Соловей и кукушка

— И скажу. Время нам нужно. Армия Ролдао любит. От низа до верха. Любой солдат на него, как на бога смотрит. И, мерзавец, хорош. С простыми и нижними прост и справедлив, а верхних во как держит! Любой боец знает, что за Ролдао он — как за каменной стеной.

— А если так, то чего же сам ушёл из армии? — ядовито прошипела Селена.

— А не моё это — строем ходить, — засмеялся Волк. — Моё — коней воровать.

— И упыря хвалить, — процедил ещё один незнакомый голос.

— Ты поосторожней такие вещи говори, — Волк смеялся, но мне стало не по себе от чего-то, промелькнувшего в его голосе на мгновенье. — Я ведь не посмотрю, кто там товарищ, а кто не товарищ. Ты меня знаешь. Не можешь удержать язык — положи в карман. Я дело говорю. Если Ролдао хорош, то так и говорю: хорош. Как командир — хорош, как военачальник — цены ему нет. Как король — хуже не придумаешь. Подтянет полицию, не продохнуть будет. Вот увидите, через год-два все вы в Ингварию убежите. Или ещё куда. Потому что он вас как блох по одному переловит и перещёлкает. Хуже нет, чем врага недооценивать.

— Ну ты, полегче, — зазвучало сразу несколько возмущённых голосов.

— Пока Ролдао жив — армию нам не взять, — продолжал Волк. — Вот с его братцем было бы полегче.

— Предлагаешь убить короля? Как его деда? — оживилась Дафна. — Волк, да ты… Ты вот прямо…

— До Ролдао не добраться, — хмуро отозвался «Топорик». — Да и пора нам отказаться от принципа точечного террора. Уничтожать надо класс, а не одну какую-то личность. Нужно поднимать народные массы…

— Ну, как знаете, — фыркнул Волк. — Моё дело — маленькое.

— Вернёмся к поезду…

Я прижала руку к груди, инстинктивно пытаясь заглушить стук сердца, и попятилась к выходу. И вдруг прямо на меня из двери комнаты вышел Волк. Я застыла в ужасе, понимая, что меня засекли. Он шагнул ко мне, прижал палец к губам, взял за руку и утянул в темноту под лестницей на чердак. Тут было очень мало пространства. Волк втолкнул меня, шагнул вновь в коридор, ногой открыл дверь и, когда та хлопнула, вернулся ко мне. Обнял, прижав к себе, и замер.

— Почему мы терпим в своих рядах таких личностей? — хмуро спросил кто-то. — Либеральный Соловей… Да, положим, он умён, и, положим, бесстрашен, и… Но на большую кровь ради идеи не пойдёт. Но Соловей — ладно. Его есть за что терпеть. А вот этот… Волк? Он же вообще не идейный. Он по куражу с нами, пока ему весело.

— Да, — согласился «Топорик». — Всё это лишь попутчики революции. Временные. Им нет места в будущей свободной Лузитании, но сейчас они нам нужны. Без них нам революцию не сделать. Потому что за Волком рабочий пойдёт, и матрос пойдёт, и солдат — тоже. Вон, как Дафна. Влюбится сразу в такого горячего красавца, увлечётся им. Потому что простой человек не будет читать твои тезисы, товарищ Марио. Потому что ты не умеешь сказать так, чтобы сердце зажглось. А Волк — умеет. И в атаку Волк поведёт, и сам под пулю бросится…

— А если не бросится? Ну, или если пуля промахнётся?

— Значит, потом найдёт. А мировому делу революции сейчас и такие попутчики нужны. Каждому человеку — своё время.

Что-то горячо начала возражать Дафна, но Волк утянул меня за дверь, на этот раз выскользнув из неё бесшумно.

— Ты чего, красивая, подслушивала? — спросил, когда мы отошли от домика в небеснокрышные коридоры. — Зачем?

Я закрыла лицо руками. Сволочи… Такие же, как Ролдао. Только принц не прикрывается красивыми идеями.

Волк развёл мои руки, заглядывая в лицо.

— Эй? Ты чего? Не убьют твоего Соловья, не боись. Побалаболят и проголосуют. И дальше дело не пойдёт.

— Тебя совсем не трогает, что они тебя… попутчиком назвали?

Он обнажил крепкие зубы, засмеялся:

— Так а я и есть — попутчик. Всё правильно они сказали. Мне после их революции в счастливом мире места нет. Я под драку заточен. Мне враг нужен позарез. А в мире без врагов… Скучно.

