Страница 40 из 303
— Что? – Мо Жань опешил. — Твою жизнь?
— Именно, мою жизнь, – кажется, Мо Жаню все же удалось задеть Жун Цзю за живое, и тот совсем сник.
— Знаете, как я умер?
— …
Похоже, это и правда давно кипело у него внутри, и теперь, стоило поднять крышку, как столб пара вырвалось наружу. Жун Цзю больше не мог сдерживать эти чувства и, прежде чем Мо Жань успел слово сказать, его лицо исказилось до неузнаваемости от ярости.
— Этот человек по фамилии Чан[112.2] оказался таким коварным[112.3]. Когда он понял, что я вам больше не нравлюсь, счел меня бесполезным. Он скормил мне эту бородатую байку, что искренне любит меня, но его семья против того, чтобы мы были вместе из-за того, что я шлюха из борделя, поэтому нам нужно реже встречаться. А я и правда был слепым. Верил, что его чувства ко мне глубоки[112.4], что это решение обусловлено только волей его родителей, и что он сдался перед давлением обстоятельств… Тьфу! Как я мог верить во все эти его лживые россказни?!
— Тогда тебе следует злиться на господина Чана, а не на меня.
— Почему я злюсь на вас? — с ненавистью спросил Жун Цзю. — Тех ценностей, что я скопил, было достаточно, чтобы выкупить себя из борделя, но когда господин Мо все украл, я совсем пал духом. Я больше не мог жить там, но без денег на выкуп уйти не мог, поэтому решился на побег. Если бы вы меня не обокрали, я бы не оказался в таком жалком положении!
— Так... ты сбежал?
— Верно, и отправился к нему домой, – с ненавистью ответил Жун Цзю. — Но Син Чан мне даже двери не открыл, хотя за мной гнались эти цепные псы из охраны борделя. В конце концов, эта попытка сопротивляться судьбе провалилась, и меня схватили, вернули назад, жестоко избили и снова заперли там.
Мо Жань пробормотал себе под нос:
— Но этот Чан сказал, что ты поехал в Цайде, чтобы навестить родственников, и был убит во время прорыва границы Призрачного Царства.
— Ха! – женоподобное лицо Жун Цзю язвительно сморщилось. — Да он настоящий сказочник! Родственники? Откуда у меня родственники в Цайде?!
— …
— Разве господин Мо не сказал мне, что здесь я буду жить на острие ножа? Я расскажу, что значит жить на острие ножа! – Жун Цзю распалялся все больше. Черты его лица так сильно исказились, что сейчас он и впрямь стал похож на злого духа. — А давайте я поведаю вам, как я умер! Это все вы виноваты, мои любимые клиенты! Ха-ха… мои благодетели[112.5]!
— Я долго сидел взаперти в борделе без еды и воды, страдая в одиночестве. Никто даже не искал меня, никому не было дела до того, жив я или мертв. Прошло много дней, и я совсем потерял надежду, но неожиданно Син Чан пришел ко мне в слезах и рассказал, что тогда не впустил меня, так как боялся, что его родители в гневе прикажут слугам меня убить, если он откроет двери!
Мо Жань покачал головой, услышав подобную очевидную ложь:
— Ты просто не мог в такое поверить.
— Нет, — глаза Жун Цзю влажно блеснули. — Я поверил.
— …
— Конечно, я поверил! — его скрытая обида прорвалась сквозь неестественный смех, уголки его губ скривились в натянутой улыбке. — Почему бы мне не поверить? Выбор верить или нет может быть лишь у человека, которому есть из чего выбирать. А на что было рассчитывать мне? Я продавал свое тело за жалкие подачки и пустые обещания. Да, я поверил ему, а иначе у меня не осталось бы надежды и желания жить.
Он сделал паузу, прежде чем продолжить:
— Син Чан сказал, что пришел, чтобы сдержать свое обещание и забрать меня в свой дом. Но так как его родители не смогут вот так сразу принять меня, мы какое-то время будем жить в небольшом городке по соседству.
— В городе Цайде?
— Да, в Цайде.
Мо Жань переменился в лице, сообразив, что именно произошло дальше.
Жун Цзю продолжил, подтверждая его догадки:
— Я был так рад, тут же собрал все свои вещи. Хотя и собирать-то было нечего, ведь все, что я заработал, годами продавая свое тело, вы украли, так отблагодарив меня за подаренные минуты любви и ласки. Но тогда это не сильно заботило меня, ведь я верил, что теперь у меня есть господин Чан... Ох… – он замолк. На секунду из-за прошившей его тело судороги улыбка превратилась в жуткую гримасу. Сквозь зубы Жун Цзю, процедил: — Молодой господин Чан.
