Страница 296 из 303
Если бы он просто сказал «нет», даже при наличии неопровержимых улик прямо перед глазами, Сюэ Мэн все равно предпочел бы поверить Учителю. Но именно это полное доверие не позволяло Чу Ваньнину соврать, поэтому ему оставалось только молча смотреть на то, как сидящий перед ним Сюэ Мэн почесывает затылок и вздыхает, не находя себе места от волнения[209.1].
Он не хотел, чтобы его ложь прозвучала слишком категорично.
Глядя, как Сюэ Мэн продолжает извиняться, без продыху ругая себя за глупость и бестактность, Чу Ваньнин почувствовал угрызения совести, разъедающие его сердце изнутри. К счастью, все эти внутренние переживания никак не отразились на выражении его лица, похожем на спокойную гладь воды в древнем колодце.
— Сюэ Мэн… — тихо позвал он.
Сюэ Мэн тут же замолчал, ожидая, что он скажет.
Вот только что он должен был сказать?
«Мне очень жаль. Надеюсь, что ты окончательно не разочаруешься во мне и в будущем все так же будешь называть меня своим наставником»?.. Но он не мог так сказать, потому что это звучало слишком мягко, жалко и банально, но в то же время и очень жестоко.
Как он мог просить Сюэ Мэна полагаться на него, что бы ни случилось с ними в будущем? В этом мире все преходяще. На протяжении жизни люди проходят через встречи и разлуки, ссоры и примирения. Они растут, меняются и отбрасывают старое, так же, как молодые побеги бамбука, что постоянно тянутся вверх: рано или поздно внешний слой отмирает и отслаивается, жухнет и превращается в грязь.
Сюэ Мэн проживет еще не одно десятилетие, и на протяжении всех этих лет не так много людей смогут остаться рядом с ним. Старые дела и старые друзья со временем превратятся в змеиную линьку, в тесный внешний покров подросшего побега бамбука.
Не дождавшись продолжения, Сюэ Мэн еще шире открыл свои круглые глаза и с беспокойством позвал:
— Учитель?
— Не важно, — небрежно отмахнулся Чу Ваньнин, — мне кажется, ты слишком себя накрутил и тебе нужно немного успокоиться. Думаю, было бы неплохо, если бы ты разыскал старейшину Таньлана и попросил у него пару флаконов с Ароматной росой Тапира.
Сюэ Мэн: — …
— У тебя есть еще какое-то дело?
Чуть подумав, Сюэ Мэн ответил:
— Да, есть.
— Какое?
— Учитель, вы в самом деле планируете признать Наньгун Сы своим учеником? — этот вопрос долгое время бередил душу Сюэ Мэна. — В таком случае разве он не станет моим старшим братом-наставником?
— …Для тебя это так важно?
— Да, — Сюэ Мэн сконфуженно потеребил край своей одежды, — прежде я был первым учеником, а если теперь считать и его, тогда я не…
Увидев его таким, Чу Ваньнин почувствовал, что мгла в его душе немного прояснилась, а сам он не может удержаться от едва заметной улыбки.
Госпожа Ван с детства излишне баловала Сюэ Мэна, а когда появился Мо Жань, этому ребенку даже нравилось соперничать со своим двоюродным братом на глазах у родителей, но Чу Ваньнин никак не ожидал, что взрослый Сюэ Мэн продолжит вести себя подобным образом. Одного появления Наньгун Сы оказалось достаточно, чтобы он принял это на свой счет и, распушив свой павлиний хвост, тут же бросился выяснять, кто из них первый, а кто второй.
Чу Ваньнин ответил:
— Это не имеет значения, для меня вы все равны.
— Но это важно, я не согласен, чтобы он считался старшим учеником! Хотя он первым преклонил колени перед Учителем, признали вы его последним. Я, конечно, не возражаю, если Учитель примет его, но сможет ли Наньгун Сы принять тот факт, что будет последним и самым младшим учеником? — Сюэ Мэн был очень серьезен в этом вопросе. — Я ведь тогда буду называть его младший брат Наньгун.
— …Это тебе решать.
Настроение Сюэ Мэна тут же улучшилось, а вот желание уйти значительно поубавилось.
Прячущийся за пологом кровати Мо Жань начинал нервничать и беситься, думая про себя: «Хватит молоть языком, мелкий ты хуй! Надо и меру знать! Свали уже! Катись отсюда! Выметайся!»
Но Сюэ Мэн и не думал сваливать, ведь у него открылось второе дыхание, на котором он и обратился к Чу Ваньнину:
— Есть еще одно дело, о котором я хотел поговорить с Учителем.
— Да? — довольно равнодушно отозвался Чу Ваньнин. — Говори.
