Страница 74 из 303
«Беженцы, бегущие на восток, встретили на пути своем построенную заклинателями стену, за которую им не дозволено было войти. Каждые несколько дней небеса затягивали тучи, и тогда нечисть бушевала по всей равнине. Простые люди за стеной гибли тысячами, кровь их как алая река омыла нижние земли[125.11]. К сентябрю всякое сообщение между Верхним и Нижним Царством было прервано. В течение семнадцати дней беженцам за стену не доставляли продовольствие. Люди начали бороться за еду, большинство переселенцев попали под влияние злой энергии инь и погибли...»
В хронике было написано, что из-за вырвавшихся в смертный мир демонов все больше простолюдинов Нижнего Царства пытались обезопасить свои семьи и перебраться в более благополучное Верхнее Царство, но всем этим людям отказали в убежище, бросив на произвол судьбы без еды и крова. Ради выживания голодные люди начали убивать друг друга.
О застилавшем небо кровавом шторме, что бушевал в те дни, сейчас напоминали лишь пара строк на бумаге. Прочитав их, Чу Ваньнин почувствовал тяжесть на сердце.
«Молодой господин Сюэ и молодой господин Мо с Пика Сышэн возглавили поход заклинателей против зла, свившего гнездо в самом центре земель Сычуани. После того как Лунчэн уничтожил тысячи демонов, обратив противника в бегство, имя Сюэ Мэна было покрыто славой. Мо Жань в одиночку закрыл Адский Разлом, в совершенстве повторив технику, созданную его учителем Чу Ваньнином, чем потряс весь мир совершенствования».
Хотя Чу Ваньнин понимал, что описанный здесь Разлом не был таким обширным и опасным, как тот первый, с которым им пришлось иметь дело, его глаза распахнулись от удивления:
— Он в самом деле смог своими силами закрыть Разлом?
Заглянув дальше, он прочитал еще много историй о Мо Жане, который путешествовал по миру, уничтожая всякого рода нечисть.
«...В восточных землях поселился демон засухи[125.12], но по какой-то причине покровительствующая тем местам Усадьба Битань долгое время отказывалась вмешаться и пресечь его бесчинства. Услышав об этой беде, Мо Жань пришел на помощь и три дня сражался с демоном на реке Хуанхэ. Наконец, он срубил голову демона и сжег его тело, однако и молодой господин был тяжело ранен: живот вспорот, ребро сломано. К счастью Цзян Си, глава ордена Гуюэе...»
Кончики пальцев Чу Ваньнина похолодели.
«Молодой господин был тяжело ранен: живот вспорот, ребро сломано».
Чей живот? Чье ребро? Мо Жаня?
Чу Ваньнин не был из тех, кто не может с первого раза прочитать верно, но ему не хотелось верить написанному здесь. Он перечитал эту строку четыре или пять раз, а затем положил палец на это место в книге и прочитал снова, медленно, слово за словом:
«Мо Жань пришел на помощь...», «три дня сражался с демоном...»
Перед глазами Чу Ваньнина появился силуэт человека в легких латах, надетых на простую походную одежду. Его сапоги захлестывали бушующие желтые воды реки, холодный осенний ветер бросал в лицо холодные брызги, но он крепко сжимал в руке сверкающую алую ветвь божественной ивы.
«Он срубил голову демона и сжег его тело, однако и молодой господин был тяжело ранен….»
Рука Чу Ваньнина сжала бумагу так, что костяшки пальцев стали такими белыми, словно были вырезанными из нефрита.
Перед его внутренним взором возникла эта сцена: яростно полыхающий Цзяньгуй с жутким свистом обрушился на череп демона, забрызгав все вокруг черной зловонной кровью. Но в этот миг острые когти умирающего демона пронзили живот Мо Жаня, ломая ему ребро.
Потеряв голову, чудовище накренилось и с грохотом рухнуло в воду, перекрыв своим огромным телом русло руки. Мо Жань, который уже не мог твердо держаться на ногах, тоже упал на берегу. В считанные минуты его одежда пропиталась кровью...
Чу Ваньнин медленно закрыл глаза.
И долго, очень долго не открывал их. В тишине ночи только чуть дрожали влажные ресницы.
Во всех книгах, что он прочел, его ученика теперь называли не иначе, как образцовый наставник Мо.
Читая эти слова, Чу Ваньнин почувствовал себя так странно, что никаким словами не передать.
У него никак не получалось связать воспоминания об улыбчивом ленивом юноше с этим «образцовым наставником Мо». Он пропустил слишком многое в жизни Мо Жаня, и если завтра ему удастся вернуться, сможет ли он хотя бы узнать его?
За эти годы его ученик заработал много шрамов и сам стал образцовым наставником.