— Он обманом заманил тебя в Цайде и там убил?
— Нет... — Жун Цзю рассмеялся, но в глазах его была горечь и боль. — Это не он убил меня. Все вы, каждый из вас! Каждый внес свою лепту в мою смерть. Отрезав мне все другие пути, обчистив меня до нитки, вы, все вы убили меня!
Жун Цзю перевел дыхание и продолжил:
— Когда мы прибыли в Цайде, этот господин из семейства Чан привел меня в большую усадьбу. Огромный дом был холоден и пуст: в нем не было ни слуг, ни работников. Он сказал, что мы поживем здесь какое-то время и постепенно наладим быт, а пока я отдыхаю с дороги, он сходит на рынок за необходимыми вещами. И я послушно остался ждать его. А потом он вернулся вместе с каким-то мужчиной…
При этих словах Мо Жань переменился в лице:
— Ты смог разглядеть внешность этого человека?
— Нет, — Жун Цзю вздохнул. — На нем была маска и плащ с капюшоном, поэтому ничего о нем сказать не могу… Я увидел, как Син Чан опустился перед этим мужчиной на колени и так пресмыкался перед ним, так заискивающе улыбался, что даже я с моим опытом ублажать клиентов мог бы позавидовать его прыти. Жаль, он не видел, как отвратительно это выглядело со стороны. С этим мужчиной они говорили обо мне. Син Чан сказал, так как раньше я был физически близок с вами, в моем теле остались какие-то остатки древесного духа, и я подхожу для жертвоприношения. Мне сложно было понять о чем они говорят, ведь я не даос и никогда не стремился стать небожителем.
Мо Жань невольно отшатнулся, чувствуя, как деревенеет тело и волосы встают дыбом.
Ему-то как раз все сразу стало ясно. Конечно, когда он развлекался с Жун Цзю, вместе с телесными соками вливал в его тело какое-то количество своей древесной сущности. Этот фальшивый Гоучэнь искал кого-то на замену ему, а у Жун Цзю как раз осталось немного принадлежавшей ему древесной духовной энергии. Пусть ее было совсем мало, но она была достаточно чистой и полностью подходила для техники жертвоприношения.
— О том, что произошло потом, сказать ничего не могу, – лицо Жун Цзю приняло обычное легкомысленное выражение, но весь его дух буквально пронизывал холод разочарования и одиночества. — Как видите, господин Мо, я мертв.
Случись такое в прошлой жизни, или сразу после возрождения, Мо Жань наверняка бы лишь презрительно фыркнул и насмешливо сказал: «Сдох ты, ну и что? Я-то тут причем?»
Но сейчас ему было совсем не до смеха.
Ему и правда был противен Жун Цзю, потому что тот не гнушался никакими средствами и не останавливался ни перед чем. В прошлой жизни он даже замышлял лишить его духовных сил. Однако и сам Мо Жань в прежней жизни, хотя и любил предаваться любовным утехам с Жун Цзю, никогда не относился к нему искренне. Поэтому сейчас, в загробном мире, вот так вдруг услышав эту исповедь, он испытал очень противоречивые чувства.
Мо Жань подумал о всех тех незримых узах[112.6], что против воли связали его с другими людьми, и решил, что надо с этим заканчивать прямо сейчас. Хватит!
Он глубоко вдохнул и выпалил на одном дыхании:
— Жун Цзю, за все, что случилось с тобой, прости меня.
За всю его жизнь у Жун Цзю никто ни разу не просил прощения. Широко открыв глаза, он уставился на Мо Жаня, как будто впервые увидев его, потом долго изучал его, осмотрев с ног до головы, пока, наконец, не сказал:
— Даже если вы признали свою вину, я все равно не скажу вам, где находится этот человек с портрета.
112.2
[112.2] 姓常的 xìng cháng de син чан де — досл. «человек по фамилии Чан»; фамилия персонажа 姓常 Xìng Cháng Син Чан — «обычная жизнь», где 姓 xìng Син — фамилия; носить фамилию; жизнь; 常 cháng чан — обычный/заурядный.
112.3
[112.3] 歹毒 dǎidú дайду «порочный яд» — диал. злой; жестокий; коварный; вредоносный.
112.4
[112.4] 情深意重 qíng shēnyì zhòng цин шэньи чжун — глубокие чувства и сильные желания.
112.5
[112.5] 恩客 ēnkè энькэ — «милостивый посетитель»; диал. любимый клиент (проститутки).
112.6
[112.6] 千丝万缕 qiānsī wànlǚ цяньсы ваньлюй — тысячи шелковинок и десятки тысяч нитей; обр. : многочисленные незримые узы, тесная связь с кем-то.