Мо Жань: — …
— Дело в том, что сегодня Мо Жань напомнил мне о том, что ранее Учитель согласился вышить для него носовой платок…
— Ах, это?.. Да, но я еще не вышил его. Ты тоже хочешь?
Глаза Сюэ Мэна сразу загорелись:
— А мне тоже можно?
— С самого начала я хотел вышить по платку для каждого из вас, — ответил Чу Ваньнин, — но из-за постоянной занятости все время откладывал.
Услышав эти слова, Сюэ Мэн был приятно удивлен, а Мо Жань совершенно ошеломлен и потерян.
Не… не только для него одного?
В тот же миг его захлестнула жгучая обида. Как назло, Чу Ваньнин повернулся к Сюэ Мэну и за разговором даже не заметил, как потемнело его лицо.
Пока окончательно избавившийся от мглы сомнений Сюэ Мэн с воодушевлением и бурным восторгом обсуждал с Чу Ваньнином, какую именно вышивку на платке он хочет видеть, Мо Жань, обдумывая эту мысль, становился все мрачнее. К тому же, увидев своими глазами, как хорошо ладят между собой Чу Ваньнин и Сюэ Мэн, даже понимая, что между ними ничего такого нет, он не мог избавиться от кислого вкуса ревности.
— Поллию трудно вышить, но если ты хочешь узор с поллией, то по возвращении я проконсультируюсь с госпожой Ван.
— Трудно вышить? — Сюэ Мэн на миг обомлел. — Тогда не утруждайте себя, вышейте что-то попроще. Учитель, а что вы любите вышивать?
— …На самом деле, я не очень силен в цветочных орнаментах, да и птиц вышиваю не слишком хорошо, — немного смутившись, Чу Ваньнин прочистил горло, прежде чем продолжил, — лучше всего я умею вышивать Сутру Сердца[209.2].
— ..?
— Когда я был молод, в храме Убэй меня… меня научил Хуайцзуй. Я… — прежде, чем он договорил, его брови вдруг сошлись над переносицей, цвет лица немного изменился, а губы сжались в тонкую линию.
Сюэ Мэн растерялся:
— Учитель, что случилось?
— … — Чу Ваньнин, чуть помедлив, ответил, — ничего… у тебя есть еще какие-то вопросы ко мне?
— Э... да, было еще что-то, но я вдруг забыл, сейчас вспомню… — Сюэ Мэн низко опустил голову и задумался. Как только он отвел глаза, Чу Ваньнин не смог сдержать облегченного вздоха. С трудом контролируя сбившееся дыхание, он уставился сверкающими от негодования глазами на того самого человека[209.3], что все это время прятался в глубине его кровати.
Перед этим Мо Жань просто сделал несколько недвусмысленных, возбуждающих движений, чтобы намекнуть Чу Ваньнину, что пора бы уже выставить из комнаты засидевшегося Сюэ Мэна. Кто же мог предположить, что пристальный взгляд покрасневших глаз неспособного оказать открытое сопротивление Чу Ваньнина вмиг разожжет в его сердце бушующее пламя.
В нем всегда было слишком сильно животное начало, так что в некоторых аспектах отношений для него было естественно идти на поводу у примитивных звериных инстинктов, но все же он терпел и из последних сил удерживал под контролем свои животные желания, потому что слишком сильно любил Чу Ваньнина и чувствовал себя очень виноватым перед ним. Глубокая любовь и чувство вины сковали его по рукам и ногам и защелкнулись железным кольцом на шее внутреннего зверя, не позволяя ему переходить грань допустимого в постели.
Но сейчас раздражение и ревность расплавили стальной ошейник. Не проронив ни слова, Мо Жань уставился на Чу Ваньнина влажными, черными как смоль глазами, в которых разгорался опасный огонь, а потом сделал нечто совершенно безумное.
Отделенный от пребывающего в раздумьях Сюэ Мэна лишь пологом, он нагнулся и с головой залез под парчовое одеяло, а потом, неспешно скользя по длинным, стройным и крепким ногам Чу Ваньнина, подтянулся повыше.
209.1
[209.1] 抓耳挠腮 zhuā ěr náo sāi «хвататься за уши и чесать щеки» — обр. быть в замешательстве, не находить себе места от волнения.
209.2
[209.2] 般若波罗蜜多心经 bōrě pōluómìduō xīnjīng баньжо боломидо синьцзин — будд. «Праджняпарамита хридая сутра», «Сутра сердца»: गते गते पारगते पारसंगते बोधि स्वाहा — гатэ, гатэ, парагатэ, парасамгатэ, бодхи, сваха.
209.3
[209.3] 那个人 nàgerén нагэжэнь — тот самый человек; суженый: предназначенный судьбой спутник жизни.