Почему-то от этой мысли на сердце стало тревожно.
Несомненно, он горел желанием увидеть Мо Жаня, но в то же время, он боялся этой встречи.
В расстроенных чувствах он ворочался полночи и заснул очень поздно.
Пусть этот человек уже даже умер однажды, возродившись, он все также не умел заботиться о себе и заснул среди разбросанных на кровати книг, даже не укрывшись одеялом. Он был очень слаб, его духовная энергия не восстановилась полностью, и поскольку никто не осмелился вторгнуться в Павильон Алого Лотоса, чтобы разбудить его, проснулся Чу Ваньнин только вечером следующего дня.
Он открыл окно и долго молчал, глядя на алый закат.
Последние лучи закатного солнца отражались от гладкой поверхности пруда. Дикий журавль[125.13] медленно скользил по линии горизонта. Усталая птица спешила вернуться в свое гнездо.
Судя по всему уже настал час петуха[125.14]...
Он провел в постели ночь и почти весь день?
Кровь отхлынула от лица Чу Ваньнина. Вцепившись рукой в оконную раму, он чуть не сломал ее.
Позорище! Праздник в его честь, приготовленный для него главой, вот-вот начнется, а он все еще сонный, одежда и волосы не в порядке... Что ему делать? Что же делать? Что?!
В глубине души он был очень взволнован.
— Юйхэн! — как назло, именно этот момент выбрал Сюэ Чжэнъюн, чтобы заявиться на его гору. Толкнув дверь, он ввалился в комнату и, обнаружив там Чу Ваньнина, сидящего на кровати с очень странным[125.15] выражением лица, шокировано замер.
Полная идиома: горы и реки слишком высоки и глубоки, чтобы поддаваться измерению.
— Почему ты еще не встал?
— Встал, — если бы не выбившаяся из волос прядь, упрямо лезущая на лоб, Чу Ваньнин, возможно, даже смог бы сохранить свой строгий образ. — В чем дело, глава? Что случилось, чтобы вы почтили меня личным визитом?
— Ничего такого, просто я целый день не видел тебя и начал волноваться. — Сюэ Чжэнъюн потер руки. — Поднимайся, по-быстрому приведи себя в порядок и приходи в Зал Мэнпо. Перед уходом великий мастер Хуайцзуй сказал обратить особое внимание на то, что тебе можно будет принимать пищу только через сутки после пробуждения. Так как очнулся ты вчера в это время, как раз уже можно. Я приказал приготовить побольше твоих любимых блюд: львиные головы с крабовым мясом и засахаренный лотос с клейким рисом[125.16]. Давай уже, переодевайся и пойдем вместе.
— Глава, спасибо за вашу любезность и искреннее беспокойство, — услышав про львиные головы и засахаренный лотос, Чу Ваньнин решил особо не утруждаться, а просто заменить пару деталей одежды и сразу пойти с Сюэ Чжэнъюном.
В конце концов, львиные головы с крабовым мясом надо есть горячими, ведь если они остынут, то потеряют весь свой неповторимый вкус.
— Да не за что, совсем не за что, — наблюдая, как он обувается, Сюэ Чжэнъюн потер руки и, вдруг словно что-то вспомнив, сказал: — Ох, точно, есть еще кое-что.
Чу Ваньнин и раньше в житейском плане был полный профан. После пяти лет «летаргического сна» он все еще чувствовал себя заторможенным и не сразу мог собраться с мыслями. Он уже обулся, когда сообразил, что надел носки задом наперед, правый сапог на левую ногу, а левый на правую. Ему потребовалось время, чтобы понять, что не так, после чего он начал неспешно переобуваться.
125.11
[125.11] 血流漂杵 xuèliú piāochǔ сюэлю пяочу «палицы плавали в льющейся крови» — обр. в знач.: бойня; река крови, в которой не тонет даже боевое оружие.
125.12
[125.12] 魃 bá ба — миф. демон, способный вызывать засуху.
125.13
[125.13] 野鹤 yěhè ехэ «дикий журавль» — поэт. обр. в знач.: отшельник.
125.14
[125.14] 酉时yǒushí юши «час петуха» — время с 5 до 7 часов вечера; в древности стандартный китайский час был равен двум часам.
125.15
[125.15] 高深莫测 gāoshēn mòcè гаошэнь моцэ «высота и глубина совершенно неизмеримы» — обр. в знач.: трудно постижимый, весьма загадочный, недоступный для понимания.
125.16
[125.16] 桂花糖藕 guìhuā táng ǒu гуйхуа тань гоу — клейкий рис с приготовленными на пару корнями лотоса засахаренными в османтусовом сиропе с красными финиками.