Страница 34 из 303
— Я не могу… У меня нет денег, чтобы купить лекарство...
Кто-то сочувствующе вздохнул, кто-то поднял руку, чтобы потеребить жемчуг на шее, кто-то даже так расчувствовался, что смахнул слезу.
— Как жаль.
— Да! Да!
— Вижу у тебя такая тяжелая жизнь, так что я дам тебе несколько монет, — с этими словами толстая старуха достала свой кошель. Вытащив пригоршню золотых монет, она начала скрупулезно перебирать деньги, в итоге убрав «неподходящие» в кошель. В конце концов на дне денежного мешка ей все же удалось нашарить три медяка. Взвесив в руке монетки, она вернула две из них в мешок, а одну положила в протянутые натруженные руки.
Вручив свое подаяние, эта благочестивая старуха для порядка пролила две слезинки и сказала с состраданием в голосе:
— Девушка, ты это заслужила, бери...
Сжав в ладони медную монетку, добытую с риском для жизни, бедная танцовщица пробормотала:
— Премного благодарна…
Премного благодарна…
Но где же та, кто так великодушно пообещала ей десять золотых монет? Гневно бранясь, она уже покинула рыночную площадь.
Не обращая внимания на кровоточащую ногу, спотыкаясь на каждом шагу, женщина бросилась следом, надеясь догнать богатую госпожу и попросить отдать обещанную награду. Но сопровождавший беременную женщину охранник с бранью толкнул на землю эту нищенку. Он орал так громко, что голос его было слышно на другом конце улицы...
— Что за невезение! Чудо, что моя госпожа не потеряла ребенка, когда ты залила всю землю своей грязной кровью. Что если бы наш господин узнав, что из-за тебя пострадала его любимая невестка, умер от разрыва сердца? И не постыдилась ведь требовать вознаграждение! Кто заставлял тебя запрыгивать на этот шест? Скажи спасибо, что твоя кровь не забрызгала мою госпожу, иначе... ты так легко не отделалась бы! Пошла вон!
Охранник бил ногами упавшую на землю женщину, но так как семья, которой он служил, была богата и уважаема в Линьи, никто не вмешался и не заступился за нее. Словно раздавленный сапогом ничтожный муравей она корчилась и дрожала, не в силах защититься.
Никто не хотел протянуть ей руку помощи…
Никто не желал оказать материальную поддержку...
Она вложила в этот танец всю свою жизнь и получила взамен лишь холодное равнодушие и вонючий медяк.
Давшая ей эту монету набожная старуха, сказала, что это то, что она заслужила.
И она не смела роптать, ведь это была целая медная монета. Но что можно купить на нее? Если обменять ее на простую кукурузную лепешку, на плошку жидкой каши уже не хватит. Из-за раны на ноге завтра она не сможет танцевать и тогда, что будет с ее ребенком… Ее сын такой маленький и худой, а теперь по ее вине он снова должен будет голодать...
Эта мысль стала последней каплей. Не выдержав, она упала на грязную землю и, свернувшись калачиком, взвыла от боли. Услышав эти душераздирающие рыдания, наблюдавшие за всей этой сценой люди лишь раздраженно вздыхали, многие начали расходиться по своим делам.
Вдруг маленький, грязный и плохо пахнущий ребенок выскочил из толпы.
Как загнанный зверек Мо Жань бросился к валяющейся в грязи женщине:
— Мама! Мама! —кричал он, крепко вцепившись в ее тело своими маленькими ручками.
Безродное[110.8] дитя обнимало свою мать-простолюдинку[110.9].
Так ничтожные букашки[110.10] хватаются за соломинку[110.11]. Так брошенное в воду после жертвенного обряда соломенное чучело[110.12] цепляется за ряску[110.13], чтобы избежать стремительного течения.
Когда танцовщица увидела его, в ее глазах отразились удивление и паника. Только что она была слабой и сломленной женщиной, но стоило ей увидеть сына, как в ней проснулась мать, и она тут же перестала плакать. Жизнь их и без этого была тяжела. Каждый день она засыпала в аду, а просыпалась в чистилище, но она не хотела, чтобы ее ребенок видел ее слабой и беспомощной.
На лице матери еще не высохли слезы, а она уже лучезарно улыбнулась своему малышу.
— Ай-яй-яй, посмотри-ка на себя, почему ты здесь? С мамой ничего не случилось, это просто маленькая царапина… Вот, смотри…
Она взяла его маленькую ручку и положила в мокрую ладошку с таким трудом заработанную медную монетку.
Мо Жань протестующе затряс головой. Крохотное грязное личико было мокрым от слез.
