Страница 208 из 303
Несмотря на все эти благие побуждения, в глубине души Мо Жань все еще хотел превратить Чу Ваньнина в лозу, что послушно обовьется вокруг его пальца, и податливую родниковую воду, что омоет его грубое тело. Он хотел раздавить его в своих объятьях, навеки став неразделимым с ним плотью и кровью. В этом он был похож на большинство мужчин, которые испытывали пугающую жажду обладания в отношении глубоко и искренне любимых людей.
Таков уж был инстинкт, заложенный в них природой.
Этот инстинкт собственника агрессивно подталкивал Мо Жаня к тому, чтобы запереть Чу Ваньнина под замок, а потом без сна и отдыха снова и снова переплетаться с ним и обладать им, неистово и пылко вбиваясь в его покорное тело.
Он страстно желал, чтобы Чу Ваньнин днями напролет возлежал на мягких подушках в тепле и уюте, среди роскоши и курящихся благовоний, и чтобы никто, кроме него, никогда не смог увидеть его.
Он жаждал, чтобы всю жизнь это тело вечно принадлежало только ему и грело лишь его одного.
Он мечтал, чтобы с этой кожи не сходили поставленные им засосы, и чтобы разбуженный в нем ненасытный зверь мог каждую ночь вгрызаться в эту сладкую плоть, наполняя нутро горячей любовью до тех пор, пока хотя бы немного не удовлетворит свой чувственный голод.
Однако любовь заставила Мо Жаня проникнуться состраданием.
Это чувство вынудило его считаться с желаниями Чу Ваньнина. Теперь он хотел видеть его воодушевленным и полным сил, верхом на легконогом скакуне или выступающим против суетного мира с мечом в руке, одним взмахом длинного рукава сметая облака, словно свежевыпавший снег.
Он был готов позволить ему вознестись до небес и, возвысившись над всеми деревьями в лесу, накрыть все живое тенью своей доброты и человеколюбия. Согласен потворствовать его стремлению раскинуть над миром свою пышную крону, и позволить ветру и дождю ломать его ветви и срывать листья.
Так любовь надела кандалы на его инстинкты и обуздала его животные желания. Заставила скромно опускать глаза и подавлять сжигающий сердце жар, впредь строго придерживаясь правил приличия.
В этой жизни он был согласен навеки запереть в клетку свою животную натуру и вырвать из ее пасти остро заточенные клыки.
Когда-то любовь сделала его собственником и эгоистом, теперь из-за любви он стал терпеливым и бескорыстным.
Ведь только так в итоге он не будет пытаться, как в прошлой жизни, связать и изменить Чу Ваньнина.
Эта запоздалая чистая любовь смогла заставить Наступающего на бессмертных Императора сдаться и по своей воле согласиться остаток жизни просто быть рядом с Чу Ваньнином.
Меч медленно поднялся, постепенно достигнув нужной высоты. Хотя Чу Ваньнин не смотрел вниз, но скрытые длинными рукавами кончики пальцев едва заметно дрожали, а кожа на голове онемела.
Заметив состояние Чу Ваньнина, Мо Жань попытался его успокоить:
— Не бойтесь, это ведь то же самое, что цингун.
— Это другое, — ответил Чу Ваньнин, — в цингуне все зависит только от тебя, а тут решает меч...
— Но мечом-то управляете именно вы.
— Мечом управляет душа меча! — сердито возразил Чу Ваньнин.
Мо Жань: — ...
Кажется, он начал понимать, почему его наставник, который был известен как непревзойденный мастер цингуна, боялся летать на мече. Просто в жизни Чу Ваньнин привык полагаться только на себя, поэтому мог оставаться спокойным, лишь используя собственные силы.
Осознание этого очень расстроило Мо Жаня и ранило его сердце.
— Все хорошо, Учитель, вам просто нужно довериться Хуайше.
Хотя лицо Чу Ваньнина казалось спокойным, но скрыть волнение и панику в глазах у него не получалось. Мо Жань видел, что его лоб покрыла испарина, а ноги дрожат. В таком нестабильном состоянии продолжать этот урок было опасно. Если Чу Ваньнин сейчас упадет с меча, есть вероятность, что его страх укоренится еще глубже, поэтому Мо Жань поспешил предложить:
— Давайте пока закончим.
Чу Ваньнина не пришлось упрашивать, и они тут же спустились. Оказавшись на земле, его наставник немного пришел в себя и сразу спросил:
— Как высоко мы поднялись?
