел и всухомятку чебуреки трескал. Ты этого снова хочешь?».
– Мы пришли, – вздохнула Катя и остановилась возле серой, как стандартная мышь пятиэтажки. – Ну, до завтра…
– До завтра, – улыбнулся я.
– Квартиру сам найдёшь? Вон смотри, у тебя свет в окошке горит. Мама твоя не спит ещё. Не ждеёт она тебя так рано…
– А отец где? – нахмурился я.
– Ты что? – Катя изменилась в лице. – Нет у тебя отца…
– Да шучу я, – соврал я. – Знаю, что нет, тебя проверял… Ну всё, я пошёл.
Я наклонился вперёд и чмокнул Косичкину в губы. Та налилась краской и немного отпрянула.
– Ты что? – выдохнула она.
– А что такого? – я непонимающе на неё уставился.
Не привык, чтобы на мои поцелуи так реагировали девушки, с которыми я под ручку по ночному городу брожу.
– Это же… Неприлично…
– Так, я не понял, – уже нахмурился я. – Мы с тобой дружим или нет?
– Дружим! – закивала девушка.
– А в чём тогда дело?
– Мы, как комсомольцы дружим, как одноклассники…
– А-а-а, – скривился я. – Понятно, что у вас… У нас все по-комсомольски. Ладно, пока.
Я развернулся и побрёл в сторону своего подъезда. Косичкина проводила меня мечтательным взглядом и растворилась в глубине улицы.
Неплохая девчонка, но странная. Хотя, сейчас все девушки такие. Эгоцентричные шаболды ещё не народились. Их принесёт поколение нулевых…
Я шагал по пустому подъезду. Пахло жареной рыбой и беломором. Поднялся на второй этаж и остановился перед неказистой, обитой потрескавшимся дерматином, дверью. Вот и мой новый-старый дом. Я вспомнил эту дверь, с истертой до зеркального блеска дверной ручкой и прилипшей к стене под многочисленными слоями зелёной краски круглой кнопкой звонка.
Но звонок не работает. Я это помнил. Тихо постучал. За дверью послышались шаги. Щёлкнула щеколда и дверь распахнулась.
– Привет, мам…
Глава 4
Передо мной стояла женщина лет сорока с усталым взглядом и тронутыми сединой густыми волосами, скрученными в тугую шишку на голове. Ситцевый подвыцветший халат скрывал крепкую, но чуть сгорбленную фигуру. Наверняка в молодости она была красавицей, но сейчас её что-то надломило.
То, что это была моя мать, я ничуть не сомневался. Лишь только я её увидел, в голове всплыли знакомые образы, и я её узнал. При виде её, по жилам приятным теплом разлились эндорфины. В той жизни родителей я не знал. В детдоме вырос. А теперь вот самому интересно. Как это… Иметь семью в детстве. Хотя какое детство? Лоб уже семнадцати лет (раз закончил десятый, значит, столько мне) под метр восемьдесят вымахал. Ну лучше поздно, чем никогда и ни с кем.
Мать удивленно вскинула тонкие дуги бровей:
– Андрюша? А ты почему так рано? Случилось чего?
– Всё нормально, мам (мне почему-то было приятно её так называть, хотя фактически, она не моя мать, а лишь моего биологического тела). – Устал просто…
– Всё ясно, – вздохнула она. – Опять тебя Быков со своими дружками доставал? Эх… Ну в кого ты у меня такой тихоня? Друзей бы завел, глядишь, в обиду тебя не дали…
– У меня что? Нет друзей?
– А ты, будто не знаешь, – мать посмотрела на меня с укоризной. – Сидишь дома целыми днями, как сыч, да в книжки пялишься. Ну хоть толк будет с этих книг и то ладно. Вот поступишь в медицинский, комнату в общежитии дадут, стипендия будет. И мне легче станет.
Я разулся и очутился в крошечной двушке с потёртыми высохшими обоями из красноватой бумаги и старой мебелью югославской полировки. Здесь нельзя было заблудиться, и я сразу нырнул в ванную вымыть руки.
Крашенные в общажно-синий цвет стены ванной оказались лишены кафеля. С побеленного потолка грустно свисала лампочка на черном проводе, измазанным высохшими каплями известки.
Медный потемневший кран натужно заскрипел, выдавая порцию воды. Да-а… Небогато мы живем.
Я вышел из ванной и направился на кухню. Деревянное окно открыто и в воздухе летали хлопья тополиного пуха. Они перекатывались по столешнице старинного буфета дореволюционных времён. Я уселся за стол, накрытый потрескавшейся клеёнкой в зеленую клетку.
– Есть будешь? – не дожидаясь моего ответа, мать плеснула в тарелку красного, еще дымящегося борща с запахом наваристой говядины и чеснока. Достала из неказистого ЗИЛовского холодильника с выпуклой дверцей, больше напоминавшего капсулу криосна, кусок замёрзшего сала и порезала на затертой почти до дыр разделочной доске. Борщ и сало… Я чуть слюной не подавился. Ещё бы пятьдесят грамм холодненькой. Но, не надо забывать, что я вчерашний школьник. Да ещё и советский.
– Знаешь, мам, – пробубнил я с набитым ртом. – Я передумал поступать на врача. Не моё это, людей щупать и давление мерить.
Тишина повисла в воздухе. Слышно, как оглушительно тикают висящие на стене маятниковые часы с кукушкой. Хотя кукушка давно сдохла.
Мать пришла в себя и вздохнула. Села рядом, подперев голову руками.
– Как? Ты столько готовился, я работала на двух работах, чтобы достать тебе все учебники, чтобы ты ни в чем не нуждался, чтобы смог спокойно готовиться… И всё зря?
Голубые глаза матери потухли и превратились в серые. Ещё немного и в них появится блеск капель. Я поёжился.
– Не моё это, лечить людей, – как можно более мягче проговорил я.
– И кем же ты хочешь стать? На завод пойдёшь? Я думала в люди выбьешься. Хирургом станешь, ну или стоматологом. А если продвинешься до завотделением, то госдачу и квартиру дадут. Зарплата неплохая. Так и будем без телевизора жить? Наш «Рассвет» сломался, а на новый денег так и не скопили.
– На завод точно не пойду, – замотал я головой, – а учиться буду (мне всего лишь диплом нужен, но в советское время его не купить).
– И на кого?
– На милиционера.
– Пришла беда, открывайте ворота! – всплеснула мать руками. – На них что, учат разве?
– А как же… Высшая и средняя школы милиции есть. Можно сразу, конечно, пойти работать со школьным образованием, но там в армии надо отслужить вначале, и возьмут тебя только на сержантсткую должность. ППС-ником каким-каким – нибудь или в комендантскую группу на ключах сидеть. Не моё это. Мне звание надо нормальное получить. После средки оно быстрее будет – два года учёбы, и ты – младший лейтенант. Потом вышку можно заочно добить. Два года, считай, сэкономлю. Опять же гос. обеспечение, не общага, конечно, а казарма, но в штат сразу зачисляют в должности слушателя учебного заведения МВД СССР. Зарплата почти, как рядовому капает, а это побольше, чем стипендия в меде. Стаж службы сразу идет. Так что не переживай, нормально всё будет.
Мать сидела с раскрытым ртом и хлопала глазами:
– Ты когда это всё узнал? И говоришь так странно. Будто не ты это. Не мямлишь, а все чётенько разложил по полочкам.
– Вчера всё узнал, – соврал я. – Как передумал на медика поступать, так узнал.