Страница 294 из 303
Стоило Чу Ваньнину подарить ему хоть немного любви, и он почувствовал себя так, словно выпил самое сильное в мире любовное зелье.
В конце концов, Мо Жань отбросил все тягостные мысли. Крепко притиснув Чу Ваньнина к стене, он вжался в него всем телом и начал яростно целовать, давая выход своему безумному желанию. Довольно скоро они стали задыхаться от недостатка воздуха, уголки их глаз покраснели, а сердцебиение участилось. Между поцелуями Чу Ваньнин вдруг чуть отстранился и, нахмурившись, сказал:
— Свет…
— Разве он уже не погашен?
Продолжая целовать его губы, облизывать мочки ушей и шею, Мо Жань услышал, как Чу Ваньнин, старательно сдерживая желание застонать, прошептал ему на ухо:
— Нет, зажги…
Мо Жань замер.
— Хочу видеть тебя, — сказал Чу Ваньнин.
Зажегся свет.
Тьма ушла.
Первым, что он увидел, были блестящие и ясные, упрямые и решительные, самые прекрасные в мире глаза Чу Ваньнина. Нежный румянец возбуждения лишь слегка коснулся, словно покрытого инеем, холодного лица, целиком и полностью захватив кончики ушей.
— Я хочу видеть тебя, — повторил Чу Ваньнин.
Мо Жань вдруг почувствовал такую ужасную боль в сердце, что казалось еще немного — и он умрет... Как мог этот, покрытый ранами отвратительный комок плоти, когда-то не знавший жалости и сострадания, под этим любящим взглядом продолжать жить?
Не выпуская Чу Ваньнина из своих объятий, Мо Жань поцеловал его, а потом приложил его ладонь к своей груди — туда, где пульсировало сердце.
— Запомни это место, — сказал он.
— …
— Если когда-нибудь мою вину невозможно будет простить, — потершись кончиком носа о нос Чу Ваньнина, он продолжил таким же тихим низким голосом, — своими руками убей меня. Ударь прямо сюда.
Чу Ваньнин вздрогнул и недоверчиво уставился на него:
— Ты сам понимаешь, что говоришь?
Мо Жань улыбнулся, и в этой прекрасной улыбке, кроме искренности и очарования образцового наставника Мо, отчетливо проступила и толика безумия Наступающего на бессмертных Императора.
— Мое духовное ядро сформировано благодаря тебе, и мое сердце теперь твое. Если однажды мне придется умереть, эти две вещи должны принадлежать тебе. Только тогда я смогу…
Он не стал договаривать.
Растерянность и ужас, которых он никогда раньше не видел в глазах Чу Ваньнина, заставили его умолкнуть на полуслове.
В конце концов, Мо Жань опустил взгляд и, горько усмехнувшись, сказал:
— Это просто шутка. Я только хотел сказать…
Он крепко обнял своего любимого. Неизвестно, будет ли у него еще когда-нибудь такой шанс.
— Ваньнин…
«Я люблю тебя, хочу тебя, не могу жить без тебя.
Я так много хочу сказать тебе, но, как и в прошлой жизни, не могу и рта открыть».
Чу Ваньнин все еще находился в растерянности и смятении. Он никак не мог понять, насколько же большую ошибку надо было совершить, чтобы сказать подобное.
Но стоило Мо Жаню поцеловать его, и в его мыслях тут же воцарился хаос, а ведь раньше он так гордился своим умением сохранять холодный разум в любой ситуации. Хотя, может быть, дело было вовсе не в поцелуе Мо Жаня, а в его нежелании думать об этом сейчас.
Отчаяние подогревает страсть, словно капля масла, упавшая на зажженный факел.
Желание вмиг вышло из-под контроля. Охваченные безумием примитивной жажды обладания, они сорвали с друг друга верхнюю одежду, еще не добравшись до кровати. Когда Мо Жань навалился на Чу Ваньнина, придавив его к смятой постели, тот уже не был так застенчив и робок, как в первый раз.
Мужская похоть по сути своей достаточно примитивна и груба, поэтому и удовлетворить ее довольно просто. Быстро справившись с завязками на его исподнем, Мо Жань, склонив голову, начал целовать и посасывать его член. Иногда он поднимал глаза, чтобы в тусклом свете лампы увидеть расфокусированный взгляд Чу Ваньнина и его выгнутую напряженную шею.
Сколько еще раз они займутся любовью?
Два? Один?