Намеренно преувеличив его достижение, Мо Жань ответил:
— Выше пяти метров.
Чу Ваньнин от изумления широко раскрыл глаза:
— Так много?
— Так и есть! — Мо Жань широко улыбнулся, — Учитель, вы такой крутой, что в следующий раз с легкостью подниметесь выше ста пятидесяти метров.
— ...
Стоило Чу Ваньнину услышать про сто пятьдесят метров, и его побледневшее лицо стало совсем белым. Отмахнувшись, он отвел глаза и молча уставился на Хуайшу.
Немного погодя Мо Жань предложил:
— Учитель, чтобы привыкнуть к ощущению полета, давайте вместе пролетим один круг на моем мече.
— В этом нет необходимости. Не нужно.
— Но, Учитель, стоя на мече, вы ни разу так и не взглянули на землю.
Своими словами Мо Жань попал прямо в цель. Каждый раз, когда Чу Ваньнин летел с кем-то на мече, он смотрел в спину человека перед ним или в какую-нибудь другую точку, стараясь представить, что они все еще на земле.
Мо Жань снова призвал свой меч, специально расширил его чуть больше, чем было необходимо, после чего, наступив на него ногой, обернулся и мягко позвал:
— Давайте, идите ко мне.
Стиснув зубы, Чу Ваньнин собрался с силами и легко вскочил на зависший над землей меч.
— Займите устойчивое положение, — посоветовал Мо Жань.
Следуя его приказу, меч быстро взмыл в воздух и набрал высоту. Сначала Чу Ваньнин как обычно закрыл глаза, но, услышав смех Мо Жаня в своих ушах, пришел в себя и, набравшись храбрости, посмотрел вниз.
Казалось бы, ничего страшного, всего один взгляд, но все волосы на его теле тут же встали дыбом.
Этот сукин сын Мо Жань продолжал набирать скорость, взлетая все выше в небеса. Очень скоро остров Фэйхуа остался далеко позади. Шквальный ветер свистел в ушах и, быстро прокравшись под одежду, пробирал до костей. С единственной опорой в виде меча под своими ногами они летели над морем, черные воды которого этой ночью напоминали огромную пасть древнего гигантского монстра, готовую поглотить неосторожно упавших в нее глупых людишек.
Ресницы Чу Ваньнина задрожали, и он неосознанно снова закрыл глаза. В этот момент он услышал голос Мо Жаня за своей спиной:
— Не бойтесь, с вами ничего не случится.
— Я... не боюсь, — пробормотал Чу Ваньнин, лицо которого стало белее листа бумаги.
Мо Жань с улыбкой ответил:
— Отлично! Не боитесь, значит не боитесь. Тогда, если вам вдруг станет холодно или скучно, просто скажите, и я сразу же верну вас обратно на остров.
Чу Ваньнин ничего не ответил, ведь он прекрасно понимал, что Мо Жань просто дал ему возможность отступить, сохранив лицо.
В конце концов, дрожащий от холода уважаемый бессмертный несомненно выглядит куда лучше, чем уважаемый бессмертный, дрожащий от страха высоты.
Увидев, что несмотря на душевные страдания, этот гордец упрямо отказывается признаться в своей слабости, Мо Жань не выдержал и предложил:
— Я еще немного увеличу меч.
Он поднял руку и увеличил лезвие в несколько раз, так, чтобы можно было встать бок о бок с Чу Ваньнином.
— Учитель, через несколько дней пожар в Линьи потухнет. Мы просто вернемся на Пик Сышэн, но что делать с привезенными нами людьми? — Мо Жань специально завел этот разговор, чтобы отвлечь Чу Ваньнина и помочь ему немного расслабиться.
Несмотря на собственный душевный разлад, Чу Ваньнин смог собраться и спокойно ответить:
— Мы отвезем их в Шучжун.
— А?
— Им лучше будет там, чем в землях Линьи, которые после пожара превратятся в непригодное для жизни пепелище.
Мо Жань кивнул:
— Ладно.
Сердце его сжималось от боли, стоило ему взглянуть на побелевшего Чу Ваньнина. Не выдержав, он сам предложил:
— Может, вернемся?
— Нет, полетаем еще немного.
Мо Жань снова увеличил размер меча и попросил Чу Ваньнина сесть. В конце концов, сидеть и смотреть вниз легче, чем делать это стоя. После этого он принялся плести барьерное заклинание. Краем глаза заметив его действия, Чу Ваньнин повернулся к нему и спросил: