Страница 209 из 303
— Что ты делаешь?
— Это просто барьер, отгоняющий холод, — ответил Мо Жань, одарив его теплым и нежным взглядом, — на такой высоте слишком холодно.
Чу Ваньнин не стал с ним спорить.
Барьер Мо Жаня оказался очень похож на тот, что обычно создавал он сам, вплоть до проступивших на духовной сфере яблоневых цветов, только у Чу Ваньнина они сияли расплавленным золотом, а у Мо Жаня — алым огнем.
Под этим полупрозрачным барьером, который по сути спасал лишь от холода, он вдруг почувствовал себя под защитой и даже океан под ними уже не казался таким устрашающе темным. Напряженное тело Чу Ваньнина постепенно расслабилось, сбившееся дыхание стало более ровным и размеренным.
Сидящий рядом с ним Мо Жань с улыбкой сказал:
— Учитель, посмотрите вон туда.
— Куда?
— Там, видите?
— ...
Чу Ваньнин долго смотрел в том направлении, куда указывал Мо Жань, но ничего примечательно так и не увидел. Нахмурившись, он сказал:
— Кроме луны ничего там нет.
— Вот именно, это луна.
Удивленный Чу Ваньнин на миг замер, после чего спросил:
— И что в ней такого? С земли она выглядит точно так же.
Мо Жань улыбнулся:
— Это первый раз, когда я любуюсь луной вместе с учителем.
Чу Ваньнин ничего не сказал. Когда Мо Жань уже и не ждал ответа, Чу Ваньнин вдруг прошептал:
— На самом деле это не так. Мы с тобой уже смотрели на нее раньше.
— ...Что?
Сбитый с толку Мо Жань повернулся и удивленно уставился на него.
Бледное лицо Чу Ваньнина в свете луны было похоже на белые лепестки цветка, раскрывшегося навстречу луне. Густые ресницы прикрывали темные глаза, в глубине которых, словно на дне морском, скрывались неведомые ему воспоминания.
— Это было слишком давно, ты, должно быть, уже не помнишь, — сказал Чу Ваньнин, — а впрочем, это не так уж и важно.
Мо Жань не знал, что и сказать. В общей сложности он прожил дольше, чем сидевший рядом с ним Чу Ваньнин. Многие воспоминания сгладились и стерлись из его памяти, так что, возможно, Чу Ваньнин помнил и хранил вместо него в своем сердце то, что он давно забыл.
Сейчас, глядя на его профиль, он не мог не испытывать горькую вину, но был в ней и привкус медовой сладости. Внезапно память подбросила ему образ парчового мешочка, и Мо Жань вспомнил, о чем вчера хотел спросить Чу Ваньнина... почему он так бережно хранит их сплетенные волосы и воспоминания о минутах, проведенных с ним…
В городе Цайде и в озере Цзиньчэн...
Во время Небесного Раскола он пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти его.
Почему?
Раньше он не решался строить настолько смелые догадки, считая, что это было бы слишком дерзко и нагло с его стороны.
Но маленькие открытия последних двух дней раздули греховное пламя в его волчьем сердце.
Почему?
— Учитель.
— А?
Горячая кровь прилила к сердцу Мо Жаня, в горле пересохло от неутолимой жажды, а в глазах вспыхнуло обжигающее пламя желания. Внезапно ему захотелось прямо сейчас придвинуться ближе и поцеловать его, а потом, набравшись храбрости, задать всего один вопрос... я тебе нравлюсь?
В этот момент, когда на этом мече они зависли между небом и землей, он сам вдруг оказался в плену неясной иллюзии.
Словно им обоим удалось, наконец, избавиться от прошлой любви, ненависти, вражды, освободиться от оков этого мира и оказаться в новом — таком же светлом и чистом, как свет луны, пробивающийся сквозь легкие облака.
Мо Жань почувствовал, как нежный саженец в его груди превратился в огромное дерево и теперь, когда его толстые корни глубоко проникли в мертвую землю, воздух наполнился густым запахом плотского желания.
Заметив, что Мо Жань слишком долго молчит, Чу Ваньнин повернул к нему голову и спросил:
— Что случилось?
Мо Жань молчал. У него кружилась голова от невыносимой жажды обнять и поцеловать его, прямо сейчас завладев им целиком и полностью.
Он непроизвольно наклонился вперед и внезапно осознал, что, несмотря на благотворное влияние защитного барьера, Чу Ваньнин переменился в лице, а его плотно сжатые губы побледнели до синевы. Неосознанно скрестив руки на груди, он вцепился побелевшими пальцами в тонкую ткань одежды.
Даже напуганный Чу Ваньнин продолжал держаться и надеяться только на себя.
На мгновение Мо Жань словно окаменел.
Опасный огонь в его глазах погас, превратившись в тлеющие угольки, похожие на фонари рыбацких джонок в ночном море.
Осталась только нежность.
Изначально Мо Жань хотел просто схватить Чу Ваньнина за талию и, прижав к себе, впиться поцелуем в его сладкие губы, но вместо этого он только горько улыбнулся.
Он хотел бы схватить эти холодные руки и согреть их своим теплом, но после небольшой заминки лишь аккуратно накрыл своей ладонью руку Чу Ваньнина с тыльной стороны.
— Ты… — на бледном лице Чу Ваньнина тут же появился яркий румянец, но он быстро опомнился и, не теряя бдительности, хрипло спросил, — что ты делаешь?
Он хотел убрать руку, но Мо Жань не спешил ее отпускать. Чу Ваньнин почувствовал, как его ледяные пальцы утонули в уютном тепле этой горячей и широкой ладони.
— Не нужно всегда полагаться только на себя, — сказал Мо Жань. — Я рядом, и вы можете опереться на меня.
Даже если бы Чу Ваньнину удалось остаться спокойным и невозмутимым, он бы не смог проигнорировать теплоту и заботу, которые были вложены в эти слова.
А ведь были еще и эти смущающие сердце черные как смоль глаза, торжественно и серьезно смотревшие на него с нежностью и любовью. От охватившей его паники сердцебиение Чу Ваньнина стало похоже на капли обрушившегося на землю проливного дождя, что с каждой секундой становился все яростнее и сильнее.
Не осмеливаясь взглянуть в глаза Мо Жаню, он отвернулся и опустил голову.
Как же жарко.
Как может быть так жарко на высоте в тридцать пять метров над землей?
Чу Ваньнин всегда сохранял спокойствие и высоко держал голову, но сейчас, лишенный брони, с обрезанными когтями, он словно ступил на неизвестные земли. Столкнувшись лицом к лицу с открытостью Мо Жаня, он оказался застигнут врасплох и все его обычные способы защиты перестали работать.
Распахнув неприступную раковину моллюска, Мо Жань обнаружил дрожащую нежную плоть. Белый жемчуг и обнажившаяся мякоть оказались прямо перед его носом.
Лишившись своей раковины, этот надменный и сдержанный мужчина вдруг испытал панический страх и беспомощность.
Что же делать...
Что ему нужно сказать?
Он...
Чу Ваньнин вдруг четко осознал, что его ладонь все еще крепко сжимает рука Мо Жаня.
Он не знал, что делать, был слишком взволнован и растерян, чтобы мыслить ясно. Его глаза покраснели, и он инстинктивно попытался выдернуть захваченные в горячий плен кончики пальцев.
Но ничего не получилось, ведь Мо Жань даже не думал отпускать его.
Ладонь Чу Ваньнина стала влажной от пота.
— Не убирай.
— …
В хватке Мо Жаня было столько силы, настойчивости и отчаянного упорства, что в какой-то момент Чу Ваньнин вдруг всем сердцем ощутил скрытую в этих его словах горечь.
Не сводя с него лихорадочно горящих глаз, через какое-то время Мо Жань произнес своим сводящим с ума низким и хриплым голосом:
— Чу Ваньнин...
— ...Как ты меня назвал?
— ...Да, я был непочтителен.
Сердце грозилось прямо сейчас выскочить из груди Чу Ваньнина и пуститься в бега. Он так не нервничал, даже когда пытался взлететь, стоя на мече. Все эти эмоции были слишком непривычными и пугающими, но он все еще отчаянно боролся, бросив все силы на то, чтобы устоять и не упасть в эту бездну.
Спрятав глаза, ему удалось выдавить:
— Что ж, хотя ты и допустил ошибку, но все не настолько...
В этот момент сердце Мо Жаня достигло точки кипения и, отбросив все сомнения, он просто выпалил:
— Ваньнин.
«...безнадежно…[179.1]» — это последнее слово Чу Ваньнин так и не успел произнести.
179.1
[179.1] 无药可救 wú yào kě jiù у яо кэ цзю «нет спасительного средства (лекарства)» — обр. неизлечимый; неисправимый.