Очень скоро они поднимутся на гору Цзяо и, возможно, сразу же столкнутся лицом к лицу с закулисным злодеем. Если против них действительно будет использована техника Вэйци Чжэньлун, единственный человек, который сможет быстро и доходчиво объяснить ее суть людям — это он сам.
После этого все тайное станет явным[208.3].
Но сейчас, отчаянно переплетясь с Чу Ваньнином телами на этой постели, он обманывал своего Учителя и самого себя, убеждая, что в будущем у них будет еще множество возможностей.
Что они всегда будут вместе.
Если любовь и страсть могут навечно связать их неразрывными узами, с заката и до полудня он жаждал заниматься с ним любовью, и, засыпая, сплестись телами и запутаться в друг друге так, чтобы не распутаться до рассвета. Когда же первый луч солнца рассеет ночную тьму, он мечтал нежными ласками разбудить его, чтобы среди бела дня на сбитой постели они могли предаваться разврату, чувствуя себя такими бесконечно грязными, бесконечно любимыми, бесконечно желанными.
Мо Жань сжал их члены вместе, поглаживая и надрачивая.
Глаза Чу Ваньнина заволокло туманом желания, дыхание стало частым и поверхностным. В такт движениям Мо Жаня, его губы чуть приоткрывались и закрывались, а взгляд становился все более расфокусированным и отрешенным.
В самый упоительный момент, когда они были близки к кульминации, внезапно кто-то постучал в дверь.
Чу Ваньнин резко пришел в себя, и румянец возбуждения вмиг сошел с его лица. Мо Жань тут же закрыл ему рот ладонью, не позволяя издать ни звука, так что в комнате вмиг воцарилась тишина. Вот только сам Мо Жань и не думал останавливаться, продолжая яростно двигать другой рукой, доводя их обоих до такой желанной разрядки.
Чу Ваньнин хотел покачать головой, но Мо Жань так крепко держал его, что он только и мог что смотреть на него своими глазами феникса, в которых читались возбуждение и страдание, злость и разочарование.
— Учитель, вы здесь?
Услышав этот голос, Чу Ваньнин рассердился еще сильнее и зло уставившись на Мо Жаня, тихо хлопнул рукой по деревянному изголовью.
Мо Жань тяжело сглотнул, так что его кадык очень сексуально перекатился, после чего низким севшим голосом пробормотал:
— Да. Я знаю, что это Сюэ Мэн.
— Учитель?.. — так и не дождавшись ответа, Сюэ Мэн пробормотал, — Странно, свет-то горит… Учитель?!
Несмотря на смущение Чу Ваньнина, Мо Жань, похоже, и не собирался обращать внимание на нежданного гостя. Он по-прежнему лежал на нем и с наслаждением предавался разврату. Чу Ваньнину оставалось предположить, что из-за того, что в комнате было довольно темно, Мо Жань принял яростный огонь в его глазах за туманную дымку вожделения.
— Учитель?
Ученик снаружи не собирался уходить, а ученик в его постели не думал останавливаться. Оказавшись между молотом и наковальней, Чу Ваньнин так разозлился, что в отчаянии укусил Мо Жаня за палец. Только после этого Мо Жань отдернул руку и поднял на него свои темные глаза, в которых, казалось, плескалась затаенная обида.
Его тихий голос вдруг стал обжигающе-низким и обволакивающе-вкрадчивым:
— Ты так больно укусил меня…
— От боли не умер, ну и ладно, — прошипел Чу Ваньнин, пытаясь успокоить вконец сбившееся дыхание. Бросив на Мо Жаня суровый предупреждающий взгляд, он ответил человеку за дверью, — я уже в постели, в чем дело?
— Ой, да ничего важного, — ответил Сюэ Мэн. — Просто я… я никак не могу заснуть. Разные мысли одолевают, вот я и решил поговорить с Учителем…
Его голос мало-помалу затихал, и было легко представить, как снаружи Маленький Феникс с каждым словом все ниже опускает голову.
Чу Ваньнин: — …
Что происходит? Почему именно сегодня ночью у этих двоих появилось желание излить ему душу?
Чу Ваньнин почувствовал тревогу и, шлепнув лежащего на нем Мо Жаня, тихо сказал:
— Вставай и одевайся быстрее.
Мо Жань тут же широко распахнул глаза и с совершенно щенячьим выражением уставился на него:
208.3
[208.3] 水落石出 shuǐ luò shí chū шуй ло ши чу «вода спала — камни обнажились» — обр. в знач.: все скрытое станет очевидным, все тайное становится явным.