— Этого хватит, чтобы купить лепешку… иди, купи ее и возвращайся. Мама подождет тебя, и мы пойдем домой.
Домой?
Но где этот дом?
Этот полуразрушенный сарай для дров?
Они спали там уже несколько дней, после того как их выгнали из загона для овец…
У Мо Жаня перехватило дыхание, в глазах вспыхнуло неукротимое пламя, и он сказал:
— Мама, ты посиди и подожди немного.
— Куда ты собрался?.. Не безобразничай...
Мо Жань подобрал с земли нож и звонким ясным голосом громко закричал, привлекая людей, которые уже начали расходиться:
— Господа! Дядюшки и тетушки, барышни и молодые герои, пожалуйста не расходитесь! Для вас мы покажем еще один уникальный трюк! Не проходите мимо, уважаемые, оцените сами…
Хотя он был еще совсем мал, его духовный потенциал был очень высок. Хотя Мо Жань никогда его не культивировал, его способности были выше, чем у обычных людей, к которым природа не была так щедра.
Мо Жань взял в руку нож, сосредоточился, зажал острие в ладони, а потом с криком сломал его на две части и бросил их на землю перед собой.
Собравшиеся вокруг зеваки были поражены. Даже несколько даосов, затесавшихся в толпе, выказали изумление:
— А неплохо для такого малыша!
— Давай еще раз!
На этот раз Мо Жань взял в руки два ножа и тем же способом расколол оба лезвия.
— Отлично! – кто-то в толпе захлопал.
— А давай три!
Когда Мо Жань взял три ножа, толпа возбужденно загомонила. Но чем больше было ножей, тем тяжелее было их сломать.
— Дядюшки и старшие сестрицы, поощрите меня немного и я прибавлю еще ножей.
Этим людям нужно было зрелище, они принялись доставать самые мелкие медные монеты и бросать их на землю перед ним.
И ради этих медных монет Мо Жань сжал еще нож и еще один, и так до тех пор пока своими изрезанными ладонями он уже не мог переломить их. Наевшись падали, стервятники взмахнули своими черными как смоль крыльям и разлетелись.
Мо Жань бережно собрал с земли все медяки, и, усердно очистив их от грязи, протянул своей заплаканной матери.
— Мама, тут хватит тебе на лекарство, —малыш улыбнулся.
Женщина больше не могла сдерживать слезы: неудержимым потоком они текли по ее щекам.
— Сынок… — срывающимся голосом прошептала она, — ты такой добрый мальчик… Дай маме посмотреть на твою руку…
— Я в порядке... — его чистая сияющая улыбка обожгла сердце матери. Она заключила его в объятия и разрыдалась:
— Твоя мама действительно бездарная. Так плохо забочусь о тебе… Ты еще совсем малыш, но из-за меня вынужден терпеть унижения и страдать...
— Это не важно, – прошептал Мо Жань, согревшись в теплых материнских объятиях. — Мама, когда ты со мной, я не страдаю... Когда вырасту, я сделаю так, чтобы ты жила хорошо и каждый наш день будет как праздник.
Женщина улыбнулась и смахнула слезинки, спрятавшиеся в уголках глаз:
— Не так уж и важно, что наша жизнь не похожа на праздник. Сынок, пока ты растешь в безопасности и добром здравии, этого достаточно… достаточно для меня.
Мо Жань кивнул, а потом мягко отстранился и сказал:
— Мама, когда я вырасту, больше никто и никогда не посмеет тебя обидеть. Никто не посмеет притеснять и обманывать тебя. И я заставлю всех этих людей извинился перед тобой, а если откажутся, тогда пусть тоже танцуют на ножах. Я...
110.8
[110.8] и [9] 卑贱 bēijiàn — низкого (незнатного) происхождения, ничтожный, презренный.
110.10
[110.10] 蝼蚁 lóuyǐ лоуи медведки и муравьи - обр. насекомые, бессловесные скоты; ничтожество, слабый и бессильный человек; человек с низким социальным статусом.
110.11
[110.11] 草芥 cǎojiè цао цзе - как «горчичная трава» - незначительная, ничтожная, очень дешевая; метафора для самой тривиальной и бесполезной вещи.
110.12
[110.12] 刍狗 chúgǒu чугоу - соломенная собака, чучело собаки (в древнем Китае соломенная собака использовалась для жертвоприношений, по окончании обряда ее выбрасывали) - обр. ненужная, бесполезная вещь, хлам; метафора для дешевой вещи, выброшенной после использования.
110.13
[110.13] 浮萍 fúpíng фупин - бот. ряска малая (Lemna minor L.); обр. непостоянство жизни, неуверенность в постоянно меняющемся мире.