— Неужели тебе не нравится жить только ради того, чтобы жить? — прошептала я с болью. — Горы, море… Всё так красиво, так… Неужели нельзя просто радоваться и…

— Вот потому ты и не моя девка, — улыбнулся Волк почти добродушно. — И это хорошо, что Соловей тебя раньше нашёл. Со мной бы ты сгорела, Кукушка. У меня мать — ромейка, знаешь таких? Воровка, конокрадка, нож воткнёт так, что не заметишь куда. А отец из благородных. Я с детства учился выживать, я по-другому и не знаю как жить. А Дафна права, ты точно голубых кровей. В тебе совсем нет умения глотку грызть.

Точно. Я почувствовала, как на плечи словно скала водрузилась. Мы как раз подошли к проёму арки. Под нами жил город. И мне стало странно, что я не вижу палевых мундиров, цепью окружающих старый замок. Неужели Ролдао меня всё ещё не нашёл? Я отвернулась от революционера-попутчика и залюбовалась вечереющим видом.

— Это плохо? — спросила устало. — Да, ты прав. Мой отец — инженер. Я — дворянка. И ни разу в жизни не заработала ни песо. Можешь меня ненавидеть.

Волк неожиданно обнял меня со спины, уткнулся лицом в мои волосы.

— Ты мне нравишься, — просто сказал он. — И твой Соловей мне нравится. Вы из другого мира, не из моего. И не будь ты девушкой моего товарища, я бы тебя увёл.

— А как же Дафна?

— Она жёсткая, как я. Боевая. Хорошая девчонка. Настоящий товарищ. А ты… Принцесса, одним словом. Нежная такая. Мягкая. Я, когда сказки читал в детстве, вот такую себе представлял. Не моего поля ягода. Это-то и цепляет.

— Я стрелять умею, — прошептала я, заворожённая его голосом и словами. — И на коне скакать, и….

— Да-да, — шепнул он. — Смешная. Умеет она. Ты хоть кого-то в своей жизни убила?

— Нет, — буркнула я. — Но ты рискуешь стать первым.

Волк снова рассмеялся. Мне стало досадно. Я разжала его руки. Вернее, попыталась, но парень сам меня отпустил.

— И ничего бы не увёл. Я… я Соловья люблю. И очень скучаю по нему. А с вами мне плохо. У вас мир жестокий. Как у Ролдао. У вас тоже нет жалости к тем, кто не такой, как вы. Вы тоже не умеете жить и радоваться жизни. А Соловей умеет. Даже когда ему плохо. Он не живёт ради войны, он живёт, чтобы жить. И борется, чтобы жить. А не живёт, чтобы бороться.

— Очень любишь? — тихо шепнули мне на ухо.

— Да. Очень.

Я резко обернулась. А потом треснула ладонью по щеке. По наглой, немного заросшей щетиной щеке. Потому что нечего ухмыляться так радостно.

Криштиан нежно обнял меня, притянул к себе и тихо засмеялся. Или Алейшо дэ Аншо? Он снова был в своей разбойничьей одежде.

— Прости, — шепнул. — Я не специально. Не смог удержаться.

— И я не смогла, — я уткнулась ему в плечо. — Тебя там свергнуть хотят… Ты слишком либеральный. И попутчик… Так себе у тебя товарищи.

— Я знаю, — рассмеялся Алейшо. — Они уже не первый год меня свергнуть хотят. Хочешь, пойдём в кофейню? Поговорим.

Я посмотрела на него. Измученный. Улыбается, но под глазами тени, и лицо осунулось. Глаза блестят, но скорее лихорадочно.

— Ты ранен? — мой голос дрогнул.

— Да. Сложно драться с Ролдао и не пораниться.

— Сандра…

Его губы дёрнулись от внутренней боли. Криштиан отвёл глаза. «Я никого не смог уберечь…». Теперь ещё и эта смерть на нём, он ведь непременно станет считать, что виноват в гибели сестры.

— Пошли, — сказала я решительно.

Огляделась: Волка не было. Видимо, он первый заметил Соловья и слинял раньше, чем я успела договорить.

Мы спустились вниз по козьей тропинке и вышли на мощёную брусчаткой узкую старинную улочку.

— Почему ты меня сюда отправил, если они так ненадёжны? — тихо спросила я.

— Волк — надёжен, — ответил Криштиан. — И ещё пара человек. Этого достаточно.

— И Селена, — проворчала я.

Принц удивлённо глянул на меня:

— Селена — прекрасный химик. Но она очень преданна идее. Я бы не стал на неё всецело полагаться. Почему ты решила, что…

— Потому что она в тебя влюблена, — прямо ответила я.

Криштиан вновь удивлённо покосился на меня и пожал плечами. Он был как-то рассеяно задумчив.